Как жить с синдромом дефицита внимания
ЗА АББРЕВИАТУРОЙ СДВГ СКРЫВАЕТСЯ синдром дефицита внимания и гиперактивности — расстройство, при котором человеку трудно подолгу концентрироваться и удерживать внимание на чём-то одном, люди с таким диагнозом часто оказываются гиперактивными и импульсивными. Вокруг СДВГ до сих пор множество мифов и предубеждений: считается, что этот диагноз может быть только у детей или что это якобы просто отговорка для «лени». Более того, долгое время синдром дефицита внимания и гиперактивности считался в первую очередь «мужским» диагнозом: исследования проводились среди гиперактивных мальчиков, по их же показателям строились и критерии для диагностики — из-за этого девочкам диагноз ставили реже. Сегодня исследователи говорят, что СДВГ наблюдается и у девочек, и у взрослых женщин, при этом он может проявляться иначе, чем у мужчин: девочки и женщины с СДВГ чаще всего не гиперактивны, а испытывают трудности с концентрацией. Юлия, у которой СДВГ диагностировали ещё в детстве, рассказала нам, как научилась справляться со своей особенностью и принимать её — а заодно помогать другим.
Интервью: Эллина Оруджева
Я не просто забывчивая и импульсивная — так работает мой мозг. СДВГ, или синдром дефицита внимания и гиперактивности, подразумевает неспособность сосредоточиться на долгое время, импульсивность, невнимательность. Такие люди могут часто опаздывать, забывать про обещания, им труднее самоорганизоваться. Бывает сложно усидеть на месте — постоянно хочется что-то делать, кажется, что время проходит впустую. В голове может быть много идей, которые хочется сразу осуществить, не строя планов и не думая о последствиях — а потом потерять к ним интерес и забросить ещё в процессе.
Я не помню себя другой. Когда я была маленькой, не могла сидеть на месте — всё время бегала, прыгала. В детстве у меня было три сотрясения мозга, потому что я постоянно падала и куда-то врезалась. От родителей всё время слышала: «Юля, аккуратнее! Юля, пожалуйста, медленнее». Бедная бабушка всегда переживала, потому что за мной каждую минуту нужно было следить: я всё роняла, постоянно теряла варежки, шапки, обувь.
СДВГ может влиять на когнитивные функции, но не обязательно. У меня всё было нормально: я всегда училась на четвёрки и пятёрки и быстро всё схватывала. Правда, на уроках хохотала, отвлекалась и отвлекала остальных — а ещё спорила с учителями, отстаивала свою точку зрения. Они мне часто говорили: «Тебе нужно быть чуть-чуть повнимательнее, и тогда у тебя всё будет хорошо». Я очень старалась, но у меня никак не получалось. Я путала или пропускала буквы в словах, могла решать пример «восемь минус пять» и получить четыре. Даже сейчас я могу, например, написать не то окончание слова — правда, если буду писать медленнее и перепроверять, то не ошибусь.
Когда я была маленькой, не могла сидеть на месте — всё время бегала, прыгала. В детстве у меня было три сотрясения мозга, потому что я постоянно падала и куда-то врезалась
Года два назад я читала свою детскую медкарту и заметила, что там часто встречаются записи от невролога про СДВГ. И хотя диагноз мне поставили давно, эту мою особенность родители не принимали. Мне кажется, на то, что к диагнозу относились так несерьёзно, повлияли мои способности: ребёнок хорошо учится, успевает, все её хвалят и говорят, какая умная девочка, а раз это не мешает учёбе, значит, не страшно.
