Синдром локальных войн что это

Чеченский синдром

Вернувшиеся с войны считают всех своими должниками

Олеся Носова, Ульяна Скойбеда

Чеченский синдром — новый диагноз, который теперь появился в военной психиатрии. Вернее, новое название старого диагноза — раньше такой синдром назывался афганским, а еще раньше — вьетнамским.

Все (!) ребята, прошедшие чеченскую кампанию (или любые другие “горячие точки”), в той или иной степени страдают этим заболеванием.

Синдром характеризуется тем, что в своем сознании человек по-прежнему живет в войне. Он не может спать — а если засыпает, она ему снится. Человек кричит, стонет во сне. А наяву ему постоянно кажется, что вот-вот рядом начнут взрываться гранаты. Во всех прохожих с темными волосами ему мерещатся боевики, которые его преследуют (здесь можно говорить даже о мании преследования). “Чеченцы” не могут заставить себя ходить по траве — они боятся “растяжек”. Неожиданный шум, “выстрел” автомобиля заставляют их падать на землю, спасаясь от “взрыва”, — это естественная реакция.

Почти все “чеченцы” постоянно говорят и говорят о войне. Рассказывают о ней близким, друзьям, незнакомым людям в маршрутке, соседской собаке… Им хочется таким образом поделиться с окружающими своей душевной болью, переложить на плечи других часть тяжелых воспоминаний — а люди отшатываются от “этих шизиков”, не желают слушать…

И тут возникает серьезный конфликт между вчерашним солдатом и мирными обывателями. Вернувшийся с войны человек изначально считает, что мирные жители у него в долгу. Пока он, герой, проливал за них кровь, сидел в окопах, кормил вшей, они, тыловые крысы, нежились в уютных постелях, ездили в метро (вспомните — такие же симптомы были у фронтовиков, вернувшихся с Великой Отечественной войны). Человек хочет, чтобы теперь все эти тыловики преклонялись перед ним, холили его и лелеяли, пели ему дифирамбы. А люди вовсе не собираются этого делать! Наоборот — считают “чеченца” каким-то странным, “придурковатым”. И конфликт этот со временем только усиливается. Фронтовик пару раз по пьянке выскажет все, что он думает об “этих дезертирах”. В ответ его перестанут приглашать в компании. Он начинает пить. Его выгоняют с работы…

Кстати, о питье. Как правило, 90 процентов вернувшихся с войны начинают серьезно пить. Водка обостряет все симптомы…

Отсюда, из противоречия между “героической” психологией фронтовика и реальностью, и возникают многочисленные случаи, когда “чеченцы” неожиданно, вроде бы беспричинно начинали стрелять на улицах. Убивать или насиловать женщин. Подсознательно они считают, что вправе делать это. Мы — воши, а они право имеют. Заслужили это право там, в окопах.

Мародерство — то же самое. Ведь окружающие люди обязаны “чеченцу” всем. В том числе и своим имуществом.

Синдром солдатского сердца

Как помочь молодым ветеранам локальных войн

Нина ЧИСТОСЕРДОВА

Челябинск

У этого красивого 26-летнего парня, казалось бы, нет проблем. Сергей выбрал самую трудную судьбу: сознательно пошел в армию, на войну, в разведку. Он из уличных пацанов, никогда не был маменькиным сынком. Прошел вторую Чеченскую кампанию, сохранив себя и свой взвод. Вернулся к любимой, женился, нашел работу. Война не прошлась по нему тяжелым катком. Тогда почему он вздрагивает при залпах салюта, вскакивает во сне на автомобильный выхлоп? Зачем изо всех сил рвется обратно на войну? О проблемах воинов-интернационалистов, которых с каждым годом становится все больше, мы беседуем сегодня с главным врачом Челябинского областного клинического терапевтического госпиталя ветеранов войн, профессором кафедры неврологии УГМАДО Дмитрием АЛЬТМАНОМ и заведующей кафедрой психиатрии ЧГМА, профессором Ириной ШАДРИНОЙ.

