Припятский синдром о чем книга
Прочитала повесть-киносценарий-автобиографию Любови Сироты «Припятский синдром». Точнее, я ее еще неделю назад в поезде дочитала, но все времени не было описать впечатления. В двух словах — мне бы очень хотелось, чтобы по этой книге, как и задумывалось первоначально, сняли фильм. Теперь это реально, лично знаю «саксесс-стори» с таким же «некоммерческим» и «социальным» фильмом «Мы из будущего» — от синопсиса и до его многочисленных фан-групп «в контакте»… Верю, что и книге Любови Макаровны предстоит подобный путь. Это будет заслуженно. Это будет полезно современному зрителю и современному кинематографу. С первых строк привлекают и держат внимание мелкие и характеррые детали «старого» быта — милые, с удовольствием вспоминающипся, и раздражающие, порой до слез обидные. Молдавский коврик и некогда «статусная» песцовая шапка, портативная печатная машинка и гитара, очереди, серая осклизлая килька в рыбном отделе и неожиданный «выброс» дефецитного красного вина, страх и неудобство безбилетного проезда в автобусе и реалистичность планов первым же удобным самолетом махнуть к родственникам на Урал… Всему этому уже не осталось места в современности, и мы успели забыть о таком в повседневности «постсоветского» времени. А ведь действительно — совесть когда-то была лучшим контролером, а самолеты были не менее массовым транспортом, чем поезда. «Скорую» приходилось вызывать из будки телефона-аатомата во дворе, а Программа «Время» была практически единственным источником новостей… В повести много Припяти. Причем совршенно реальных фактов. Я иногда пересматриваю фильм «Аврора» — маленькими фрагментами, теми, где есть намеки на изображение города, станции. Увы, в том фильме их немного, они часто «притянуты за уши» и атмосферу «мирной» Припяти, неизвестности и напряжения в первый день после аварии, противоречивых чувств во время эвакуации если и отражают, то весьма условно. Здесь же, в воспоминаниях припятчанки, все документально точно. Очень хотелось бы, чтобы и в «результирующем» фильме не потеряли эту атмосферу достоверности, взгляда очевидца — чтобы и общежития-пятиэтажки были похожи на оригинал, и лес за окраинной улицей настоящий, сосновый, пахнущий нагретой хвоей и смолой, и ларек «Союзпечати» на углу, и ДК — формальный и фактический центр города, и улицы по-субботнему оживленные, и бойкая торговля с лотков в летних кафешках, и неоновые лозунги, зажигающиеся вечерами над крышами… Все это, так же, как и «истерика» с «ломанием стульев» молодого специалиста в кабинете чиновника-бюрократа очень просто, естественно и доходчиво объясняет последующую тоску эвакуированных по своему городу. Вот именно — в Припяти у них были работа, дом, надежда на будущее, а потом они внезапно стали «отдельной национальностью»… В общем, все показано честно, где надо – ненавязчиво подчеркнуто, где не надо – заменено многозначительной недосказанностью, и в логике повествования нет ни малейшей натяжки. Показалось необходимым для чуть более подробного пояснения словосочетание «оболонский синдром» — для многих некиевлян, боюсь, могут остаться непонятными его смысл и горькая ирония в авторском тексте. Единственное – повесть была написана в 1991 г. и с тех пор не редактировалась. То, что тогда выглядело откровением, сегодня уже стало хрестоматийной истиной, тогдашними благими намерениями отчасти оказалась вымощенной дорога в ад, и буквально все успело многократно видоизмениться и поменять свою оценку в сознании людей. Не знаю, будет ли введена в кинофильм по этой повести какая-то составляющая связи с современностью, но очень бы не хотелось, чтобы она была однодневкой, данью текущим преходящим ценностям и прогибом под стремительно меняющуюся политическую обстановку. Хотелось бы, чтобы только правда. И без оценок. И без навязанных выводов. Чтобы каждый сам задумался и решил для себя. Чтобы Искусство, а не “колебания вместе с линией партии”…
…Наверное, некоторым может немного подпортить впечатление “сценарность” повести, но я как-то сразу включила образное восприятие, мысленно “отрисовывая” картинки по ходу повествования, так что никаких неудобств не почувствовала. Ну и просто – читать интересно. Надеюсь, и фильм все-таки получится. И получится максимально похожим на авторский текст.