Конечно, это всегда влияло на моё отношение к себе: мне до сих пор кажется, что нужно стараться стать немножко лучше, быть внимательнее, не терять варежки по пять штук в год, сосредоточиться, доделать до конца. Когда тебе всё время твердят: «Будь тише, будь спокойнее, не лезь», это накладывает отпечаток. В подростковом возрасте я стала очень многое прятать в себе. Нашла, как заглушить гиперактивность и импульсивность — стала много есть: это помогало снять тревогу и заглушало эмоции. Только недавно я обратилась за помощью к психологу — благодаря ему отношения с едой стали лучше. Как-то я прочитала, что у большинства людей СДВГ сохраняется во взрослом возрасте. Начала читать об этом, прошла тест, поговорила с психологом и выяснилось, что мой синдром всё ещё со мной. Тогда очень многое прояснилось. Конечно, мне жаль, что я провела столько времени, загоняя всё внутрь, боролась с собой, чтобы быть более удобной для окружающих. Не понимала, что не нужно меняться полностью, стать совершенно другой, а можно научиться комфортнее жить со своим диагнозом.
Сейчас я сразу замечаю детей с этим расстройством. Они всегда говорят всё, что придёт в голову, им очень сложно сосредоточиться, они перескакивают с одной мысли на другую, начинают что-то и бросают. И всегда рядом с ними родители, которые как будто их стесняются: «Ну тише, тише, веди себя приличнее». Такие родители не пытаются жить с этими особенностями, научить детей необходимым навыкам, а пытаются скрыть их и сделать вид, что всё «нормально». Мне кажется, со мной было точно так же. Как жить с СДВГ, врач моим родителям не объяснял.
Я окончила школу с серебряной медалью и поступила в медицинский. Самой сложной в вузе была анатомия — там просто нужно учить «попой»: сидишь и учишь. Я могу запоминать что-то, если вижу в этом логику, а здесь всё иначе: ищи её не ищи, но если кость называется так, а не иначе, с этим ничего не сделаешь. Я могла сидеть над учебником час, два, даже не перевернув страницу. Конечно, были двойки — и очень много. Но я хотела стать врачом, и это победило — я не могла сдаться.
Сейчас я работаю стоматологом-ортодонтом. Наверное, именно стоматологом я бы так долго не проработала: это очень рутинная работа и смерть для человека с СДВГ. В моей же работе каждый случай разный, постоянно трудно и сложно, мозг работает на полную. Так как по большей части я работаю с детьми — исправляю прикус, ставлю брекеты, — я получаю двойное удовольствие. Когда у меня на приёме гиперактивный ребёнок, всё получается именно потому, что я его понимаю. Дети с СДВГ очень благодарные и крутые — к ним сначала сложно найти подход, но они старательно выполняют рекомендации, если в них поверить и им довериться.
Мне повезло, я уже достаточно долго работаю на одном месте. Очень этим горжусь: стараюсь преодолевать трудности, не менять работу, а делать лучше. Руководство знает о моём диагнозе, говорят: «Да, Юлия у нас импульсивна и эмоциональна». Главврач называет меня «труба иерихонская».
Где-то три года назад у меня случился внутренний кризис — я подумала, что занимаюсь чем-то не тем, и получила ещё и образование детского психолога. В какой-то момент решила сменить профессию, но потом поняла, что люблю свою работу. В итоге я нашла место, где может проявляться моя любовь к детям, — я волонтёр в больнице, работаю клоуном, читаю детям сказки. Мы иногда читаем по ролям, дурачимся, и я чувствую себя девочкой Юлей — это то место, где я могу проявить свою детскость, неусидчивость, направить любовь к игре в мирное русло.
Когда я не заедаю эмоции, я испытываю сильную тревогу. В голове постоянно крутятся мысли: «Ой, надо начать учить итальянский. Нет, надо встретиться вот с этим человеком. Нет, надо прочитать вот эту книжку — или нет, другую». В обычной жизни мне сложно сосредоточиться даже на простом деле, но как только я испытываю стресс, внимание, наоборот, усиливается — поэтому, например, я всегда хорошо сдавала экзамены. Бывает, люди с СДВГ и вовсе ищут экстремальных ситуаций, чтобы максимально сосредоточиться; многие склонны к зависимостям — от еды, как у меня, алкоголя, наркотиков, секса.
