Как жить с биполярным синдромом
Маниакально-депрессивный синдром знаком многим по сериалу Homeland — им страдала главная героиня Кэрри Мэтисон. Как жить с таким диагнозом в Москве, «Афише» рассказала обозреватель Buro 24/7 Вера Рейнер.
Вера Рейнер
Когда точно это началось, сейчас сказать трудно. Первый маниакальный приступ, который дал мне понять, что что-то не так, произошел года четыре назад. Это было летом, когда я еще училась в университете. Я тогда жила в общежитии, в большой комнате с еще тремя или четырьмя девочками. И так получилось, что в какой-то момент все соседки разъехались по домам и я осталась в ней одна. И как раз после долгого перерыва снова начала рисовать. Я рисовала целыми ночами, бегала курить, ложилась спать часам к 10–11 утра, через несколько часов просыпалась, ехала в центр к друзьям, пила с ними вино, возвращалась обратно — и снова садилась за стол, к своим краскам и журнальным вырезкам. И через несколько дней в таком ритме вся эта увлеченность начала приобретать нездоровые формы. Энергия, бурлившая во мне, вылилась в настоящий психоз. Мне стало страшно находиться в этой пустой комнате даже при свете, страшно закрыть глаза хоть на секунду, любой шорох пугал до невероятного ужаса. Спасением были выходы на балкон, куда мы всегда ходили курить, но после этого еще страшней было возвращаться в комнату: мне казалось, что нарисованные мной персонажи могут в любой момент ожить — и что они, сошедшие с бумажных листов, могут ждать меня за дверью. Они смотрели на меня, когда я что-то делала в комнате. Заснуть было уже невозможно, даже если хотелось спать, и я просто тряслась, сидя на кровати, и рыдала. Думала только об одном: пусть это закончится, пусть это закончится… Потом, когда это действительно закончилось, я пыталась рассказать об этом своим друзьям.
Но, когда тебя отпускает, все произошедшее начинает казаться уже не страшным, а глупым. И все, стоит заговорить об этом, превращается в какую-то шутку, а ты приобретаешь репутацию этакого безумного художника: ну ты даешь, только уши резать не начни, ха-ха.
БАР (биполярное аффективное расстройство) — это, коротко говоря, чередование маниакальных и депрессивных стадий. Они могут сменять друг друга практически по расписанию, регулярно, а могут приходить и уходить, когда им вздумается. Могут затягиваться надолго, а могут появляться на несколько дней и исчезать. Мании, как и депрессии, могут быть легкими — такие называются гипоманиями, а могут быть и тяжелыми, даже с бредом и галлюцинациями. А иногда мания с депрессией вообще развиваются одновременно, и такие смешанные состояния хуже всего. Потому что ты в глубоком отчаянии, а твой мозг продолжает работать на полную катушку, генерируя все новые идеи одна ужасней другой, — и если в обычной депрессивной стадии у тебя, допустим, просто нет сил на решительный шаг вроде самоубийства, о котором ты постоянно думаешь, то в смешанной проблем с нехваткой сил может и не возникнуть.
Маниакальные стадии всегда длятся меньше депрессивных, хотя они (если остаются гипоманиями) куда приятней — и мне всегда нравились. Эти подъемы настроения, когда кажется, что ты все можешь, вовсе не кажутся страшными — наоборот, они радуют, и ты думаешь, что все наконец-то в порядке, и хочешь, чтобы они приходили почаще. Начинаешь спать по четыре часа в день, но все равно полна энергии. Мысли крутятся в голове с бешеной скоростью, идеи возникают одна за другой. В 4 ночи я, например, писала рабочие письма в духе: «Привет, вот мой список суперидей, давай я напишу вот эти 15 материалов!» Все люди кажутся прекрасными, тебе хочется со всеми общаться, всем писать и звонить, и ты серьезно становишься самым веселым, остроумным, талантливым и общительным человеком на земле — сами понимаете, в своих глазах.
Чувствовать себя вандервумен классно. Правда, чем дольше находишься в этой легкой и приятной стадии, тем больше шансов, что уже скоро она перерастет в самую настоящую манию. С опасными приключениями, приступами ярости и прочим. Ну а после тебя в любом случае ждет холодный душ.