Отсюда: https://1ara-cr0ft.livejournal.com/
«Припятский синдром» — необычная книга. Киноповесть — как заявляет автор, в самом начале повествования.
«Маленькое оконце в водоворот событий и бед первых пост — Чернобыльских лет». Именно такая подпись красуется на первой странице книги, тщательно выведенная рукой Любови Макаровны.
И действительно, в «Припятском синдроме» читатель не повстречает обычных, ставших уже традиционными описаний роковых событий, происходивших на станции в те, первые часы, попыток найти виновных, сделать какие-либо заключения, выводы.
Перед глазами читателя, предстает молодая, энергичная женщина — Ирина, типичная жительница Припяти тех лет.
У нее, множество своих забот, общественных дел, подрастающий сын, подруги, знакомые, поэтический вечер, который должен состояться в одном из общежитий города.
В общем, как говорят, жизнь полной чашей.
И, казалось бы, ничего не способно изменить уклад жизни, ни ее, ни таких же тысяч, как она. Но, все-таки случается… события ставшие известные всему миру. И вот, над городом, зависает таинственное слово эвакуация, так завораживающее Дениса — сына Ирины.
А что потом? Расставания с родным, любимым городом, друзьями, родственниками. Знакомый, сложивший годами привычный уклад жизни, рушится в один миг, вместе с автобусами, развозящими припятчан по различным населенным пунктам.
И вот они, первые мороки и страдания. Брезгливые отношения окружающих, утаивание чиновников, непонимание медиков. Целый город, чье население, становится ненужным, и, следовательно, выброшенным за границы нормальной жизни.
Подобные события может описать человек, реально побывавший их участником.
То, что ранее, в большинстве случаев, оставалось замолчанным, благодаря книге, становится видимым, вызывая стыд. Стыд за себя, и за окружающих, за ту страну, в которой мы жили, и, наверное, во многом, в которой продолжаем жить. Стыдно за безразличие и хладнокровие. Стыдно за жестокость и слепоту. Стыдно за их мучения, которые прошел буквально каждый, «глотнувший» пыл разгоряченного реактора.
Любовь Сирота, словно искусный гид, ведет нас по различным жизненным ситуациям, куда суждено попасть героям ее книги. А сколько примет того времени предстает перед нами, невольно погружая читателя в ностальгические времена советского союза.
И так хочется, иной раз думать, что все это, лишь бурная фантазия автора. Тешишь себя мыслью, что закроешь книгу, и ничего, все это закончится. Но все это остается, и все это среди нас. И все это, та самая суровая реальность, не способная делать поблажек, списывать что-то со счетов. Не исключение и финал книги, трагическая история Ирины и ее сына, попавших в водоворот событий и бед первых пост- Чернобыльских лет.
Ведь эта трагедия навсегда изменила облик человечества, нанеся вечный шрам на поверхности Земли.
Хочется верить, что, как можно больше людей, будут помнить об этом, всякий раз освежая свои воспоминания прочтением подобных книг.
А «Припятский синдром» все-таки станет не менее трогательным фильмом, оправдав жанр книги — «киноповесть».
Доброе время суток !
Книга попалась мне недавно и как говорится «совершенно случайно»
Знаете, я давно так не впечатлялся. Если я скажу, что Л.Сирота написала шедевр — я наверное ни скажу ничего…
Свежо в памяти, какой шум был вокруг трагедии в 1986-м.
И вот я читаю строки молодой женщины с ребенком, которой пришлось все это пережить на свои хрупких плечах.
Меня привело в восхищение выдержка и мужество героини, которая в кромешном аду остается человеком с человеческим лицом.
А уж описание до мельчайших деталей, общественной системы и ее обращения к людям, к детям — это отельная тема, (к сожалению) и героиня сталкивается с этим «лоб в лоб»
Прекрасно передаются факты из судеб других людей, близких людей героини…
На мой взгляд (!), по мере чтения, очень тяжело перенести потери дома и Родины — это невосполнимая утрата. Но сегодня люди, которые продолжают вторить, работать и жить, нашли нечто новое и драгоценное. Именно такие люди как Л.Сирота, А.Сирота и их земляки, единомышленники показывают всему миру пример, как нужно беречь родное и сокровенное, как НЕ НАДО делать, и как надо любить эту жизнь, что у них отлично получается…
Мое искренняя благодарность автору за такую проникновенную книгу и тем кто содействовал ее выходу в свет, а всем кому довелось пережить трагедию КРЕПКОГО ЗДОРОВЬЯ и долгих лет жизни. !