Но последние несколько месяцев всё стало налаживаться. Психолог помогла мне стать более организованной и внимательной. Я пишу списки дел, выделяю главное, веду еженедельник, слежу за тем чтобы спать по восемь часов. Мне нужно записывать вообще всё подряд: например, если я собираюсь стирать, я запишу не только саму стирку, но и что через час нужно вытащить бельё из машины — иначе могу отвлечься и забыть об этом. Если я обещаю что-то кому-то принести, тоже это записываю — а раньше стыдилась или чувствовала вину, когда забывала что-то сказать, кому-то позвонить. Из-за этого люди начинают относиться к тебе иначе: «Ой, да ты всё равно забудешь» или «Ой, ну понятно, это же Юля». Неприятно, когда на тебя нельзя положиться — но сейчас я, кажется, превращаюсь в человека, на которого можно рассчитывать. Нельзя сказать себе: «Ах, у меня СДВГ, значит, можно опаздывать, не сдавать работу, всё забыть». Всё-таки должна быть ответственность.
Сложнее всего для меня в жизни с СДВГ оплачивать вовремя счета — у меня всё время что-нибудь просрочено. Ещё очень тяжело даётся уборка дома, хотя в работе всегда порядок. Я работаю аккуратно и быстро, не делаю резких движений — это уже вопрос профессионализма.
С возрастом стало попроще, но когда я занимаюсь делом, всё равно уже минут через пятнадцать-двадцать хочется встать и пройтись, чтобы отвлечься. У меня есть лайфхак на такой случай: я слушаю плейлист с повторяющейся музыкой или на повторе смотрю один и тот же фильм. В нашем рабочем кабинете стоит телевизор, я много раз подряд ставлю на нём «Джентльменов удачи» — монотонность меня успокаивает, и я могу прекрасно и с интересом всё делать дальше.
У меня никогда не было проблем с друзьями, меня не дразнили, и изгоем я не была. Правда, иногда всё равно чувствовала, что из-за того, что меня очень «много», я кричу, машу руками, некоторые меня сторонились — не всем комфортно, если рядом такой человек. Мне бывает очень сложно сосредоточиться на том, что мне говорят, я легко могу потерять нить разговора. Человек может что-то мне рассказывать, и я замечаю, что прошло всего пять минут — а я уже отвлеклась; приходится постоянно переспрашивать. Из-за своей импульсивности я могу ляпнуть что-то не то, хотя совсем не хочу обижать человека. Причём чем ближе мне человек, тем больше я расслабляюсь — приходится чаще извиняться.
Ещё бывают моменты в сексуальных отношениях из-за того, что часто не получается сосредоточиться. Сосредоточиться в таком случае — это значит не повторять «Я здесь, здесь», а задавать себе вопросы: «А что сейчас происходит? Что я чувствую?» Когда я научилась этому, всё изменилось в лучшую сторону.
Самые близкие знают, какая я: всё время что-то роняю, забываю, куда-то опаздываю. Но я уверена, что некоторые любят меня за то, какая я есть. Например, мой муж — когда мы в разных комнатах и он слышит, что что-то падает, он кричит мне в шутку: «Юля, ты в каске? У тебя всё в порядке?» Я не чувствую, что он хотел бы, чтобы я изменилась.
У меня замечательные родители, я их очень люблю, но не ощущаю, что они полностью принимают меня. Недавно я ходила к бабушке, выбегала из её подъезда, мельком бросила взгляд на домофон и увидела пимпочку, которой, мне казалось, раньше не было. Позвонила маме и спросила: «Мам, у бабушки новый домофон? А у тебя есть ключи от него?» Она ответила, что эта пимпочка всегда там была. Зная о моём расстройстве и о том, что мне уже тридцать пять лет, она говорит: «Будь, пожалуйста, внимательнее». Она не думает: «А, ничего особенного, у моей дочери СДВГ, поэтому она может какую-то деталь на домофоне не замечать годами».