В периоды депрессии мне казалось, что я ни на что не способное ничтожество. Я, например, договаривалась, что сделаю какую-то работу к определенному сроку, потому что была полна энергии, — но потом все заканчивалось, и, вместо того чтобы сдать ее, я камнем лежала дома, не отвечая на звонки. Говорить с ожидающими не было сил, а еще было стыдно за то, что я просто не могу заставить себя что-то сделать. Тебя ругают, от тебя снова чего-то ждут, а ты и так чувствуешь себя самым ничтожным человеком на земле, который даже такие мелкие обещания сдержать не способен. В какой-то момент не можешь делать уже вообще ничего. Только бесконечно лежать, уставившись в потолок, даже в туалет не поднимаясь, — сначала думаешь, что сходишь чуть позже, терпишь, а потом вообще перестает хотеться. Я могла расплакаться по любому поводу. Иногда просто нападала тупость, которая лишала всех эмоций, кроме отчаяния и ощущения того, какой ты неудачный человек.
В такие периоды я могла спать целыми сутками. Как-то проспала двое суток подряд: просыпалась, понимала, что ничего не изменилось, и засыпала снова.
Когда ты в депрессии, кажется, что у тебя нет друзей — и вообще рядом нет никого, кто спас бы тебя, когда спасти себя уже не выходит.
Начинаешь думать, что те, кто до сих пор общается с тобой, делают это по привычке, ну а остальные и вовсе давно тебя бросили, сбежали к другим, более легким и приятным людям (как обстоят дела на самом деле, не так важно — ты уже живешь в своей измененной реальности). И ты отчетливо понимаешь, что твоим вроде бы друзьям гораздо лучше без тебя, — и начинаешь устраняться от их общества. Сделать это просто. Однажды к моим соседям пришли на вечеринку наши общие друзья. Я, услышав звуки, вышла посмотреть, а кто-то из них сказал: «О, а мы не знали, что ты дома». И все, в голове сразу только одна мысль: «Конечно, я же человек-невидимка», — и ты просто уходишь обратно к себе. Ложишься, слушаешь их смех и ненавидишь себя за то, что не можешь веселиться с ними. Это ощущение собственной невидимости, незначительности было постоянным спутником каждой депрессивной стадии. И, конечно, тотальная безысходность, безнадежность.
Был период, когда я пила при любой возможности: только бы развеселиться, только бы перестать быть собой, этим ужасным унылым человеком. Но вот ты пьешь, делаешь какие-то странные и жуткие вещи — и в итоге только ненавидишь себя еще больше. Это длилось довольно долго, но потом я сама положила этому конец, потому что поняла, что алкоголь (кстати, проверенный депрессант) не помогает. Допинг для ненависти к себе мне не требовался — с этим я справлялась и сама. Чувство вины, на самом деле, сопровождало меня долгие годы. Вины за эту переменчивость своего характера, за «неуживчивость», как ее иногда называли окружающие, за постоянные падения и взлеты, за периоды безумия.
Я миллион раз спрашивала себя: ну что тебе стоит просто перестать быть такой и стать нормальной? Но не выходило.
Существовать бок о бок с другими людьми во время депрессии — настоящий ад (в маниях ты сама становишься адом для других — например, превращаешься в преследователя). Жить по рабочему графику и ходить в офис тоже невыносимо тяжело, хотя до какого-то момента можно заставлять себя, пусть это и отнимает много сил. А потом силы просто заканчиваются. Помню, был период, когда я начинала рыдать, как только выходила из офиса домой, и просто ненавидела свою работу. Хотя занималась одним из своих любимых дел в окружении приятных людей. И в какой-то момент, когда жить так стало невыносимо, я уволилась. Стоило мне уйти, как началась прекрасная жизнь: я порхала как птичка, и казалось, что меня ждет большое будущее русского Кунса, жизнь стала счастливой и свободной. Но потом подъем закончился и началась скучная реальность. Друзья были заняты работой, я весело тратила деньги, иногда подрабатывала — и постепенно снова скатывалась вниз. Я больше не могла винить суровый график или вечную занятость — а значит, дело могло быть теперь только во мне. Вся ненависть, которая до этого распространялась на некоторые аспекты моей работы, с новой силой обрушилась на меня. Я травила себя за то, что, уже будучи условно свободной, все равно не могла наслаждаться жизнью. Это, конечно, вернулась депрессия.
