Дети с синдромом дауна в доме малютки
На семинар для родителей детей с синдромом Дауна, который проводили в Севастополе педагоги Даунсайд Ап, пришла мама девочки, которая сейчас живет в Доме Малютки.
Ее история знакома всем мамам детей с синдромом Дауна. Когда дочка родилась, врачи стали рассказывали родителям, что их ребенок — это обуза для семьи, что он умрет через две недели у них на руках, а если не умрет, так вам же хуже (трындец! Люди, жизнь, типа, призваны спасать). Врачи стали уговаривать оставить ребенка и забыть про его существование. И уговорили. Из роддома женщина уехала с пустыми руками. Родственникам и друзьям сказали, что девочка умерла. Однако, через некоторое время женщина с мужем, стали навещать дочку в Доме Малютки. Сейчас они ездят к малышке несколько раз в неделю.
20 октября педагоги «Даунсайд Ап» говорили севастопольским специалистам, что когда рождается малыш с синдромом Дауна, нельзя давить на маму и вынуждать ее принять то или иное решение.
А в ситуации давления мама оказывается почти всегда, во-первых, врачи спешат вставить свои пять копеек, а во-вторых, если в городе работает родительское объединение, участники которого тоже приезжают в роддом пообщаться с мамой, то часто для мамы ситуация становится в два раза сложнее.
Это происходит потому, что родители, которые сами детей не бросили, разумеется, уверены в том, что они поступили правильно и хорошо. И они начинают говорить маме, что и она должна забрать ребенка.
Специалисты «Даунсайд Ап» уверены, что нельзя маму новорожденного ребенка с синдромом убеждать принять определенное решение — ни врачам нельзя, ни родителям нельзя — ее просто надо поддержать. Вне зависимости от того, какое решение она примет.
Кроме уверенности у сотрудников ДСА есть успешный опыт предотвращения социального сиротства детей с синдромом Дауна. Они организовали группу психологической поддержки для родителей, бросивших своего ребенка. И уже 30 семей своих малышей все-таки забрали в семью. Это произошло не оттого, что в группе их уговаривали забрать и пугали ужасной судьбой и смертью ребенка, попавшего в сиротское учреждение. Эти семьи просто получили адекватную помощь психолога и смогли сами справиться с горем.
А при чем тут горе? Речь ведь о родителях, которые бросили своего долгожданного новорожденного малыша? Какое может быть горе? Это вообще не люди! Даже звери своих детей не бросают!
Да. Речь именно об этих людях. Только никакие они не звери. Родители не маргиналы — родил и забыл, — а обычные люди, которые этого ребенка ждали несколько лет, он единственный, и долгожданный, и любимый. Дети с синдромом Дауна рождаются в совершенно обычных семьях, рождение ребенка с нестандартным кариотипом не связано ни образом жизни родителей, ни с уровнем образования или достатка, поэтому чаще всего, рожденные дети с синдромом Дауна — желанные. По крайней мере, они были желанными до того момента, как был назван диагноз. И вдруг родители оставляют его. Эта ситуация в психологическом плане тяжелее, чем если бы ребенок умер.
Если родители оставили ребенка, получив информацию от врача, что их ребенок — это нечто ужасное, то шансы, что они сами захотят узнать и о другой стороне медали, и поймут, что врач их обманул, высоки в том случае, если они еще в роддоме получили часть спокойной и взвешенной информации от неэмоционального источника.
Брошюры с такой информацией можно получить в «Даунсайд Ап», а таким источником могли бы быть родители других детей, если они сменят стратегию поведения.
Людей на семинаре было много и я слышала от кого-то ужаснувшую меня историю: несколько мам поехали в роддом уговаривать родителей забрать ребенка, от которого те почти отказались, а когда их уговоры не возымели действия, и ребенок все-таки оказался в Доме Малютки, те мамы взяли своих детей и поехали в поселок родителей несчастного малыша и поскольку их не пустили в дом, они стояли за калиткой и через забор продолжали уговаривать людей, которые прятались от них в доме..
Дочка этой женщины живет в Доме Малютки уже 1,5 года, однако, родители, собираются забрать ее домой. Я уверена, что так и будет. Во всяком случае, другая мама, пришедшая на семинар, уже забрала свою двухлетнюю малышку из Дома Ребенка и вопросы на семинаре задавала наравне со всеми 🙂
UPD 28 марта 2010 года
Прошло полтора года, Настенька, по-прежнему, в Доме Малютки, почти не изменилась 🙁 Осенью 2008 волонтеры нашли для нее семью за границей, но родители сказали главврачу ДР, что малышку обязательно заберут, и иностранная семья получила отказ. Не забрали. Насте на следующий год исполняется четыре, впереди интернат.