Когда мне говорят «Юля, ты так громко разговариваешь», я радуюсь: вот я настоящая
Несмотря на то что мне бывает сложно, я оптимистка. Без СДВГ не было бы и каких-то других моих качеств. Например, я многозадачна и могу делать несколько дел одновременно. Мне кажется, я творческий человек — в работе мне это помогает нестандартно подойти к плану лечения. Я очень чувствительна — с этим, конечно, сложно жить, но я знаю, что умею любить, дружить, я очень преданная. Не хотела бы отдавать эти качества. Иногда я рассказываю человеку о моём диагнозе, а он мне отвечает: «Ты один из самых организованных людей среди моих знакомых. У тебя всё время какие-то списки, еженедельники и напоминания, ты планируешь расписание на две недели вперёд». Именно СДВГ сделал меня такой организованной — и это очень помогает мне жить.
Я могу понять людей, которые не считают, что СДВГ — расстройство, потому что оно действительно выглядит как «лень». Очень часто даже я начинаю сомневаться — настолько общепринято мнение, что нужно просто «взять себя в руки». Поэтому я считаю, что об СДВГ надо говорить больше, чтобы люди могли обратиться за помощью. Лекарства, которые действительно влияют на СДВГ, недоступны в России. У меня есть много навыков, помогающих мне жить без таблеток, но я бы хотела попробовать терапию чисто из любопытства. Узнать, каково жить без расстройства — смотреть в глаза собеседнику и помнить всё, о чём он говорит. Или, например, каково это — когда нужно сделать рабочую презентацию за два часа, и ровно через два часа ты встаёшь со стула, всё сделав, не отвлекаясь каждые двадцать минут, чтобы попить или посмотреть в окно.
В последнее время благодаря психотерапии я стараюсь больше быть самой собой. Когда мне говорят «Юля, ты так громко разговариваешь», я радуюсь: вот я настоящая, такая, какая есть, я перестаю этого стесняться. Я не хочу тратить время на то, чтобы доказывать что-то людям. Я бы не хотела жить без СДВГ: как бы ни прошли тридцать пять лет моей жизни, это то, что меня сформировало, то, что помогает преодолевать трудности и чувствовать силу внутри. Может быть, было бы интересно прожить день, не потеряв ключи или перчатки или получив огромное удовольствие от уборки, — но это часть меня.
Источник
Синдром дефицита внимания и гиперактивность — расстройство, которое после этого текста себе могут «диагностировать» многие. Кто-то считает СДВГ заговором фармкомпаний, кто-то страдает от него и не может вести самостоятельную жизнь, а кто-то отказывается верить в подобные болезни. Наша героиня Ника Никонова живет с СДВГ, путешествует по миру, снимает кино и использует свою гиперактивность по максимуму – но всё это делает потому, что иначе её преследует скука и дефициты внимания.
Мне поставили диагноз СДВГ два года назад. Я тогда жила в Индонезии. И это был сложный период. Я не понимала, почему я не могу завершить ни один проект, за который берусь, и оставляю все в подвешенном состоянии. Я часто бесила своего парня тем, что забывала выключить свет или невнимательно его слушала. Теряла концентрацию, выполняя самые простые вещи, например, когда мыла голову, задумывалась о чем-то и забывала, мыла ли я ее вообще. Или если человек меня перебивал, а потом хотел, чтобы я продолжила говорить, то я просто меняла тему, потому что забывала, о чем говорила.
Однажды мой молодой человек сказал: «Может, у тебя СДВГ?» Я начала думать об этом, читать статьи и истории людей с этим синдромом. Многое сходилось, но нужно было знать наверняка.
Так как в Индонезии нет специалистов, которые бы занимались СДВГ, я поехала в Сингапур. Это самая развитая страна в Азии с очень сильной медициной. Нашла много клиник, которые специализировались именно на этом синдроме, и записалась в одну из них на обследование. Сначала был простой разговор с доктором. Он спрашивал о моем детстве, родителях, школе – всё, что могло ему помочь поставить диагноз. Потом сдала тест. В итоге мне сказали,что у меня сто процентов СДВГ.
В день, когда я это узнала, мне было грустно, что я родилась в стране, где люди даже не знают об этом. И обидно от того, что мои родители никогда меня не проверяли и не работали со мной должным образом. Возможно, если бы я знала тогда, это помогло бы мне лучше учиться в музыкальной школе, заниматься театром, лучше осваивать какие-то предметы в школе. Я раньше научилась бы находить моменты потери концентрации и стала как-то это контролировать.
