Синдром петрушки дины рубиной рецензии
Сюжет действа, судя по визгливым выкрикам кукол и ответному смеху в зале, был веселый и назидательный, но Петя видел, что куклы прикидываются и что сами они, их тайная жизнь гораздо значительнее того, что на ширме происходит.
Если что-то не вполне съедобное завернуть в красивую обертку, станет ли оно настоящей конфеткой?
Ладно, усложним задачу, чтобы ответ не казался очевидным. Что если этого несъедобного всего 10 граммов, оно залито сверху толстым слоем качественного швейцарского шоколада и посыпано вкусными орешками, тогда как?
С романом Рубиной у меня именно такая моральная проблема. В нём есть толстый вкусный слой, многое собой прикрывающий и чем-то, безусловно, ценный, но в самой глубине, подо всей аппетитной маскировкой, скрывается абсолютно несъедобный для меня жанр — классическая российская чернуха.
Противоположности, как известно, притягиваются, а если кто-то слишком круто заберет вправо, то рискует оказаться слева — провернётся.
Поэтому последующие вкусности будут в отзыве соседствовать с неаппетитностями. Свет и Тьма, битва Бобра с Козлом и всё такое.
Вкусное номер раз — мир кукол и кукловодов
Главный герой книги, Пётр Уксусов, он же Мартын, он же Петрушка, с детства занимается куклами. Он их мастерит, он их «водит» по сцене во время спектаклей и уличных выступлений, он ими живет. В 8 лет судьба сводит его с увлеченным кукольником, который за несколько лет обучает его основам ремесла. Подробные описания изготовления реквизита и работы с ним (в т.ч. за ширмой провинциального театра) прилагаются.
Похоже, Рубина немало времени потратила на сбор материала — текст изобилует массой интересных деталей, которые простому человеку просто неизвестны. Кукол я люблю, сама когда-то шила и понимаю, что действо это в чём-то действительно почти мистическое, поэтому читать было очень интересно.
Осторожно — неаппетитность! Большое количество узкоспециализированных подробностей наверняка кому-то может показаться скучным.
Кадр из сериала «Синдром Петрушки» (2015). В главной роли — Евгений Миронов
Вкусное номер два — волшебные описания природы и городских ландшафтов
Изобилующее флешбэками действие романа происходит попеременно в Иерусалиме и Праге, на Сахалине и во Львове. Для каждого города Рубина находит потрясающе живые, ароматные слова, рисующие превосходную картинку описываемого ею места. Читая её строки, хочется вскочить с дивана, снять с карточки последние деньги, наскоро покидать в чемодан самое необходимое и, не откладывая, рвануть Туда, бродить по тем самым улочкам, разглядывать те самые здания, искать на стенах те самые изображения и барельефы.
… заваленная снегом, волшебно освещенная гроздьями театральных фонарей Прага — это особый жанр: смесь балета со сновидением в сопровождении стойкого запаха жареных шпикачек.
Осторожно — неаппетитность! Когда автор примерно в том же стиле начинает описывать людей, их речь и события, получается нечто не вполне адекватное реальности (даже особой, кукольной, какую нам тут выстраивают на протяжении всех четырех сотен страниц текста). Более того, в такие моменты Рубина опасно приближается к стилю повествования Макса Фрая, а там уже, простите, не сочная речь, а полнейшее словоблудие.
Кадр из сериала «Синдром Петрушки». В роли Лизы — Чулпан Хаматова
Вкусное номер три — сложные, неоднозначные персонажи
Будущий кукольник Петя в 8 лет утащил из коляски годовалую девочку с огненными волосами, решив, что она будет его главной куклой. Многие годы они с Лизой растворялись друг в друге и мучили(сь) одновременно, неистовствовали и вынужденно разлучались, рожали и хоронили ребенка, любили и ненавидели. Не умели только одного — жить самодостаточно, вне рамок собственного кукольного мира.