С уважением
Источник
Припятский синдром
киноповесть
Повесть посвящается моим землякам-припятчанам и всем, чьей судьбы коснулась зловещая тень Чернобыльской катастрофы. И хотя в основу ее легли реальные события, повесть не документальна, поскольку все ее герои — образы собирательные…
Любовь Сирота
Вместо предисловия
Все начиналось, как в кино. Замысел большого прозаического произведения о Чернобыльской катастрофе появился еще в 1990 году, когда закончилась почти ежедневная двухлетняя борьба за наш фильм «Порог» (режиссер Роллан Сергиенко), пробивший «железный» занавес замалчивания последствий этого бедствия, хотя сам фильм, запущенный в 1988 г. с легкой руки тогдашнего директора киностудии им. А. Довженко, известного кинорежиссера Николая Мащенко, был снят в невероятно короткий срок — всего за полгода.
Именно тогда все увиденное, услышанное, пережитое — весь четырехлетний постчернобыльский опыт, уже давно не вмещающийся в поэтические строки, начал выплескиваться на страницы будущего то ли романа, то ли повести — «Припятский синдром».
Тогда же Николай Павлович, вероятно, экстрасенсорно ощутивший этот процесс, предложил написать сценарий о Чернобыльской трагедии и сам дал название — «Как спасти тебя, сын». А поскольку в те сложные перестроечные годы киностудия переживала все углубляющийся финансовый кризис, работа над будущим (сначала двухсерийным, затем односерийным) фильмом, так и замерла на сценарном уровне.
Но именно эта работа повлияла на стилистику повести, которую я предлагаю Вашему вниманию, дорогой Читатель!
Любовь Сирота
Пролог
… В густом фиолетовом небе пульсирует далекая звездочка. Она увеличивается, превращаясь в яркую вихрастую звезду, затем — в огромный многоцветный шар, который надвигается все ближе и ближе, оставляя длинный лучистый шлейф… Вдруг ослепительная вспышка… Все небо занимается дрожащим от собственного жара красно-желтым заревом, которое вырвалось, оказывается, из распахнутого зева развороченного взрывом реактора… И еще горячей, красным-красна, громадная труба второй очереди ЧАЭС…
… Ирина резко просыпается. Уже ставший привычным, особенно за последние два года, криз нестерпимой болью терзает голову, горячим свинцом наполняет каждую клетку тела. Ах, как это некстати! Ведь она, наконец-то, решилась забрать сына, но до этого еще так много нужно успеть. Непослушной рукой она нащупывает лекарство, лежащее на тумбочке в изголовье постели. Вынимает из упаковки обезболивающую таблетку, разжевывает ее. Пытается достать таким же образом бокал, но рука срывается. Бокал падает, вода льется на ковер, заливая письма, лежащие на нем.
Ирина морщится от горечи и боли. Стискивает руками голову, отчего ее коротко стриженые волосы ерошатся еще больше. Начинает медленно подниматься. Берет там же, на тумбочке, упаковку валерьянки и отправляет в рот еще две таблетки. Тяжело дыша, она поднимает письма, кладет на тумбочку. Какое-то время сидит в постели, затем с трудом встает. И со стоном, осторожно ступая, держась за голову, бредет в ванную.
Ей слышится голос сына, его первое письмо из санатория:
«Здравствуй, дорогая мамочка! Пишу тебе сразу, после твоего отъезда в 7 ч. 31 мин. У меня все еще сильно болит голова. Так хочется, чтобы эти два месяца протекли незаметно, но впереди еще целых 58 дней. Так хочется тебя увидеть…»
Ирина рассматривает в зеркале свое лицо, изможденное болезнью.
«… Я уже говорил тебе, что не выдержу здесь больше месяца, а мне сказали, что здесь будет еще жарче… Пиши мне, мама!.. Твой Денис»
Изображение в зеркале расплывается. Слышится стон и шум падающих предметов…
* * *
… Июльское утро одной из окраин столичного города уже дышит зноем. Автобусная остановка. Толпа на ней слишком велика даже для начала рабочего дня. Видно, очень долго нет автобуса. На противоположной стороне улицы показалась хорошо сложенная, но как-то не по возрасту перегнувшаяся фигура Ирины. С дамской сумкой через плечо, ничего не замечая, она медленно переходит дорогу, приближается к остановке. И только тут обнаруживает необычное столпотворение.