Отношения с людьми и секс
Но я рада, что мне поставили диагноз СДВГ, потому что многие детали жизни встали на свои места. Мне стало понятно, почему в школе я не могла сконцентрироваться, почему у меня всегда были проблемы с поведением, почему я всегда была активнее других и почему меня за это всегда наказывали и водили к директору, почему выставляли на показ перед всем классом. Я нормально училась и хорошо закончила школу, но мне было невероятно тяжело просидеть 45 минут на уроке. 20 минут — это максимум, а все остальное время я занималась всем, чем только можно.
Я поняла, что таких детей, какой была я, нельзя наказывать, с ними нужно общаться совершенно по-другому, и родители должны об этом знать. А родители мои были обычными беларускими мамой и папой, которые даже не могли подумать, что у меня может быть гиперактивность, которую на Западе лечат десятилетиями. Они просто сходили с ума от меня, как и я сама. Им постоянно нужно было отвечать за меня, приходить к директору и справляться со мной дома и на улице.
А вот с другими детьми гиперактивность мне даже помогала, потому что им всегда было интересно познакомиться с таким активным ребенком, как я, у которого куча энергии на любые занятия. Я всегда была общительной и легко находила общий язык с новыми людьми. Это и сейчас мой большой плюс.
Еще СДВГ влияет на отношения с людьми. Многими уже доказано, что людям с дефицитом внимания очень сложно строить длительные отношения, создавать браки и семью. Одному в паре сложно делать какие-то простые вещи, а второму нужно быть очень терпеливым.
Я постоянно что-то теряю и мне постоянно нужно вести дневник, где я записываю планы на день или на неделю. Мой мозг хочет запоминать всё, но я отвлекаюсь и забываю. Когда я жила с парнем, ему это не нравилось. Если ты живешь с человеком, вы можете проводить 24 часа вместе. И в эти 24 часа случается много маленьких деталей, которые могут раздражать человека, что потом выливается в ссоры и, возможно, расставания на почве непонимания и осуждения, типа: «Почему ты такой безответственный? Почему такой невыносимый?»
А ты ничего не можешь сделать, потому что твой мозг работает иначе. И если ты этого не понимаешь, начинаешь злиться на себя и думать, что ты самый никчемный человек на планете, который не может ни с кем ужиться. Когда мой парень узнал, что у меня СДВГ, он вздохнул и сказал: «Я так и знал!» Думаю, ему стало легче, потому что он понял, что мне не плевать на многие вещи, просто мой мозг не способен концентрироваться так, как ему хотелось. В сексе, кстати, тоже не все так просто. Мне сложно достигать оргазма. Он достигается, но для этого нужна какая-то суперспособность партнера.
Лечение и таблетки
Врач предложил три варианта, как можно бороться с этим синдромом. Первый вариант — самый дорогой — нанять тренера внимательности и концентрации. Это такой человек, который сначала выясняет, с чем мне сложнее всего справляться, а затем учит фокусироваться на важных вещах и сохранять спокойствие в дни гиперактивности. Второй вариант — таблетки. Третий вариант — самой пытаться дисциплинировать себя и научиться замечать, когда у меня гиперактивность, а когда — дефицит внимания. Это бесплатный и здоровый способ, но самый сложный: нужно практиковаться годами и постоянно анализировать свое поведение.
Когда врач предложил три варианта борьбы с СДВГ, я выбрала таблетки. Он предложил мне Concerta. Есть несколько типов таблеток — реталин, адерол и концерта. Они все содержат метилфенидат. Это химическое соединение, которое запрещено в Беларуси и за грамм которого можно сесть от 8 до 15 лет. В России, кстати, они тоже внесены в список запрещенных веществ. Сначала врач дал мне подростковую дозу, чтобы первый месяц я просто попробовала. В течении 12 часов они делали меня менее гиперактивной, я легко могла сконцентрироваться на чем-то одном. Что бы я ни делала: готовилась к экзамену, читала книгу, делала монотонную работу — эти таблетки очень сильно помогали оставаться в том процессе, который я начала.