Ну а в августе у меня окончательно поехала крыша — именно так я и написала в заметках на айпэде. Вконец поехала. Первая неделя была потрясающей. Мне хотелось летать, в моей жизни появился новый важный человек, я снова рисовала и наконец дописала все тексты, которые обещала сделать в течение прошлых недель, — все было прекрасно. Но чем дольше ты в этом легком состоянии, тем скорее сорвешься. И моя чудесная легкая мания постепенно переросла в истеричное состояние. Я могла час смеяться над чем-то несмешным, срываться из-за каждой мелочи, ругаться с людьми, швыряясь вещами. Достаточно было одного слова, чтобы любимые друзья стали в моем сознании мерзкими предателями, которым ни в коем случае нельзя доверять. Новый важный человек, придя в ужас от новой меня, сбежал. А потом, в один вечер, после случайно сказанных одним моим другом слов, все полетело. И мои состояния начали меняться с убийственной скоростью: от ненависти к себе до ощущения собственных сверхсил, от ненависти к людям до святой любви ко всем вокруг, от непреодолимого желания крушить и ломать до желания делать прекрасные вещи… И, конечно, снова вернулся этот бесконтрольный и необъяснимый страх. Меня буквально разрывало от всего, что происходило в моей голове. И к концу месяца я была настолько измотана, что поняла: кажется, это точка невозврата. Я больше не справляюсь. Я не контролирую свою жизнь. Мне нужна помощь.
Что хорошо и в депрессиях, и в маниях при БАР, так это то, что они всегда заканчиваются. Правда, двумя способами. Либо фаза просто выдыхается и уходит, оставляя за собой самые разные последствия в виде разрушенных отношений, разбитого телефона или потерянной работы, либо вы до ее конца не доживаете.
Последнее особенно касается смешанных фаз и вообще не редкость. Поэтому чем раньше вы обратитесь к врачу, тем для всех будет лучше. Пытаться излечить себя самого от маниакально-депрессивного психоза или вывести из депрессии — то же самое, что самому себе вырезать аппендицит. То есть абсолютная глупость. Не покупайте таблетки по советам друзей. Не назначайте сами себе антидепрессанты — у больных БАР они могут вызывать обострения маний.
«Найти психиатра Москва» — главный хит моих google-запросов в августе. Я часто смотрела страницы докторов, но никак не могла заставить себя записаться — но после очередного приступа все-таки решилась. Я пошла к психиатру, потому что мне было ясно, что просто разговоры о моем детстве, отношениях с людьми и самооценке мне уже не помогут. Хотя идея того, что кому-то можно заплатить, чтобы он наконец говорил с тобой о твоих проблемах, слушал тебя, а не просто отшучивался, мне давно нравилась. Но в этот момент я просто хотела, чтобы кто-нибудь уже выписал мне какие-нибудь таблетки и все это прекратилось.
У врача на столе стояла коробочка с бумажными платочками. Только войдя в кабинет, я сразу подумала: «Лишь бы мне не пришлось ею воспользоваться».
Мне казалось, что это уже будет окончательным признанием своего убожества и слабости. Платочками я так и не воспользовалась, хотя все эти мысли, как я уже сейчас понимаю, были совершенно глупыми. Психиатр, дружелюбная молодая женщина, задавала мне вопросы: спрашивала, почему мне становится страшно, как меняются эти периоды, о каких «американских горках» я говорю. И потом спросила, как я сама думаю, что же со мной. Я осторожно сказала, что читала текст (статью Алисы Таежной) про депрессию. И там увидела термин «циклотимия». Я прочитала про это статью в «Википедии» и там же увидела термин «биполярное расстройство». Я вспомнила, что эта болезнь была у главной героини сериала «Родина», но сразу себе сказала, что у меня этого быть не может. «Родину» я не смотрела, но отдаленно что-то помнила: например, что Кэрри в какой-то момент решила пройти курс лечения электрошоком или чем-то подобным. А я никак не могла примерить к себе что-то такое.
Но врач сказала, что у меня не циклотимия, а как раз биполярное расстройство. Я сразу сказала ей: «Нет, это не так. У меня его нет».