Зато Алинка — дочка другой мамы — Наташи — в семье, https://nts-tv.com/video/2010/03/24/WM9_512_Download_PAL__24_03_sindrom_dobra_anisimova.wmv вот такой чудесный репортаж показывали в Севастопольских новостях на 21
марта 2010 года — в День человека с синдромом Дауна. Показывают ребенка, красивую
маму, мама рассказывает историю их жизни — 2 минуты эмоций, весны и позитива.
Смотреть всем!
За кадром
Алина — это девочка с розами из нашей прошлогодней выставки «Синдром
Добра», эту фотоработу можно увидеть в сюжете на заднем плане. На
выставке мы не стали класть книгу отзывов, а положили большие
фотографии, наклееные на картон, и каждый посетитель мог написать
пожелание ребенку-модели или просто что-нибудь хорошее:) После выставки
эти фотографии с пожеланиями передали семьям — это как раз одна из них
🙂
С Наташей, мамой Алины, мы познакомились на семинаре Даунсайд
Ап, который мы организовали в октябре 2008 года, а после семинара я
написала статью, хотела о семинаре написать, а получилось «О родителях, которые
бросили ребенка с синдромом Дауна»
Сейчас Наташа — волонтер благотворительной организации «Синдром Добра», работает в
Севастополе в проекте «Как научить говорить ребенка с синдромом Дауна?»,
благодаря работе в проекте нашла хорошего логопеда для Алинки, проект стартует только в апреле, а они уже
занимаются! 🙂
Дорогие родители малышей, родившихся с синдромом Дауна. Любить детей легко и радостно, предавать — больно, мерзко. Почитайте комментарии к статье — вы увидите. Будьте сильными сейчас, когда вы стоите перед выбором, когда страх все вывернул наизнанку, и вам не придется жить, стиснув зубы, всю оставшуюся жизнь. Всем желаю любви и счастья!
UPD 1 февраля 2011: «Несколько лет назад в Исландии все выпускники детских домов были приравнены по статусу к «узникам концлагеря». В 2010 году в Лейпциге прошел Всемирный конгресс по психическому здоровью детей. Там профессиональное сообщество обсуждало необходимость реорганизации интернатов во всем мире. Первоначально надо вывести как можно больше детей в семьи (приемные, семейные воспитательные группы, постараться найти возможность опеки со стороны родственников или вернуть в кровные семьи). Это быстрее, это дешевле и на сегодняшний день есть исследования, которые показывают, что это дает невероятные результаты, не только экономические, но, в первую очередь, связанные с развитием детей…. Создавая и поддерживая Дома Ребенка, мы специфическим образом калечим детей. Вот последний скандал в Павловске: дети похожи на скелеты. Дело не только в том, что у ребенка букет болезней или персонал ворует еду. Даже если еду не воруют, ребенок маленький из-за специфических условий проживания — он испытывает постоянный стресс от отсутствия рядом близкого человека, то, что он съел, он не усваивает. По данным исследований, проведенных в Румынии группой ученых из ведущих американских университетов, примерно за три месяца жизни ребенок теряет один месяц роста и веса (Д. Джонсон, 2005). Подобные результаты были получены и в Санкт-Петербурге — за 5 месяцев нахождения в доме ребенка ребенок не добирает 1 месяц в весе и росте (Р.Ж. Мухамедрахимов, О.И. Пальмов, 2009).» Прочитать статью целиком можно здесь: https://www.regnum.ru/news/1369673.html
Источник
Сейчас Мила Демочко готова помогать тем, кто оказался в такой же ситуации.
29 Марта 2020, 10:41
3 590
Зоя Степанова
Ни одно УЗИ не показало болезнь маленького Федора. О синдроме Дауна у сына жительница Северобайкальска Мила Демочко узнала только после его рождения. Она прошла все стадии: от отрицания до смирения, научилась радоваться необычному материнству и теперь помогает другим мамам с похожими проблемами. Свою историю без прикрас и до боли честно рассказала нашему корреспонденту.
