Рецензии на книгу синдром петрушки

Не будь флэшмоба, в руки не взяла бы «Синдром Петрушки». Последние два труда некогда любимой писательницы ввергли меня, корректно выражаясь, в недоумение, а кроме того, синдром. Кто сталкивался, не забудет. Эта ухмылка до ушей, Боже, смилуйся над нашими хромосомами. К чести г-жи Рубиной, она не стала углубляться в генетические перипетии. С этой стороны опасность миновала.
Но никуда не делась утомительная рубинская манера последних лет на каждое существительное навешивать эпитет, а на каждый глагол наречие. По-прежнему все пятаки падают не просто так, а звеня и подпрыгивая. По-прежнему не «оркестр играл на площади», а «вальяжными шажками прошелся туда-сюда контрабас, будто некий толстяк, смешно приседая, непременно хотел кого-то рассмешить. Ему скороговоркой уличной шпаны монотонно поддакивало банджо, а толстяк все пыжился, отдувался и пытался острить, откалывая кренделя потешными синкопами; банджо смешливо прыскало густыми пучками аккордов, и, вперебивку с истомно флиртующей гитарой и голосисто взмывающей скрипкой, все сливалось в простодушный старый фокстротик и уносилось в море, к невидимым отсюда яхтам…» Ещё и к яхтам. Желание «сделать красиво» одержало верх над чувством меры, и испытанные, читай: поднадоевшие, актёры разыгрывают очередную мелодраму дель арте.
На инженю нахлобучили огненный парик малютки Исава из «Синдиката». Гэбиста выдернули из расейской клюквы последних лет, грозного отца — из бразильского сериала, хотя, говорят, израильские ещё хуже. Петрик Уксусов — смесь своего тёзки с Верхней Масловки и Лусио («Последний кабан»). Ну, не верит Дина Ильинична в существование талантливых неевреев! Вот и пишет их вражками, немножко нелюдями. Остальные — переодетые по моде партнёры Петрушки: Музыкант, Цыган, Доктор, Еврей… Жаль, Капрала забыли:
Капрал. Полно болтать. Сейчас принесу ружье, буду учить военную службу.
Петрушка. Что? Я буду жить у ружью?
Капрал. Военну команду.
Петрушка. Что? П…у загробну?
Капрал. Молчать!
Петрушка. Спать?
Капрал. Замолчи! Вот тебе ружье.
Петрушка. Это палка.
Капрал. Первый раз дураков обучают палкой, а потом ружьем.
Довольно неприятная тенденция — объяснять поведение героев ничем иным, как психопатологией. Чем мотивированы поступки, скажем, Глупой Баси? Она глупа. Почему Лиза ведёт себя так, а не иначе? У неё шизоаффективное расстройство. Зачем Пётр?.. Он трикстер. И настоящее действо начинается тогда, когда дышащих кукол снимают с нитки длинной и, посыпав нафталином, кладут в долгий ящик, а на сцене появляются деревянные артисты.
Куклы для меня оправдали всё: и вялотекущую псевдоготическую интригу, и политическую близорукость, и призрак Захер-Мазоха, и кошмарище, замаскированный под happy-end. Рассказ шёл о них, а человеческие страстишки, жутики и скандальчики оказались всего-навсего антуражем. Это они были реальны: толстогузенький Фаюмочка с носом-клистиром, утончённая Томариора, пожилая фулюганка Анжела Табачник, Кашпарек, бедная Эллис. И конечно, рукоплещу Петрушке! Я ему уже посвятила одну рецензию, которую считаю своей лучшей. Спасибо Starry_Sky за реабилитацию Рубиной и возвращение к жарко любимой теме. С удовольствием прочла бы в исполнении Д.И. что-либо научно-популярное, а-ля Питер Акройд. Без мелодраматических отягощений.

С самого детства Петя влюблен в соседскую девочку Лизу, с ней проводит он вечера ребенком, с ней сбегает из родительского дома в Петербург, вопреки воле отца Лиза становится его женой и главным спутником жизни. Но есть у Петра и другая страсть – с тех же юных лет он одержим кукольным театром и марионетками, сцена во многом заменяет ему реальную жизнь, а разделить искусство и семью артист не может. Смерть новорожденного первенца Петра и Лизы ложится тяжелым грузом на влюбленных, женщине даже приходится отправиться в клинику для душевнобольных. Но помощь психиатра требуется скорее Петру – в отсутствие Лизы он делает ее точную копию, куклу, которая станет его настоящей половинкой.