В голове крутилось, что она ошибается с диагнозом, а я ей еще зачем-то плачу за это деньги. Меня затрясло. Но она начала мне рассказывать про БАР, говорила что-то про Пушкина и Болдинскую осень, приводила еще какие-то примеры. Я уже не могла сосредоточиться на том, что она говорит. Я не хотела себя признавать человеком, связанным на всю жизнь какой-то болезнью. И не была готова признать, что я, всю жизнь считавшаяся «эксцентричной» или «чудаковатой», на самом деле в течение последних нескольких лет была психически нездоровой.
Но, с какой-то стороны, в этот момент я почувствовала и облегчение: столько лет я жила с этим, скрывая все пугающие симптомы, чтобы только не дать другим возможности догадаться, что со мной что-то не так, что я «ненормальная»… Столько лет ненавидела себя. И я поняла, что больше не могу и не хочу жить так дальше — теперь, когда знаю, что все это не было моей виной. Поэтому я решилась написать о своем диагнозе в фейсбуке. И многие — неожиданно многие — меня поддержали. Хотя, конечно, я выслушала и кучу «полезных» советов в духе «приложи подорожник». Это типичное отношение к людям в депрессии, которые не могут встать с кровати, а им говорят: «Перестань быть эгоистом» или «Просто чаще выходи из дома» — такие советы не просто не помогают, они оскорбительные. Эти слова еще сильнее отдаляют человека, которому плохо, от других людей, заставляют его почувствовать себя каким-то уродом: для всех это нормально и просто, а ты не можешь. Просто не можешь. И в этом виноват только ты, ведь у других людей все получается!
Зачем вообще окружающие дают такие советы? Кем-то из них, наверное, движет страх.
Пока ты уверен, что проблемы бывают только у слабых людей, только у тех, кто не может взять себя в руки, заставить себя заниматься спортом и так далее, тебе не страшно. Ведь ты знаешь, что у тебя-то такого быть не может. Но если признаешься себе, что это может произойти с любым — сильным, слабым, умным или глупым, — тогда тебе станет страшно. Ведь это может случиться и с тобой. Ну а кто-то, наверное, просто жесток.
Некоторые люди из моей жизни ушли, когда я стала неудобным человеком. Не веселым, не легким. Никто не любит грустных, «проблемных» людей, в этом я убедилась. Один друг так и сказал мне: «Ты слишком тяжелый человек, с тобой тяжело находиться рядом». Потом мы, правда, снова начали общаться, но осадок остался. Я до сих пор помню эти слова и чувствую себя каким-то камнем на шее тех, с кем пытаюсь начать общение. Я тяжелая и тяну их за собой — в свою невеселую жизнь и в свое безумие. Если не можешь жить с самой собой, как ты можешь жить с другими людьми? Я пока не знаю. Я пытаюсь.
Писать тот пост было страшно. Соглашаться на этот разговор было страшно. Понимаете, это ведь то же самое, что прийти на собеседование на новую работу и сказать: «Привет, я Вера, и у меня маниакально-депрессивный психоз». Или повторить это, знакомясь с родителями молодого человека. Ну или начать с этих слов свидание. Люди ведь ничего не знают о БАР, а «маниакально-депрессивный психоз» и вовсе звучит адски.
Но для меня главное, что никто пока не сказал мне: «Ты не в себе, и нам лучше с тобой не общаться», — я боялась такой реакции. Боялась, что люди будут видеть во мне какого-то монстра — и того, что он действительно может проснуться, если я не буду лечиться.
А лечиться теперь нужно постоянно. И пока нельзя пить: все идут в «Арму», а мне даже пить нельзя! Обидно. Еще нужно стараться жить по расписанию. Иными словами, никакого веселья.
Сейчас я пью «Финлепсин», от которого первые дни постоянно хотелось спать. Ты ешь, пишешь текст, просыпаешься, моешь голову — и все это время хочешь только закрыть глаза и уснуть. Еще я в первые дни просто не могла соображать — голова была как будто набита ватой. Трудно было вспомнить, что происходило вчера. Вещи валились из рук. Берешь сигарету — она уже на земле. Друг просит подержать сумку — сумка падает на пол. Но сейчас все, кажется, нормализовалось. И скоро у меня новая встреча с врачом — может, она поменяет лечение и выпишет новые таблетки.