Конечно, я не принимала их каждый день, потому что они очень вредные. Это как наркотик, на который легко психологически подсесть, потому что только с ними работоспособность становится стопроцентной. Если на протяжении многих лет применять эти таблетки в больших дозах (а дозы можно повышать), со временем они вызывают психоз и нервные срывы. Плюс побочные эффекты, например, потерю веса. Когда я их принимаю, я не хочу есть: мне вполне хватает одного приема пищи в день. Я всегда хочу курить под ними, хотя обычно не курю. Постоянно хочется воды, и я больше потею.
Помню самый жесткий период, когда я четыре-пять раз в неделю пила таблетки. Это был мой последний месяц в киноакадемии. Были невероятные дедлайны, много курсов, которые нужно было сдавать, монтаж, еще и занятия с девяти до девяти. И так с понедельник по пятницу. Но я не хотела бросать то, что начала. Тогда я очень сильно похудела, за месяц сбросила пять килограмм. Мне было сложно спать. Я училась днем и принимала таблетки вечером, всю ночь работала, спала два-три часа – и снова шла на учебу. Да, я много всего сделала за этот месяц, но чувствовала, что становлюсь зомби и не могу нормально разговаривать с людьми. Под таблетками я очень быстро думаю, и мне кажется, что другие думают гораздо медленнее. И это раздражает. Я часто замечала, что когда я под таблетками и нахожусь в классе, мгновенно понимаю преподавателя, а мои коллеги только начинают улавливать информацию или переспрашивают, задают вопросы. Из-за всего этого мне было комфортнее работать одной в каком-то изолированном пространстве, но только не с людьми.
Еще одна особенность этих таблеток — если мне в течении дня нужно сделать кучу разных дел, то они вообще не сработают, потому что мозг может идеально концентрироваться только на одной задаче.
Обычно в дни с таблетками я делаю сто процентов того, что запланировала. А без них — процентов тридцать. Кто угодно может их принять и почувствовать эффект, поэтому американские подростки в колледжах покупают их нелегально. Или находят друзей с СДВГ и просят у них. Часто плотно подсаживаются, чтобы просто получать оценки получше.
Да, таблетки помогли мне закончить университет хорошо, я показала свой фильм и была очень довольна своим результатом. Но поняла, что после таких жестоких периодов, мозг просто не хочет ничего делать и просит стимуляторы. После этого адского месяца я долго не хотела есть – просто не было аппетита – я даже начала за себя беспокоится. Не могла встать с кровати, потому что тело будто было не готово подниматься и работать. Поэтому следующие две недели я старалась себя кормить только полезной едой и много пить, пыталась спать сколько нужно. Как только я начала нормально есть, спать и бегать, потерянные килограммы вернулись, а брюки перестали на мне висеть. И три-четыре месяца после окончания университета я не применяла таблетки.
Медитация и марихуана
Сейчас я пью таблетки только в очень важные дни, когда нужно сфокусироваться на серьезном деле и довести его конца. А так обхожусь без них. Я пытаюсь быть к себе снисходительнее и не злиться на себя, когда отвлекаюсь. Просто стараюсь возвращать внимание туда, где остановилась. Иногда получается, иногда нет. Порой я возвращаюсь, а на экране компьютера выскакивают все эти окна и сообщения, телефон разрывается – мозг хочет вникнуть во все это. В такие случаи мне лучше всего закрыться в пустой комнате, отключить телефон, чтобы ничего не отвлекало. А еще я поняла, что чем больше я буду любить себя, тем проще мне справляться с СДВГ.
Знаю, что есть люди, которым помогает марихуана. Но я никогда не лечила свой диагноз травой. Она не делает меня более концентрированной, скорее наоборот – я не могу под ней работать, улетаю из пространства. У меня есть друзья, которые прекрасно работают под марихуаной. Я рада за них, но на меня она так не действует.