Ирина пытается остановить любую машину, но тщетно. Наконец, резко притормозив, респектабельного вида водитель лениво роняет:
— Куда?..
— Минздрав.
— 60 рэ.
— Да вы что? На такси десять рублей всего!..
— Так едете или нет? — вяло прожевал респектабельный гражданин.
Ирина отчаянно захлопнула дверцу. Машина, обдав ее газом, удаляется. Она, подавленная, идет под навес остановки, прислоняется к холодной шершавой опоре. Достает таблетку.
Проходящая мимо остановки женщина кричит ожидающим:
— Напрасно ждете! Автобусы не ходят. Забастовка у них…
На остановке оживление. Кто-то огорчен, кто-то обрадован.
Толпа редеет. А поскольку Ирине непременно нужно сегодня добраться в центр, она решает все-таки дождаться автобуса. Подходит к освободившейся скамейке, усаживается так, чтобы можно было прислонить больную спину к, слава Богу, не полностью сломанной спинке. И, хотя ее беспокоит непредвиденная задержка автобуса, в глубине души она рада каждой новой весточке грядущих перемен, что сладким и одновременно тревожным ожиданием все сильнее напрягают необъятные просторы страны, которую давно в народе прозвали коротким и емким словом «совок». И это странное, но уже знакомое, ощущение сладкой тревоги напомнило ей…
* * *
… Раннее утро 26 апреля 1986 г. Ирина в легком домашнем халатике отстукивает на старенькой портативной «Москве» очередную статью, за которой, по обыкновению, провела ночь. Она ставит последнюю точку, вынимает густо отпечатанный лист. Собирает рукопись и откладывает ее в одну сторону, в другую отодвигает машинку, прикрыв ее свежим номером «Огонька».
На столе, кроме пишущей машинки и рукописи, стоит пустой кофейник и чашка с остатками кофе, а на краю, у книжного шкафа, лежат книги, бумаги.
Рабочий стол у них с сыном один, поэтому днем и вечером обычно свободную площадь его занимает Денис, а ночью он — в полном распоряжении мамы.
Ирина очень любит тишину своих долгих ночей, когда никто и ничто не мешает ей работать или просто «сидеть в окне», размышляя о бытие и вечности наедине со звездами и постоянно изменяющейся, но всегда загадочной луной.
Ирина выключает настольную лампу, ибо в комнате уже достаточно светло. На трехстворчатом окне оранжево вспыхивают слегка раздвинутые шторы. Крайняя створка распахнута настежь, и легкий весенний ветерок развевает тюлевую занавеску. Ирина отдергивает ее и с удовольствием вдыхает пронзительно-свежий воздух, сладко потягиваясь и радуясь удачно законченной работе, ясному небу, ветерку, ласково треплющему ее пышные, длинные светло-русые волосы, пробуждающемуся лесу через дорогу, который плотными соснами убегает вдаль — аж до Управления строительством, и дальше — до ЧАЭС. Лес этот за окном — столь же привычная и дорогая деталь ее ночных бдений. Сегодня он подернут сизоватой, призрачной дымкой. Хорошо!..
Она будит сына, помогает ему собраться в школу, пока тот умывается и гремит посудой на кухоньке, завтракая.
Солнечные блики все больше заполняют небольшую комнату их малосемейной квартиры. Вот луч заиграл по инкрустированным часам на книжном шкафу, по многочисленным корешкам книг на его полках, зажег чеканку над столом, пробежался по кофейным обоям, по декоративной люстре, упал на мягкий плед, покрывающий софу у противоположной от стола стены. Осветил замысловатый рисунок простенького молдавского ковра, который, однако, покрывал почти весь пол, настолько невелика была эта комната. Но у стены напротив окна — от угла до двери — еще уместился диван, на котором лежит расчехленная гитара. А дальше — белая двухстворчатая дверь довольно вместительной кладовки, служащей им еще и платяным шкафом.