Я вернулась на прежнюю работу — коллеги нормально отреагировали на мой пост в фейсбуке, кто-то даже написал мне письма поддержки. Кто-то, правда, теперь постоянно спрашивает меня, как я себя чувствую, как будто боится, что у меня изо рта сейчас пойдет пена. Будущее свое я вижу очень разным. Сначала все было очень грустно — я видела себя человеком, который всю жизнь проведет на таблетках. На следующий день мне уже казалось, что это не страшно. Когда все приходит в норму, все вообще перестает казаться страшным. Но когда ты в депрессии или в мании, ты просто не можешь адекватно мыслить — ты живешь в измененной реальности, и никакой другой для тебя в этот момент нет. Поэтому, пожалуйста, не говорите мне, что все это ерунда, что мне нужно расслабиться и забыть об этом: я абсолютно расслаблена до следующего приступа. Но если они вернутся, то расслабиться, извините, не смогу.
Как понять, что что-то не так с тобой или твоим другом
Если ваш друг постоянно шутит о самоубийстве, не надо толкать его в бок и говорить «ну ты шутник». Даже если он говорит что-то типа: «Я настолько безвольный, что и с собой покончить не могу; иногда выхожу из дома и думаю — может, меня хотя бы сегодня собьет автобус?» (это было моей любимой шуткой; смешно, правда?) — это уже один из сигналов.
Если ваш друг неделю не выходит из дома, не надо обсуждать с другими друзьями, какой он стал нелюдимый, — стоит попытаться узнать, в чем дело.
Если человек перестает вести себя так, как всегда, если у него странные припадки веселья, если он начинает много пить — это тоже повод подумать, почему с ним такое происходит.
Если друг пытается поговорить с вами о чем-то серьезном, о чем, как вы видите, ему трудно начать разговор, — не отшучивайтесь. Не сворачивайте эту беседу. И уж точно никогда не говорите: «Да ладно, ты воспринимаешь все слишком серьезно», — потому что воспринимать свою жизнь всерьез нормально.
Если друг бросает работу и зовет вас вместе с ним податься в Amway, это может быть манией. Такие вот дурацкие, совершенно необдуманные и нерациональные затеи — это в ее духе.
Если вы четко видите, что у вашего друга что-то не в порядке, а он на вопрос «Как дела?» отвечает «Да нормально», это не значит, что у него все действительно нормально. Просто попытайтесь поговорить с ним. Возможно, он просто уже отчаялся найти человека, который готов был бы его слушать.
Не нужно бояться идти к врачу. Это не признак слабости.
Источник
Интервью: Александра Савина
Один из важных шагов на пути к дестигматизации психических заболеваний — открытый и честный разговор о проблеме. Мария Пушкина рассказала нам о жизни с биполярным расстройством, трудностях в постановке диагноза и особенностях жизни с болезнью в России.
Биполярное расстройство (БАР) — это заболевание, при котором спокойное состояние чередуется с периодами повышенной активности и настроения (маниакальные эпизоды) и периодами подавленности, упадка сил (депрессивные эпизоды). Прежнее название этого явления — маниакально-депрессивный психоз — современные медики считают не вполне корректным. Фазы чередуются у всех людей по-разному и выражены в разной степени. Различают БАР I и II типа. В БАР I типа ярко выражена мания — крайняя степень нервного возбуждения, вплоть до потери самоконтроля и связи с реальностью. В таком состоянии человек способен возомнить себя пророком, носителем тайных знаний и броситься в любую авантюру. БАР II типа отличается тем, что у человека не развивается настоящих маний, а бывают гипомании — эпизоды приподнятого, вплоть до эйфорического, настроения. Но преобладают фазы депрессии, они могут продолжаться месяцами и даже годами.
О БАР II типа я знаю на собственном опыте. Я с детства понимала, что со мной что-то не так, и всегда страдала от резких перепадов настроения. Как и у многих, всё проявилось в подростковые годы на фоне гормонального сдвига. Детство я помню как абсолютно счастливое, безоблачное — и буквально в один момент оно закончилось. Я почти на четыре года погрузилась в унылую подростковую депрессию.
Мне казалось, что я тяжело больна. Я ненавидела себя и окружающих, чувствовала себя самым ничтожным, ни на что не пригодным созданием. Всё это усугублялось упадком сил, когда не то что пробежать кросс — дойти утром до школы было тяжёлым испытанием. Я ни с кем тогда не дружила и общалась только с книгами и героями сериалов про убийства. Какие-то предвестники этого, наверное, были и раньше. Я хорошо помню, что первый свой план самоубийства придумала в 9 лет. В 12–14 лет я с такими мыслями просыпалась и засыпала. Если жизнь обычного человека более-менее похожа на прямую (детство, юность, взрослый возраст), то жизнь биполярника — это американские горки, на которых движешься по кругу. В гипомании ты превращаешься в вечного подростка, который жаждет приключений на свою голову, не может и минуты усидеть на месте. В депрессии ты ощущаешь себя немощным стариком, у которого ржавеют мозги и тело.