Стресс длиною в жизнь

Сергей сам никогда бы не обратился в госпиталь, он считает себя достаточно здоровым, не подозревая, что последствия боевой психической травмы исподволь разрушают организм, у которого пробит барьер адаптации. Сережа пережил страшный шок, когда в Чечне на его глазах убили друга. Так он не вел себя больше никогда: плакал, чуть не бился головой о стену. Наутро проснулся другим человеком, жестко разделившим: вот враг, а это — оборотная сторона. Потому он и сейчас так остро реагирует на звук вертолета, мечется ночью по квартире в поисках каски. А утром не может вспомнить ничего.

— У этого в целом благополучного мальчика, адаптировавшегося в мирной жизни, не ставшего ни алкоголиком, ни наркоманом, пограничное психическое расстройство. Если бы в первые три месяца после возвращения из Чечни он прошел реабилитацию, этих последствий бы не было, — комментирует психиатр.

Для этого в Челябинском госпитале для ветеранов войн и был создан центр медико-психологической и психосоматической реабилитации. Сергея вызвали сюда для прохождения диспансеризации.

— С 2006 года мы занимаемся этой проблемой, — объясняет главный врач госпиталя. — Афганский, чеченский синдром — это ведь не просто слова, за каждым стоит конкретная человеческая жизнь. Боевая психическая травма — это стресс, запредельный для человеческих возможностей. Он может длиться годами, но у большинства остается пожизненно. Я в своей докторской диссертации занимался проблемами афганцев, изучая их особенности 16 лет спустя после войны. Половина из этих ребят несколько раз вступала в брак, но жить в семье не могла. 75 процентов из них не изменили круга общения: они не понимали людей, не прошедших войну, то есть дружили только со «своими».

Мне говорят: «Разве такое возможно?» А попробуйте, встаньте на беговую дорожку, пробегите 5-6 километров. Когда вы сойдете с нее, голова все еще продолжает кружиться, вы как бы бежите. А этот человек перенес сильнейший стресс, думал лишь о том, как выжить, сберечь себя и товарищей, выполнить боевую задачу, был в постоянном запредельном напряжении. В результате происходит истощение собственных ресурсов. В свое время соседом у меня был молодой человек, недавно вернувшийся из Афганистана. Знаете, как он входил в квартиру? Сначала оглядывался налево-направо, вверх-вниз, делал шаг вперед и повторял свой маневр. То есть он был все еще в боевой готовности.

Сегодня к нам в госпиталь поступило двое ребят, одному 36 лет, другому — 42. Но каждый из них уже перенес по инсульту и инфаркту. В их основе — то самое пограничное психическое расстройство, которое не вылечили в самом начале. Оно реализовалось в раннюю изношенность организма, всех его регуляторных систем.

«Чужие» войны

Вьетнамский, афганский, чеченский синдром. Так его называли раньше, связывая с участием в «чужой» войне.

— Впервые в истории этот синдром был описан врачом по фамилии Декоста, который был участником американских войн Севера и Юга (помните роман «Унесенные ветром»?), — рассказывает Ирина Шадрина. — В той войне впервые применили разрывные снаряды, и потому синдром назывался сначала «снарядный шок». Потом ему дали другое имя — синдром солдатского сердца.

На учете в госпитале состоят 5824 «афганца», 10191 «чеченец» из Челябинской области. Но войны не становятся далеким прошлым.

— После Великой Отечественной войны Россия участвовала в 20 военных конфликтах. Сейчас Северный Кавказ, кошмар Осетии, серьезная обстановка в Грузии. Ребята оттуда к нам постепенно подтягиваются. Сейчас их уже 235, — говорит Дмитрий Альтман. — Очень важно ими заниматься в первые месяцы после войны. Когда возникает хронизация расстройства, делать это гораздо сложнее, да и эффективность ниже. Вот почему мы обращаемся не только к самим ребятам (порой они себя больными не воспринимают), но к их близким — женам, родителям, друзьям: приводите их к нам.

