Кевин сайтс синдром войны о чем не говорят солдаты скачать fb2

В бою невнимание к деталям может привести к смерти людей.

Карл Марлантес.

Каково это – идти на войну?

Так, в фильме «Цельнометаллическая оболочка» (Full Metal Jacket), снятом в 1987 году Стенли Кубриком и рассказывающем о войне во Вьетнаме, Шутник пытается объяснить разъяренному полковнику, почему он носит на бронежилете символ мира, хотя на каске у него написано: «Рожденный убивать».

Шутник: Я думаю, мне хотелось намекнуть как-то на двойственность человеческой природы.

Полковник: На что?

Шутник: На двойственность человеческой природы. Это из Юнга, сэр.

В своей книге «Каково это – идти на войну?» бывший офицер пехоты США, участник войны во Вьетнаме и студент Оксфорда, получивший стипендию Родса, Карл Марлантес размышляет о своем опыте. Ему приходилось убивать и видеть смерть людей во время службы во Вьетнаме в период десятилетней кампании США в этой стране. За годы, прошедшие после его службы, он понял, что со смертью надо обязательно примириться. Однако это слишком сложно в век современных войн, когда смерть становится абстракцией для тех, кто ее творит.

«Сегодня случается, что солдат во время патрулирования территории убивает кого-то или гибнет кто-то из его друзей, но в тот же вечер он звонит своей девушке, и они могут болтать о чем угодно, кроме того, что произошло только что. Но если само общество всеми силами стремится закамуфлировать это и из лучших побуждений сознательно предоставляет “все удобства, как дома”, современные средства транспортировки и связи, разве обычный восемнадцатилетний парень может во всем этом не запутаться?»

Марлантес считает, что горе и траур по тем, кого убил, по друзьям и товарищам, которых потерял, запускает механизм трансформации, которая позволяет солдату обрести мир после битвы. Отсутствие такого переживания, когда оно заглушается алкоголем, наркотиками, беспорядочными половыми связями, приводит к тому, что солдат застревает в болоте своего прошлого, продолжает жить с сознанием своих «грехов», постоянно осуждая себя, без надежды на спасение. Учитывая, что более двух миллионов американцев участвовали, по крайней мере, в одном из двух десятилетних конфликтов в Ираке и Афганистане, отказ общества от решения этой проблемы может обернуться катастрофическими последствиями для социальной и экономической жизни США, в том числе распространением наркомании и алкоголизма, бытового насилия и преступности, а также баснословной стоимостью медицинской и психологической помощи, необходимой ветеранам этих войн после их возвращения домой и до самой старости.

«На кону психика не просто каждого молодого солдата, а всей нашей цивилизации», – считает Марлантес. Вот что он пишет:

«Попробуйте как-нибудь на заправочной станции спросить у двадцатилетнего участника боевых действий, что он чувствовал, когда ему приходилось убивать. Скорее всего, он разозлится и, если решит быть с вами откровенным, ответит: “Ни черта я не чувствовал!”. Задайте ему тот же вопрос, когда ему будет лет шестьдесят, и, если он еще будет не слишком пьян, может быть, вы услышите совсем другой ответ – но далеко не всегда. Ведь некому было помочь ему разобраться в своих чувствах за все эти долгие сорок лет, что прошли после его возвращения домой. Очень важно, чтобы кто-то оказал помощь молодым людям, вернувшимся с поля брани, прежде чем они подсядут на алкоголь, наркотики или совершат самоубийство. Нельзя рассчитывать, что обычные восемнадцатилетние парни могут убить кого-то и нормально принять это. Человеку надо пережить естественное горе из-за того, что он отнял чью-то жизнь. Это тоже одна из бед, приносимых войной. Наркотики, алкоголь и самоубийство – все это попытки избежать чувства вины, вызванные страхом испытать боль и горе. Хотя само по себе горе – это здоровая реакция».

Но ведь скорбь по самой своей природе связана с воспоминаниями; она требует еще раз пережить тяжелые моменты прошлого и принять чудовищную правду о том, что пришлось видеть, делать (или не удалось сделать) во время военных действий. И отрицание не помогает справиться с ситуацией – ни солдату, ни обществу.