Закончилась моя первая депрессия тоже будто по щелчку: ближе к 16 годам я однажды проснулась с улыбкой во всё лицо и поняла, что хочу бегать, хохотать, общаться. Жизнь моментально стала суперактивной и насыщенной, казалось, мне всё по плечу. Я ощущала себя в постоянном полёте и иногда двигалась и говорила так быстро, что друзья спрашивали: «Ты что, на спидах?»
Я училась, работала, была волонтёром, непрерывно путешествовала. Я спала тогда в лучшем случае часов по шесть, не в силах остановиться, замедлить вихрь мыслей и планов в голове. Однажды я на целый месяц оказалась в совершенно безумной арктической экспедиции на велосипедах: там я бегала с 18-килограммовым рюкзаком за плечами, обгоняя здоровых мужчин.
У меня была пара нервных срывов. Однажды я наорала матом на начальника, из-за чего меня исключили из проекта. В тот момент, когда я покинула свой город, чтобы покорять Петербург, организм начал меня подводить. В 22 года я снова была самым несчастным человеком в мире, обессиленным, подавленным, без планов и амбиций. Работа превратилась в каторгу, чтобы просто сделать звонок, нужно было по часу себя уговаривать. Я стала постоянно болеть, врачи говорили о падении иммунитета. Думать и писать было физически трудно, я не могла ни на чём сосредоточиться, забывала английские и даже русские слова. Я благополучно пережила этот период благодаря поддержке любимого мужчины, который обо мне заботился: приносил еду, водил за руку гулять, искал врачей.
Дальше взлёты и падения повторялись. Я пыталась разобраться, что со мной происходит, общалась с несколькими психотерапевтами. Все они были классные, современные, отлично образованные, но только один понял, что то, что со мной происходит, выходит за границы комплексов и детских травм. Это серьёзный недостаток многих специалистов — вера в то, что психотерапия может вылечить всё без всяких лекарств.
Подбирали мне препараты долго и мучительно. Я чувствовала себя Алисой в Стране чудес — никогда не знаешь, каким человеком проснёшься с утра
Наконец, мой последний психотерапевт сказала: «Знаете, у вас налицо признаки депрессии. Я бы посоветовала встретиться с психиатром». Я была в шоке. Моё представление о себе радикально расходилось с картиной депрессии. Я привыкла думать о себе как об активном, жизнерадостном человеке, которому что-то мешает расправить крылья.
Первый психиатр, к которому я пошла, был частным врачом и принимал анонимно. Я бы не рискнула идти в государственный диспансер, где твои симптомы запишут и сохранят навеки. Если вы стоите на учёте, диагноз может потом помешать устроиться на работу, получить права — мало ли как ещё злоупотребит знаниями о тебе твоё государство. Врач пришла к выводу, что моя депрессия развилась из-за подавляемых негативных эмоций. Она назначила мне минимальную дозу нормотимика и рекомендовала разбираться с этими самыми эмоциями у психотерапевта.
Это не помогло, мне становилось всё хуже. Я спала часов по одиннадцать и просыпалась с раскалывающейся головой и дрожью в руках. По вечерам я могла только лежать на диване и плакать. Всё это сопровождалось высокой тревожностью и социофобией: я начала шарахаться от людей, меня пугали толпа в метро и едущие мимо машины. В какой-то момент мне было страшно отвечать на звонки и даже открывать сообщения в фейсбуке. Все силы я тратила на то, чтобы ходить на работу и делать вид, что у меня всё в порядке.
Я поняла, что среди психиатров есть два враждующих лагеря: «олдскульный», который от каждого симптома найдёт таблетку, и «продвинутый», который считает, что антидепрессанты вредны, потому что они не устраняют психологические причины проблемы, а только убирают симптомы. Соответственно, первые считают, что БАР — это врождённый дефект в балансе гормонов, который можно исправить только химически. Вторые не верят, что это врождённая болезнь, а верят в психотерапию.