Есть еще один способ, как можно бороться с СДВГ — это медитация. Но для этого нужно быть очень дисциплинированным, чтобы каждый день медитировать по 30 минут. Когда я жила в Азии, делала разные ретриты, и вот они определенно мне помогали. После медитации я становилась более собранной, расслабленной, счастливой, моя гиперактивность уменьшалась, и было проще строить план дня в голове. Но при этом она мне очень сложно дается: мысли цепляются одна за одну, и я отвлекаюсь. Сейчас не получается практиковать, потому что я живу в Нью-Йорке – городе, в котором не могу даже нормально поесть, вечно бегаю, работаю, опаздываю. Знаю, медитация полезна в таких больших городах, но пока у меня не получалось совмещать ее с учебой.
Для меня легче проходить випассану. Это десятидневный курс, когда ты берешь обет молчания. Я прошла этот курс. С СДВГ это было безумно тяжело: нельзя было говорить и нужно было медитировать десять часов в день. Но я больше люблю такие экстремальные условия, чем медитации каждый день по 30 минут.
«Реальная жизнь»
На самом деле, у нас у всех есть СДВГ, просто у всех он проявляется с разной интенсивностью. До определенного уровня — это норма, а после — уже синдром.
Если я общаюсь с компанией новых людей, я сразу могу определить, у кого есть СДВГ, потому что такие люди очень быстро говорят и двигаются. Они могут быть сконцентрированными в одну минуту, а в другую — нет.
В принципе, у всех очень похожие проявления, но бывает и очень сильный уровень СДВГ, с которым людям запрещено водить машину, потому что они могут легко потерять концентрацию. У меня есть знакомый, ему 40 лет. Ему запрещено водить машину и скутер, можно передвигаться только на велосипеде. Он быстро «улетает», потому что много думает.
Я обожаю водить машину и мотоцикл, но мне очень сложно концентрироваться на дороге, особенно если ехать на одной скорости в потоке автомобилей. Такое уже было, когда я почти была на грани аварии, просто потому что я задумалась о чем-то и витала в облаках. А потом я поняла, что мозг лучше концентрируется, когда я еду очень быстро. Так безопаснее для меня и других.
Когда я узнала, что у меня СДВГ и начала применять таблетки, сразу начала различать дни, когда у меня гиперактивность, а когда дефицит внимания. И вот, что заметила. Мои дни зависят от настроения. Чем более я счастлива, тем больше вероятность, что у меня будет гиперактивность. Но как только у меня день, в который происходит что-то неприятное или меня что-то злит, скорее всего это будет день с малой концентрацией из-за того, что я буду сфокусирована на негативном эмоциональном состоянии. Например, сегодня я очень счастлива, у меня все хорошо. И как только я проснулась, я уже прыгаю, у меня много энергии. А если с утра я этого не чувствую, то вспышки гиперактивности начинаются под вечер.
Но это очень утомительные дни, потому что мой мозг очень быстро работает. Говорят, что такие люди, как я, быстро стареют, потому что в мозге быстрее и больше образуется нейронных соединений. С одной стороны, это хорошо: высокая нейропластичность. Но с другой стороны, мозг быстрее изнашивается. Люди с СДВГ, с которыми я общалась и которым больше 50 лет, все согласны с этим. Думаю, в свои 80 я это почувствую. Но до этого времени надо попытаться не стареть. Я боюсь, что не успею сделать всего, что хочу сделать. А хочу я многого.
Еще одно проявление СДВГ — мне постоянно скучно. Поэтому каждый день я стараюсь делать что-то новое, изучать что-то новое, читать, смотреть, общаться с новыми людьми. Я будто подсажена на новизну и мне сложно усидеть на одном месте, в одном городе, поэтому я очень часто путешествую и меняю места. Сегодня я в Бруклине, завтра в Берлине, послезавтра – на Бали. И так бесконечно.