навигация

Главная

О нас

Правление

Наш фотоархив (мероприятия, праздники)

Наша газета

Страница Юрия Исламова

Книга памяти (Свердл. обл.)

Мемориальная доска 40-й Армии

Афганский мемориал Погранвойск

Семьи погибших

Памятники и мемориалы

Музей «Шурави»

Творчество ветеранов

Культурный центр «Солдаты России»

Воины Отечества

Видео архив

Новые книги

поиск

Фонд
«Вечная память»
(г. Москва)

Строительство храма
«Воинской славы»
(г. Екатеринбург)

Свердловчане,
не получившие награды

С Днем Рождения побратимы!

Встречи однополчан

Помяните нас живые!

Конкурс армейской литературы

Создадим летопись подвига вместе

Группа «Афганский Блокнот»

Нижнетагильский центр социального обслуживания ветеранов боевых действий и членов их семей

ПРИШЕЛ СОЛДАТ С ВОЙНЫ

ПРИШЕЛ СОЛДАТ С ВОЙНЫ

Солдат вернулся домой. Слава богу, живой! Не всегда здоровый и невредимый, но живой. Для родных и близких, да и для него это главное.
Он вернулся, но война стала частью его жизни. И потому через месяц, а может через год, начинается то, что так тяжело перенести близким людям.
«По ночам он вскакивает, кричит, зовет на помощь, обещает кому-то отомстить. Днем — замкнутый, неразговорчивый, вдруг ни с того ни с сего раздражается, начинает скандалить с родными. Не был ни ранен, ни контужен, но на его глазах умирал лучший друг. Говорит, что хочет снова в Чечню — «перестрелять их…».
Похожие истории рассказывают солдатские матери и жены из всех уголков России. Это — «чеченский синдром», родной брат «афганского», «вьетнамского», «алжирского»… В психиатрии отмечен как «посттравматические стрессовые расстройства» (ПТСР).
«Чеченский синдром» — штука коварная и проявляется не сразу. Сначала — эйфория. После возвращения с войны каждый испытывает невероятную радость, что удалось вернуться домой живым.
Но ликование вскоре проходит. Человек учится заново жить в ставшем ему чужим мире. Иной раз доходит до абсурда. Некоторые не могут спокойно пройти по траве, потому что боятся «растяжек», напрягаются, когда навстречу идет темноволосый человек, боятся резких и громких звуков, низко летящего самолета. У людей появляется склонность к агрессии и пренебрежение собственной жизнью.
Чтобы понять вернувшегося с войны человека, его родным и близким нужно иметь представление о том, что с ним происходило и происходит. Ведь реальность мира боевых действий отличается от повседневного мира.
Первое тяжелое испытание -это разлука с домом, близкими людьми. И это не просто долгая разлука. Солдат на войне никогда не знает, придется ли ему увидеть все это вновь.
Любая резкая смена жизненных обстоятельств — это стресс. Состояние стресса мобилизует организм для быстрого обучения новым способам поведения в сложной ситуации. А в боевой обстановке стресс приобретает совершенно особый характер. Под влиянием множества стрессовых факторов, с которыми каждый день на войне сталкивается воин, у него формируется комплекс психических реакций, дающий возможность выжить в этих условиях. Это своего рода ответ на предъявляемые войной требования к психике человека. Чтобы остаться в живых и решать боевые задачи, человек мобилизует все свои моральные и физические силы.
Война разрушает всю сложившуюся в мирное время систему представлений о хорошем и плохом, о правильном и неправильном, и, самое главное, — сталкивает человека с самим собой. На войне он узнает о себе и о жизни то, чего не видел или не хотел замечать в мирной жизни. Его психика начинает работу по созданию новой картины мира. Но как соединить прошлые представления и привычки с тем, что человек получает на войне? Многое здесь зависит от того, насколько человек готов к новой ситуации, насколько он стрессоустойчив и насколько он «обучаем», то есть может ли он усвоить новый опыт, предлагаемый ему войной.