В итоге я обратилась к государственному врачу (это, в принципе, тоже можно сделать анонимно) с советским образованием. К тому моменту я много прочитала об аффективных расстройствах и уже сама поняла, что моя проблема не только в депрессии. Проницательная пожилая врач буквально с первого взгляда поставила мне диагноз «БАР II типа». Она выписала более сильные лекарства и предостерегла, что от психотерапии в таком состоянии только вред: раскапывание негативного опыта из прошлого может ещё сильнее травмировать.
Я вовсе не хочу сказать, что психотерапия при БАР не помогает. Биполярное расстройство — недостаточно изученное заболевание, о причинах его возникновения до сих пор спорят. Я знаю истории, где причины расстройства (например, воспитание психически неуравновешенными родителями) можно было проработать с помощью психотерапии. Мне психотерапия со временем тоже помогла, в первую очередь научиться принимать себя вместе с недостатками, не чувствовать себя виноватой и неполноценной из-за болезни. Главное — найти «своего» терапевта, с которым вы будете говорить на одном языке.
Подбирали мне препараты долго и мучительно. У них масса побочных эффектов: то бессонница, то, наоборот, вялость и потеря внимания, проблемы со зрением, сыпь на коже… Я чувствовала себя Алисой в Стране чудес — никогда не знаешь, каким человеком проснёшься с утра. Биполярное расстройство сложно в лечении, потому что для мании и депрессии нужны совершенно разные препараты, а фазы сменяются непредсказуемо. БАР II типа, как и в моём случае, часто путают с депрессией, потому что на симптомы гипомании обычно не жалуются, до определённого момента они только радуют — это же сплошной драйв!
При этом, если лечить БАР только антидепрессантами, результат может быть плачевным: депрессия со временем перейдёт в манию, а мания может разогнаться до полной потери контроля и психоза. Об этом рассказывает шокирующая книга «Fast Girl»: её автор, олимпийская спортсменка, на фоне мании решила заняться проституцией.
Я не сразу осознала, что, чтобы чувствовать себя лучше, образ жизни нужно менять. Первое, что я сделала после постановки диагноза, — взяла много денег в кредит и отправилась на тропический курорт, где зависала в клубах и успокаивала нервы алкоголем. Я тогда не думала, что мне потом год придётся выплачивать долги, а думала о том, что нужно немедленно сбежать от этого уныния и серости. Загулы и растраты — это очень типичное для биполярников поведение. Но за праздником жизни неизбежно последовала очередная депрессия, и пришлось делать выводы.
На самом деле я до сих пор не смирилась с тем, что у меня в жизни много ограничений. Моё состояние и сейчас неидеально, хотя я не теряю надежды, что оно станет лучше. К сожалению, биполярное расстройство — это на всю жизнь, можно только несколько выровнять перепады настроения и приспособить к ним образ жизни. Если его не лечить, оно ухудшается с возрастом: депрессии будут чаще и тяжелее. Мне, в общем, повезло. Около половины людей с БАР не могут полноценно работать и не способны завести семью; у многих за плечами попытки самоубийств и месяцы в психиатрических клиниках. Другая половина вполне справляется со всеми социальными функциями, только это даётся им тяжелее, чем другим.
В депрессии очень трудно работать. Я примерно полгода не могла делать почти ничего осмысленного. Важно сократить число дел до минимума, не погребать себя под горой обязанностей. Но при этом нельзя совсем всё забрасывать: диванный образ жизни добьёт вас окончательно. Самая большая иллюзия в депрессии — что в твоём состоянии виноваты внешние обстоятельства: муж не любит, на работе не ценят, в стране бардак. Стоит бросить всё старое, например уехать на край света, и жизнь наладится. Я многое бросала и уезжала три раза; это помогает, но очень ненадолго. Со временем на тебя наваливаются все те же самые нерешенные проблемы. В фазе гипомании легко наломать дров, испортить отношения с близкими и коллегами. Нужно учиться притормаживать и расслабляться. Очень помогает йога.