С этой точки зрения мой диагноз – это мой плюс. У меня много энергии, и она может долго не заканчиваться, даже принимать ничего не надо. Если у меня дни с гиперактивностью, мне нужно меньше сна, не нужен кофе, я успеваю сделать очень много всего. В то время как другим людям нужны стимуляторы, или они быстрее утомляются. С другой стороны, мне нужно в два раза больше усилий, чем обычным людям, чтобы освоить какие-то простые вещи, читать книжки, учить то, что мне не совсем нравится, и заниматься творчеством. И это то, с чем мне нужно работать на протяжении всей жизни. В любом творчестве всегда требуется усердная, кропотливая работа для улучшения твоих навыков. Мне с этим очень тяжело: нужно прикладывать тонны усилий, чтобы начинать проекты и заканчивать их, а затем начинать новые.
Матери-328 и планы на будущее
В качестве своего дипломного проекта для нью-йоркской киноакадемии я снимала документальный короткометражный фильм про движение «Матери 328». Все началось с того, что год назад я попала на стрим со встречи государства с этими матерями, чтобы выслушать их просьбы. Но по сути это всё было для того, чтобы женщины выговорились и стали помалкивать. У этого мероприятия была ужасная организация, пришло очень много людей, нельзя было снимать – в общем, был бардак. После этого стрима я начала больше узнавать про них и про проблему в целом. Узнала, что треть всех заключенных — это осужденные по этой статье. И что 90% из них не должны сидеть, как мне сказал для фильма начальник тюрьмы. Потом я познакомилась с женщиной, которая начала движение «Матери 328». Весной я прилетела из Америки, чтобы познакомиться с ней. Она согласилась участвовать в съемках моего фильма. Потом появились и другие женщины, их было больше сотни, соглашались и их дети.
Этот проект изначально был полностью на мне. Я делала исследование, писала сценарий, координировала все вопросы, снимала, записывала звук, продюсировала, монтировала. С такими сложными вещами, как обработка звука, мне помогали уже в Америке. Сейчас я еще нашла монтажера, который поможет перемонтировать фильм для подачи на фестивали. Еще я подумываю найти ребят из Беларуси, которые согласятся написать саундтрек к фильму, когда он будет готов.
Я надеюсь закончить его к весне и подать на фестивали, которые, в первую очередь, связаны с правами человека. Но сейчас идет самая сложная для меня часть проекта — его завершение. Я знаю все реплики героев наизусть, бешусь из-за этого и трачу много сил на концентрацию на том, что я должна закончить. Я же чувствую ответственность перед матерями и их детьми! В самые тяжелые дни, когда хочется сдаться и бросить, я думаю о них и вспоминаю, как сама ездила к ребятам на свидание в тюрьму, как видела их, лысых, через стекло, как слышала матерей, которые разговаривали с ними рядом: кто-то плакал, кто-то смеялся, кто-то ругался. А если не могу сама справиться со своим СДВГ, то принимаю таблетки.
Я слишком много всего хочу. Но это, в принципе, хорошо. Я редко удовлетворена собой. У меня никогда еще не было мысли, что я чего-то достигла. Поэтому я ставлю перед собой долгосрочные цели: они помогают мне быть счастливой и не впадать в депрессию, потому что я не могу тратить время на то, чтобы жаловаться на жизнь. Когда есть такой план, мне легче не сворачивать с моего пути.
Мой мозг думает, что я вечно буду жить и что я смогу сделать одновременно много разных дел. Все же я построила план на ближайшие восемь лет. Ближайшие два года я буду в Нью-Йорке стажироваться в продакшене, доделывать свой фильм, снимать новые короткие проекты, делать исследования для долгосрочного проекта. Планирую вернуться в школу, чтобы изучать журналистику, так как цель — освещать военные конфликты. При этом я хочу оставаться на связи с Беларусью, думаю вернуться туда через какое-то время. И потом снова уехать учиться, и снова вернуться. В голове у меня план четкий, но я сама могу себя насмешить этим. Ведь завтра я могу встретить кого-то, влюбиться – и это всё идет под воду. Поэтому хорошо быть гибкой и радоваться другим событиям, которые не связаны с планами.
Источник