Картина с каждой стороны дополняется несколькими красочными штрихами. У Пети — львовская бабушка, а у Лизы — покончившая с собой мать и невесть с чего пустившаяся в бега тётка. Драчливый инвалид-отец и похотливый мудак, женщины-терпилы и женщины, попытавшиеся взять судьбу в свои руки, семейные тайны и фамильные предания, легенды о Холокосте и еврейских проклятиях, бытовуха израильской психиатрички и российского полунищенского существования — вброшенных авторов в это густое варево ингредиентов хватило бы и на несколько романов.
Осторожно — неаппетитность! По мере чтения, с увеличением числа наворотов семейных трагедий, отлично начинавшаяся история всё больше скатывается в нарочитый, закрученный на потребу публике фарс. Да, «кукольность» (читай — театральность) всего показанного здесь неоднократно подчеркивается, но финал при таком замахе оставляет неприлично много вопросов. Гора родила мышь, а истерзанные души главных героев успокоились как-то уж слишком мелочно и неожиданно.
Кукла Корчмарь играет в сюжете не последнюю роль. Он тоже трикстер
Вкусное номер четыре — всеохватная идея трикстера
Не, не, он не плохой и не хороший. Не ест живы и не ест мартвы! Он такой персонаж… Мораль и честь — это не про него. Понимаешь, он — ТРИКСТЕР! Это такое вечное существо из подземного мира. Он плут, разрушитель… Все ему дозволено: и с неба, и из-под жеми. И ему много тысёнц лят.
Трикстеры тут повсюду — в них играют, ими играют, они играют. Все тут не просто люди-куклы, но и плуты-обманщики. Раздают обещания и тут же их нарушают, ищут себе послушных марионеток и сами с радостью ими же и становятся.
Осторожно — неаппетитность! От градуса экспрессии всей этой братии порой становится неуютно. Даже у самой фарсовой кукольной истории, кажется, должна быть идея и/ или мораль. Здесь финал рушит любые предположения относительно понимания произошедшего. Свести всё к сложным взаимоотношениям двоих псевдовлюбленных людей (настоящей любовью такое назвать, увы, невозможно), повторюсь, выглядит слишком просто. Сладкое и обоюдное схождение с ума? Нет уж, увольте!
Фото взято с сайта ruskino.ru
Вкусное номер пять — камео автора
Когда главный герой отправляется за консультацией к некому профессору Ратту, тот весело сообщает, что «на днях подарил одной писательнице эпиграф для ее нового романа о сумасшедшем кукольнике». Приведенные им слова совпадают с эпиграфом «Синдрома Петрушки».
Профессор гордится собственной находкой, «если, конечно, дама не испаскудит своим романом мой чудесный эпиграф».
Осторожно — неаппетитность! И снова возникает мысль о фарсе. Идея тщательно выстроенного в формате кукольного представления повествования разбивается от столь грубого столкновения с реальным миром. Да, это забавно. Но стоило ли втягивать себя внутрь текста, если это помешало восприятию? Не попахивает ли такое «искусство ради искусства» самолюбованием?
Мне и сейчас при каждой встрече хочется сразу всучить ему в руки какую-нибудь куклу, чтобы вместо отчужденной маски увидеть его настоящее лицо.
Приятного вам шелеста страниц!
Источник
Рубина заканчивает свою трилогию, которая была подчинена вроде бы как идее «раздвоения»; но на деле в этих трех ее книгах гораздо больше общих элементов. Рубиной неинтересно просто рассказывать, она сама для себя открывает предмет своего описания — поэтому, наверное, везде ее герои несколько странноваты: они больны смешными идеями, необычными талантами, редкими болезнями. Они все выглядят чудаковато, но они не надуманны и не раздуты — наверное, потому, что Рубина сама беседовала с прототипами каждого из них. Все три истории необыкновенно содержательны: ни одной проходной страницы, «энциклопедия внутри художественного романа». Они все пахучи и музыкальны: Рубина не дает читателю допридумывать в воображении описываемые улочки и запахи — она раскладывает перед ним все, что у нее есть, и ему остается лишь вдыхать. Все три повествования ведутся сразу от нескольких лиц: характерный для Рубиной эффект погружения доходит до того, что слова от автора перестают быть последней инстанцией, сам автор дает высказаться другим. И обязательно — потусторонний мир, ирреальность, посягающая на действительность, путающаяся с ней местами.