Правила жизни биполярника довольно простые, они вписываются в избитое понятие здорового образа жизни: соблюдать режим, отказаться от алкоголя и прочего допинга, заниматься спортом, по ночам спать. И нужно себя беречь: не переутомляться, избегать лишнего стресса. Бури страстей и богемный образ жизни не для вас, хотя биполярная душа требует именно этого. Я стала себя ограничивать в увлечениях. Раньше если мне нравилось какое-то дело, я погружалась в него с головой, могла не есть и не спать. Теперь понимаю, что постоянное напряжение расшатывает психику. Полезно вести дневник, чтобы упорядочить мысли и переживания. Стоит завести шкалу настроения — табличку, в которую ты записываешь своё настроение и принятые лекарства. Это важно, чтобы точно представлять, как со временем развивается заболевание и насколько эффективно лечение.
В западной культуре биполярное расстройство широко обсуждается ещё с 80-х. Многие известные люди открыто говорят о своей борьбе с заболеванием, и это очень поддерживает. В первую очередь это нежно мной любимый Стивен Фрай, который выпустил фильм о своей жизни с БАР, «Stephen Fry: The Secret Life of the Manic Depressive», а ещё Кэтрин Зета-Джонс и Джереми Бретт. Кстати, песня Курта Кобейна «Lithium» тоже о биполярном расстройстве: БАР I типа лечат литием. Радует, что в популярных сериалах появляются яркие персонажи с биполярным расстройством, например Кэрри из «Родины», Йен и его мать из «Бесстыдников», Сильвер из «Беверли-Хиллз 90210: Новое поколение».
Из-за недостатка информации о БАР ты не можешь понять, что с тобой творится, чувствуешь себя проклятым
Меня очень поддержало чтение книг, написанных самими людьми с биполярным расстройством, где они рассказывают, как справляются с болезнью, что чувствуют. Позитивный пример необходим, чтобы поверить, что ты не обречён, ты справишься. Must read — книги Кей Джеймисон, известного американского психиатра, которая во время расцвета своей карьеры поняла, что сама страдает биполярным расстройством. Болезнь не помешала ей изменить мир к лучшему: открыть клинику для лечения БАР, вести исследования, написать книги, которые стали бестселлерами, в первую очередь автобиографию «An Unquiet Mind: A Memoir of Moods and Madness», а ещё «Touched with Fire» — впечатляющее исследование о связи БАР с творческими способностями (многие гениальные люди страдали этим заболеванием, психиатры подозревают в биполярности Марину Цветаеву и Владимира Высоцкого). К сожалению, ни одна популярная и доступная обычному читателю книга о БАР не переведена на русский. Я хочу восполнить этот пробел и уже практически перевела «An Unquiet Mind»; теперь думаю, как её издать. Кстати, только что вышел фильм о биполярном расстройстве «Touched with Fire» с Кэти Холмс в главной роли, названный в честь книги; очень надеюсь, что он доберётся до России.
В России для больных БАР главная трудность заключается в том, что никто не знает, что это за болезнь и что с ней делать. Как, впрочем, и с другими психиатрическими проблемами: люди воображают ужасное и думают, что это опасно для окружающих. Из-за недостатка информации ты не можешь понять, что с тобой творится, чувствуешь себя проклятым. На самом деле вокруг вас каждый день гуляет множество вполне симпатичных персонажей с психопатией, хронической депрессией или обсессивно-компульсивным расстройством. Если они знают свои особенности и умеют их контролировать, они ничем не отличаются от других людей. Я думаю, в России в массе психические проблемы «прячутся» за алкогольной зависимостью: алкоголь — это доступное «лекарство», с помощью которого люди пытаются держаться на плаву.
В британской прессе сейчас много говорят о том, что к психическим проблемам нужно относиться так же, как и к любым другим проблемам со здоровьем, например как к язве желудка или астме: ты полноценный член общества, но у тебя есть ограничения. Этот подход пока далёк от российских реалий. Ты не можешь взять больничный из-за депрессии. Не можешь вслух говорить о своих проблемах, боясь быть отвергнутым, лишиться работы. Люди шарахаются от психиатров и остаются наедине со своей проблемой, довольно трудно найти грамотного профильного специалиста. Почти нет литературы на русском, нет тех же групп поддержки. Есть пара сообществ в соцсетях, но в них очень не хватает экспертов.
Я хочу внести посильный вклад в то, чтобы ситуация в моей стране стала лучше. Как неплохой переводчик, я перевожу и выкладываю в сеть интересные статьи и книги о БАР. В планах — развивать профильный сайт о БАР и создать группу поддержки. И я в поиске единомышленников.
Источник