Источник
Припятский синдром
киноповесть
Повесть посвящается моим землякам-припятчанам и всем, чьей судьбы коснулась зловещая тень Чернобыльской катастрофы. И хотя в основу ее легли реальные события, повесть не документальна, поскольку все ее герои — образы собирательные…
Любовь Сирота
Вместо предисловия
Все начиналось, как в кино. Замысел большого прозаического произведения о Чернобыльской катастрофе появился еще в 1990 году, когда закончилась почти ежедневная двухлетняя борьба за наш фильм «Порог» (режиссер Роллан Сергиенко), пробивший «железный» занавес замалчивания последствий этого бедствия, хотя сам фильм, запущенный в 1988 г. с легкой руки тогдашнего директора киностудии им. А. Довженко, известного кинорежиссера Николая Мащенко, был снят в невероятно короткий срок — всего за полгода.
Именно тогда все увиденное, услышанное, пережитое — весь четырехлетний постчернобыльский опыт, уже давно не вмещающийся в поэтические строки, начал выплескиваться на страницы будущего то ли романа, то ли повести — «Припятский синдром».
Тогда же Николай Павлович, вероятно, экстрасенсорно ощутивший этот процесс, предложил написать сценарий о Чернобыльской трагедии и сам дал название — «Как спасти тебя, сын». А поскольку в те сложные перестроечные годы киностудия переживала все углубляющийся финансовый кризис, работа над будущим (сначала двухсерийным, затем односерийным) фильмом, так и замерла на сценарном уровне.
Но именно эта работа повлияла на стилистику повести, которую я предлагаю Вашему вниманию, дорогой Читатель!
Любовь Сирота
Пролог
… В густом фиолетовом небе пульсирует далекая звездочка. Она увеличивается, превращаясь в яркую вихрастую звезду, затем — в огромный многоцветный шар, который надвигается все ближе и ближе, оставляя длинный лучистый шлейф… Вдруг ослепительная вспышка… Все небо занимается дрожащим от собственного жара красно-желтым заревом, которое вырвалось, оказывается, из распахнутого зева развороченного взрывом реактора… И еще горячей, красным-красна, громадная труба второй очереди ЧАЭС…
… Ирина резко просыпается. Уже ставший привычным, особенно за последние два года, криз нестерпимой болью терзает голову, горячим свинцом наполняет каждую клетку тела. Ах, как это некстати! Ведь она, наконец-то, решилась забрать сына, но до этого еще так много нужно успеть. Непослушной рукой она нащупывает лекарство, лежащее на тумбочке в изголовье постели. Вынимает из упаковки обезболивающую таблетку, разжевывает ее. Пытается достать таким же образом бокал, но рука срывается. Бокал падает, вода льется на ковер, заливая письма, лежащие на нем.
Ирина морщится от горечи и боли. Стискивает руками голову, отчего ее коротко стриженые волосы ерошатся еще больше. Начинает медленно подниматься. Берет там же, на тумбочке, упаковку валерьянки и отправляет в рот еще две таблетки. Тяжело дыша, она поднимает письма, кладет на тумбочку. Какое-то время сидит в постели, затем с трудом встает. И со стоном, осторожно ступая, держась за голову, бредет в ванную.
Ей слышится голос сына, его первое письмо из санатория:
«Здравствуй, дорогая мамочка! Пишу тебе сразу, после твоего отъезда в 7 ч. 31 мин. У меня все еще сильно болит голова. Так хочется, чтобы эти два месяца протекли незаметно, но впереди еще целых 58 дней. Так хочется тебя увидеть…»
Ирина рассматривает в зеркале свое лицо, изможденное болезнью.
«… Я уже говорил тебе, что не выдержу здесь больше месяца, а мне сказали, что здесь будет еще жарче… Пиши мне, мама!.. Твой Денис»
Изображение в зеркале расплывается. Слышится стон и шум падающих предметов…
* * *
… Июльское утро одной из окраин столичного города уже дышит зноем. Автобусная остановка. Толпа на ней слишком велика даже для начала рабочего дня. Видно, очень долго нет автобуса. На противоположной стороне улицы показалась хорошо сложенная, но как-то не по возрасту перегнувшаяся фигура Ирины. С дамской сумкой через плечо, ничего не замечая, она медленно переходит дорогу, приближается к остановке. И только тут обнаруживает необычное столпотворение.
Ирина пытается остановить любую машину, но тщетно. Наконец, резко притормозив, респектабельного вида водитель лениво роняет:
— Куда?..
— Минздрав.
— 60 рэ.
— Да вы что? На такси десять рублей всего!..
— Так едете или нет? — вяло прожевал респектабельный гражданин.
Ирина отчаянно захлопнула дверцу. Машина, обдав ее газом, удаляется. Она, подавленная, идет под навес остановки, прислоняется к холодной шершавой опоре. Достает таблетку.