Психолог, специалист по проблемам ветеранов военных действий, доктор Эдвард Тик пишет в своей книге «Война и душа: лечение наших ветеранов от посттравматического синдрома» (War and Soul: Healing our nation’s veterans from post-traumatic stress), что отрицание не защищает нас, а, наоборот, запутывает наши представления о человеческой природе добра и зла, заставляя нас ошибочно причислять себя либо к тому, либо к другому, не допуская мысли о том, что они могут уживаться в одной душе.

«Что мы отрицаем, когда творим войну? Мы отрицаем многогранность собственной природы, – пишет Тик, – в том числе такие наши качества, как жадность, способность намеренно причинять зло, вместо этого упорно стремясь сохранить веру в собственную непогрешимость и доброту».

Чтобы подтвердить сказанное, вспомним заголовки новостей с полей сражений. Когда мы узнаем, что «команда смерти» американских солдат устраивает засады и убивает мирных афганцев просто ради удовольствия или что морские пехотинцы США снимают на видео, как они мочатся на трупы талибов, а затем размещают это на YouTube, или что десантники позируют на жутких фотографиях с выставленными напоказ телами смертников, разорванных бомбами, или что на юге Афганистана старший сержант пехоты среди ночи оставляет пост, чтобы убить 16 мирных граждан, в том числе девятерых детей, – какова наша первая реакция? «Не может быть, чтобы это были наши. Мы же хорошие парни». И, как считает Тик и ряд других специалистов, следующий шаг на пути к индивидуальному и коллективному самосохранению – постараться забыть все неприятные случаи. Адвокат военнослужащего, обвиненного в массовом убийстве мирных афганцев, утверждает, что старший сержант Роберт Бейлс сам не помнит, как совершал свою «вылазку».

Можно предположить, что понять зловещую тайну войны и пережить ее последствия легче, если смыть кровь и грязь и предоставить ее анализ беспристрастной логике открытых и любознательных умов.

И вот что необходимо выяснить:

Каково это – убивать? Каково это – быть раненым или умереть? Каково это – видеть, как других ранят или убивают в бою? И, наконец, что нужно делать, чтобы с полей сражений суметь вернуться в мирное общество нормальными людьми?

Хотя, как я уже говорил, я не военный, бóльшую часть последних десяти лет я провел в зонах боевых действий, а остальное время пытался осмыслить свой опыт. Мне случалось спасать раненых и оставлять других умирать. Но чаще всего приходилось наблюдать, быть очевидцем. Я был свидетелем того, как убивали людей самых разных возрастов – от почти младенцев до восьмидесятилетних стариков. Я видел, как убивали издалека, сбрасывая бомбы. Видел, как убивали на расстоянии вытянутой руки, когда один человек казнил другого. И то, что я увидел – когда снимал происходящее на пленку и когда рассматривал снятое потом, – изменило меня навсегда. Это и теперь накладывает определенный отпечаток на мой характер и наполняет сознанием собственной значимости, даже самодовольством. Но это же медленно убивает меня в те моменты, когда я полностью осознаю свою причастность.

Работая над книгой, я стремился найти ответы на поставленные выше вопросы. Но это оказалось крайне сложной, а подчас и непосильной задачей. Я хотел связаться с солдатами, с которыми познакомился в горячих точках, откуда вел свои репортажи, и расспросить их о том, что произошло с ними с момента нашей первой встречи. Может быть, после возвращения они столкнулись с теми же проблемами, что и я, и война точно так же покалечила их жизни. Я надеялся, что они помогут мне, научат чему-то новому. Мне и самому было чем поделиться с ними. Работая над своей первой книгой «В горячей зоне: один человек, один год, двадцать войн» и участвуя в различных встречах и презентациях по этому поводу, я понял, что, рассказывая о своем военном опыте и ошибках, смог принять их и примириться с ними. Уверен: если бы солдаты поделились со мной своими историями, это помогло бы и им. Как выяснилось, этой точки зрения придерживаются многие специалисты. Они считают, что главное – найти способ разговорить людей, освободить их от оков молчания, помочь им рассказать то, о чем они не в состоянии говорить.