Во все времена солдату приходилось свыкаться с тем обстоятельством, что ему самому придется убивать или быть убитым. В минуту опасности многие свойства личности раскрываются с неожиданной стороны. Непрерывная череда пограничных ситуаций, бытие на грани жизни и смерти формирует особый тип психологии участника боевых действий.
«Перенесение всевозможных лишений, переживание различных видов опасности или ожидание ее наступления, потеря личной свободы и принудительный характер поведения — все эти факторы войны и боя влияют на психику бойца, — писал в 1935 году в эмиграции русский военный психолог, в Первую мировую — полковник Генерального штаба Р. Дрейлинг. — Действуя постоянно и непрерывно, они постепенно видоизменяют характер реакции бойца на окружающий мир, создают ряд условных рефлексов — словом, производят ряд изменений, которые, в конечном счете, дают картину видоизмененной психики, присущей бойцу по сравнению с обывателем».
На войне тесно переплетаются опасность боя и повседневность быта. Человек на фронте не только воюет. Наступает затишье — и в эти часы он занят работой, от которой во многом зависит успех в новом бою. Среди важнейших факторов, влияющих на психику бойца, Р. Дрейлинг называет «особые условия военного быта, вне привычных общественных и экономических отношений». При
этом он отмечал, что «труд, производимый, например, пехотинцем в полном вооружении и снаряжении, превосходит по количеству расходуемой энергии самые тяжелые формы не только профессионального, но и каторжного труда».
Война всегда оставалась трудом не только опасным, но и изнуряющим человека физически и психически. Поэтому отдых, прежде всего сон, так ценятся на фронте. «Война выработала привычку спать при всяком шуме, вплоть до грохота ближайших батарей, и в то же время научила моментально вскакивать от самого тихого непосредственного обращения к себе», — вспоминал участник Первой мировой, полковник Г. Чемоданов. И это характерно для всех войн.
Однако даже непомерные физические нагрузки не идут ни в какое сравнение с моральными нагрузками солдатской работы. По данным военных психиатров, в первых боях Великой Отечественной войны примерно четверть солдат рвало от страха. Лишь около 2 процентов впервые попавших под обстрел воинов могли адекватно реагировать на ситуацию, но и их в той или иной степени поражал боевой стресс.
Для снятия стресса на войне люди пользуются тем, что имеют. Пили и пьют на войне много, но не пьянеют. Хронический стресс снижает чувствительность к алкоголю. Во всех армиях мира перед боем рядовые и офицеры выпивали положенный им стакан. Для храбрости, а главным образом для предохранения от болевого шока при ранении. Впрочем, и после боя солдат пил стакан-другой для психологической разрядки. Шли в ход и наркотические средства.
Война затрагивает все уровни человеческой психики. Чтобы справиться со страхом смерти или увечья и необходимостью убивать самому, человеку нужны очень серьезные побудительные мотивы, высшие смыслы.
На войну идут как добровольно, так и по принуждению. В последнем случае к тяготам военной службы добавляется непонимание и непринятие причин, по которым приходится их терпеть. Внутренний конфликт в такой ситуации неизбежен.
Конечно, многое зависит и от личности воина. Психология человека, оказавшегося в роли солдата, формируется еще в мирный период, война же выявляет с наибольшей определенностью те или иные качества, а также вызывает к жизни новые, которые не могут возникнуть в мирной обстановке, а на войне формируются чрезвычайно быстро.
Человек на войне за короткий срок изменился и вновь стать таким, каким был, не сможет никогда. Теперь перед солдатом встает задача возвратиться к мирной жизни. Это долгий путь, но пройти его необходимо. И здесь так важны поддержка и любовь родных и близких и вера в то, что задача эта разрешима и реальна.

Нина ДУДНИКОВА

Журнал «Боевое Братство», № 4, 2007 год