Проходящая мимо остановки женщина кричит ожидающим:
— Напрасно ждете! Автобусы не ходят. Забастовка у них…
На остановке оживление. Кто-то огорчен, кто-то обрадован.
Толпа редеет. А поскольку Ирине непременно нужно сегодня добраться в центр, она решает все-таки дождаться автобуса. Подходит к освободившейся скамейке, усаживается так, чтобы можно было прислонить больную спину к, слава Богу, не полностью сломанной спинке. И, хотя ее беспокоит непредвиденная задержка автобуса, в глубине души она рада каждой новой весточке грядущих перемен, что сладким и одновременно тревожным ожиданием все сильнее напрягают необъятные просторы страны, которую давно в народе прозвали коротким и емким словом «совок». И это странное, но уже знакомое, ощущение сладкой тревоги напомнило ей…
* * *
… Раннее утро 26 апреля 1986 г. Ирина в легком домашнем халатике отстукивает на старенькой портативной «Москве» очередную статью, за которой, по обыкновению, провела ночь. Она ставит последнюю точку, вынимает густо отпечатанный лист. Собирает рукопись и откладывает ее в одну сторону, в другую отодвигает машинку, прикрыв ее свежим номером «Огонька».
На столе, кроме пишущей машинки и рукописи, стоит пустой кофейник и чашка с остатками кофе, а на краю, у книжного шкафа, лежат книги, бумаги.
Рабочий стол у них с сыном один, поэтому днем и вечером обычно свободную площадь его занимает Денис, а ночью он — в полном распоряжении мамы.
Ирина очень любит тишину своих долгих ночей, когда никто и ничто не мешает ей работать или просто «сидеть в окне», размышляя о бытие и вечности наедине со звездами и постоянно изменяющейся, но всегда загадочной луной.
Ирина выключает настольную лампу, ибо в комнате уже достаточно светло. На трехстворчатом окне оранжево вспыхивают слегка раздвинутые шторы. Крайняя створка распахнута настежь, и легкий весенний ветерок развевает тюлевую занавеску. Ирина отдергивает ее и с удовольствием вдыхает пронзительно-свежий воздух, сладко потягиваясь и радуясь удачно законченной работе, ясному небу, ветерку, ласково треплющему ее пышные, длинные светло-русые волосы, пробуждающемуся лесу через дорогу, который плотными соснами убегает вдаль — аж до Управления строительством, и дальше — до ЧАЭС. Лес этот за окном — столь же привычная и дорогая деталь ее ночных бдений. Сегодня он подернут сизоватой, призрачной дымкой. Хорошо!..
Она будит сына, помогает ему собраться в школу, пока тот умывается и гремит посудой на кухоньке, завтракая.
Солнечные блики все больше заполняют небольшую комнату их малосемейной квартиры. Вот луч заиграл по инкрустированным часам на книжном шкафу, по многочисленным корешкам книг на его полках, зажег чеканку над столом, пробежался по кофейным обоям, по декоративной люстре, упал на мягкий плед, покрывающий софу у противоположной от стола стены. Осветил замысловатый рисунок простенького молдавского ковра, который, однако, покрывал почти весь пол, настолько невелика была эта комната. Но у стены напротив окна — от угла до двери — еще уместился диван, на котором лежит расчехленная гитара. А дальше — белая двухстворчатая дверь довольно вместительной кладовки, служащей им еще и платяным шкафом.
Здесь, в одной из припятских малосемеек, Ирине с Денисом уже несколько лет жилось легко и уютно. И хоть через пару месяцев их ожидал переезд на новую квартиру, которого они ждали с нетерпением, все-таки было грустно расставаться с уже привычным жилищем. И потому, от близкого расставания что ли, все здесь казалось еще милее и дороже. И, возможно, поэтому к радостному ощущению чудного весеннего утра примешивалась какая-то щемящая тоска.
Денис, уже в куртке и туфлях, заскочил в комнату за портфелем. Ирина удивляется такой прыти:
— Куда это ты в такую рань? Еще целый час до занятий! Что-то на тебя не похоже…
— Да ладно, мам… Мы сегодня дежурные. И Сережка меня уже ждет во дворе. Мы так договорились, понимаешь?.. Ну, прогуляться немного перед школой… Свежим воздухом подышать!.. — многозначительно отбивается Денис.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Источник