«Вся эта старая, неухоженная, очень кукольная квартира — три большие, с двумя полукруглыми эркерами, комнаты, коридоры и даже часть кухни — была отдана куклам»
В «Синдроме петрушки» — об одержимом кукловоде и его возлюбленной, которую он спутал с тряпичной куклой. Такой большой роман, инкрустированный такими мелкими камнями — его сюжет сложно, и вообще бесполезно пересказывать в рецензии. История очень трогающая; без всхлипов и мокрых платков Рубина создает очень романтическую историю. У мальчика, у которого с куклами налажен какой-то невидимый контакт, влюбляется в девочку, и ждет, когда она вырастет, чтобы на ней жениться. Затем контакт с куклами набирает нездоровые обороты, и мастер создает копию своей любви. А самое интересное в том, что как бы нелепо ни звучало это все в коротком изложении, вы не оторветесь, когда начнете читать оригинал.
«Он знал, что эти первые минуты будут именно такими: ее оголенная беспомощная ненависть; его, как ни крути, оголенное беспомощное насилие. Всегда готовился к этим проклятым минутам — и никогда не бывал к ним готов»
Мне кажется, не нужно особых усилий, чтобы заметить сходство Рубиной с Улицкой. Причем, не зная имен, их даже внешне можно спутать. Но все-таки: эти женщины — вообще единственные женщины-титаны, что остались в литературном мире. Сейчас в историю от литературы входят имена, которые пишут романы смеясь — над обществом, читателем и самой литературой; такие же тяжеловесы как Рубина остаются в истории, поднимая тяжелые веса — так, как выкладываются перед читателем они, не делает больше никто.
3 последних романа Дины Рубиной
«Белая голубка Кордовы»
Автор: «Захар Кордовин — он несся впереди меня, тащил сюжет, и я просто „тормозила на поворотах“, потому что он такое вытворял! Такая мощная личность. Мы сразу влюбились друг в друга»
Книга. История об известном живописце Кордовине, подделавшем на своем веку не один шедевр.
Цитата. «Он действительно любил женщин, — их быстрый ум, земную толковость, цепкий глаз на детали; не уставал повторять, что если женщина умна, то она опаснее умного мужчины: ведь обычная проницательность обретает тогда еще и эмоциональную, поистине звериную чуткость, улавливает — поверху, по тяге — то, что никакой логикой не одолеешь»
«Почерк Леонардо»
Автор: «Этот роман был для меня очень тяжел. Вся его история — это страшная борьба, знаете, Иакова с ангелом — страшная борьба с чужим материалом. Не то что переступаешь через себя — наступаешь на себя и топчешь ногами»
Книга. История о девушке с зеркальным почерком и способностью заглядывать в зазеркальные миры.
Цитата. «Дед просыпался рано, брился опасной бритвой над старой, с проплешинами ржавчины, раковиной в гостеприимной коммунальной кухне, натягивал сапоги убитого итальянского солдата и шел в соседнюю булочную к открытию, как на свидание с женщиной»
«На солнечной стороне улицы»
Автор. Рубина родилась, выросла, училась и даже преподавала в Ташкенте.
Книга. История о переселившейся в 40-х в Ташкент девочке, прирожденной артистке, превратившейся в аферистку. По книге был снять фильм, часть из которого снимали здесь
Цитата. «И все-таки горемычные толпы вываливались из поездов и оставались на привокзальной площади, расстилали одеяла на земле и садились, рассаживались целыми семьями в пыли под солнцем. Ступить уже было негде, приходилось высматривать — куда ногу поставить… А прибывали все новые, новые оборванцы…»
Источник