Елена Хазанова мечтала поработать с Чулпан Хаматовой еще в 2006 году на фильме «Игра слов: Переводчица олигарха», но тогда главная роль досталась Юлии Батиновой, потому что Хаматова не говорила по-французски

На фоне картин легкого жанра в отечественном кинематографе как-то совсем потерялись настоящие серьезные драмы, выход почти каждого фильма, выходящего за рамки романтических комедий или молодежных приключений, становится небольшим событием хотя бы для индустрии и критиков. «Синдром Петрушки» Елены Хазановой коллеги режиссера и журналисты ждали с нетерпением, и премьера в рамках фестиваля «Кинотавр» не оставила специалистов равнодушными, однако теперь картину ожидает новое испытание – лента выходит в широкий прокат, а значит, получит оценку зрителей, поклонников творчества Дины Рубиной и Евгения Миронова. И некоторые вопросы к фильму будущих зрителей мы можем предсказать уже сегодня.

На этапе постпродакшена к финансированию картины подключились продюсерские компании Швейцарии и Германии, а это означает, что «Синдром Петрушки» получит прокат как минимум в этих европейских странах

Полагаем, что наибольший резонанс картина вызовет именно в среде поклонников творчества Рубиной – ее книги экранизируются достаточно редко, еще реже этим лентам удается вырваться за пределы небольшой нишевой аудитории. «Синдром Петрушки», сделанный для максимально широкой публики, тем не менее может оказаться также обделен вниманием, он нацелен на более взрослую, интеллигентную и думающую аудиторию, чем та, что наполняет кинозалы во время показов голливудских блокбастеров. Привлечь зрителя будет непросто, хотя участие Евгения Миронова и Чулпан Хаматовой может добавить плюсов прокатной карме ленты.

Другим тормозом на пути «Синдрома» к зрителю могут оказаться оценки тех самых поклонников писательницы, ведь сценарий картины существенно упрощает, усекает и унифицирует огромное литературное полотно. Сюжет лишился едва не половины героев, упор сделан всего на пару сюжетных линий, перетасованы временные промежутки – все это неизменно вызывает ропот в среде последователей учения «Книга – лучше!». Конечно, сравнение фильма и книги – дело неблагодарное, но без этого редко удается обойтись, и смеем предположить, что окололитературных копий вокруг «Петрушки» будет сломано предостаточно.

Не меньшие дебаты предстоят и поклонникам Евгения Миронова. Безусловно, в сложной психологической драме этот талантливейший актер чувствует себя как рыба в воде, но Евгения издавна преследует один творческий недуг – он излишне театрален. Даже в этой картине, где он играет человека, одержимого искусством, сценой, лицедейством, Миронов часто перегибает, заламывает руки, превращает лицо ленты в гримасу. Часто эти гиперболы излишни, они утяжеляют действие, отвлекают внимание с внутреннего нерва на внешние эмоции.

Однако, как вы понимаете, это лишь небольшие, во многом притянутые за уши и высосанные из пальцев претензии – в целом же картина Хазановой получилась на удивление целостной, глубокой и необыкновенно трогательной. Даже мрачность, серость, освещаемая только пышной рыжей копной волос героини Хаматовой, оказываются «Синдрому» «к лицу». Какие бы мистические нотки ему ни приписывали, сколько бы «оживающих» кукол в кадр ни попадало – фильм прежде всего является тяжелой психологической драмой о борьбе противоположностей. Реальная жизнь здесь сталкивается с выдуманной театральностью, древние проклятия – с современной медициной, страсть и нежелание отпускать противостоят свободе, любовь граничит и искрит от соприкосновения с ненавистью.

Следить за отношениями пары буквально безумно влюбленных героев Миронова и Хаматовой необыкновенно увлекательно, открытый финал оставляет возможность самым разным образом интерпретировать настоящее и тем более будущее персонажей, а главное – при всей своей нацеленности на мир творческих натур сюжет и перипетии жизненного пути Петра и Лизы легко можно приложить к окружающей реальности. Безумие страсти ближе, чем мы думаем, а противостоять ему сложнее, чем нам кажется, и синдром Петрушки-Пигмалиона – не удивительная наследственная болезнь, выпадающая один раз на миллион, а едва ли не повальная эпидемия, замыкающая людей в мирах марионеток и безвольных кукол.

С 5 ноября в кино.