ДИАГНОЗ НЕ ЗАМЕТИЛИ
Мила Демочко – уроженка Баргузинского района Бурятии, но всю сознательную жизнь провела в Северобайкальске. Там работала на госслужбе, активно занималась общественной деятельностью и благотворительностью. А несколько лет назад решила исполнить мечту детства и открыть собственную фотостудию. По велению души Мила снимала новорожденных, ведь ей так нравились милые картинки со спящими младенцами. Наслаждаясь работой, она однажды поняла, что и сама вот-вот станет обладательницей милого чуда. Это было волшебное открытие, которому радовалась вся семья: муж, старшая дочь и многочисленная родня. А на 24-й неделе беременности мама узнала, что ждет сына.
«Счастлива была безмерно», – вспоминает то время наша героиня.
– Всегда мечтала о сыне. Красивом. Со светлыми волосами и голубыми глазами. Чтобы он был не таким, как все, особенным, самым лучшим, любил меня сильно. Так и вышло. Вселенная запрос мой исполнила, — делится Мила.
Мила была ответственной беременной: принимала все витамины, сдавала анализы и проходила необходимые обследования, в том числе комплексные скрининги на врожденные патологии и аномалии развития плода.
– В общей сложности три скрининга и около десятка УЗИ. И теперь однозначно могу сказать, что скрининги неэффективны. С помощью УЗИ поставить точный диагноз «синдром Дауна» нельзя. Если по результатам УЗИ высокая вероятность, то беременную отправляют на дополнительное обследование в медико-генетический центр. У меня такого риска не выявили, по всем результатам исследований ребенок развивался в соответствии с нормой. Возможно, потому что у сына не было сопутствующих синдрому пороков сердца и других органов, его и не заметили, – рассказывает Мила.
«ПЕРВЫЕ ДНИ БЫЛИ АДОМ»
— Никто не хочет ребенка с особенностями. Никто. И я не хотела, чего греха таить, – признается женщина. – Все рассказы о том, что особое родительство означает избранность – это сладкая и подлая ложь, – уверена Мила.
Сегодня она с тоской вспоминает те дни, проведенные в роддоме. Боль, отчаяние, страх – вот далеко не полный спектр эмоций, что обуяли молодую маму, когда она услышала диагноз долгожданного малыша. До сих пор слова заведующей отделением новорожденных звучат в ее голове.
– Она сообщила мне, что у моего ребёнка все признаки синдрома Дауна. Я до сих пор помню тот разговор. И как на пальчики короткие показывала, и как говорила, что таких детей теперь забирают домой, они живут и социализируются в обществе. А я слышать не хотела и не могла понять, почему это сейчас происходит со мной. Первые дни в роддоме были адом. Меня как будто размазали, прибили гвоздями к больничной койке, вспоминает Мила.
Мила не могла зайти в палату. Там над здоровыми детками ворковали беззаботные мамы. А на душе Милы была такая тоска, что впору бежать, не оглядываясь: «Плакала все время. Думала, откажусь от него. Оставлю. Даже узнавала, что с ним будет дальше, в какой дом малютки попадет». Тем временем недалеко от мамы лежал совсем один Феденька. У малыша были проблемы с дыханием, но он стойко боролся за свою жизнь и каждым прожитым часом доказывал, что выстоит, несмотря ни на что. Дважды в день матери разрешалось приходить в отделение и смотреть на сына. А уже через три дня дали добро на грудное вскармливание.
– Приложила к груди, но он все время спал. Это нормально для недоношенных. Потом в один момент после разговора с доктором, которая меня оперировала, я твердо решила, что домой мы поедем вместе и никакой речи об отказе и быть не может. Даже если мои родные от нас отвернутся. Алена Владимировна Халтурина – имя того доктора. Низкий ей поклон – говорит Мила Демочко.
РОДНЫЕ ПРИНЯЛИ БЕЗУСЛОВНО
По приезде домой стремительно закручивающееся колесо несчастий стало разворачиваться в обратную сторону. Муж и дочь полюбили нового члена семьи безоглядно и безусловно. Долго о диагнозе малыша Мила не решалась сказать родителям, но они все поняли сами. И приняли. Мама только вскользь сказала: «Не всем же быть умными. Горе от ума». Бабушка с дедушкой без ума от младшего внука и нещадно балуют его.
– Папа наш от нас не отказался и не ушел. А сестра любит Федора и называет маленьким принцем и никак иначе, – уже с улыбкой говорит Мила.
О ТРУДНОСТЯХ
Первая и самая главная проблема, с которой сталкивается каждая мама ребенка с синдромом, это отсутствие психологической помощи в роддоме.
— Ни одна женщина не в силах справиться самостоятельно с известием, что у ее ребенка синдром Дауна. Страх, неизвестность – вот что чувствует каждая мама. Именно поэтому таких детей после рождения оставляют в роддоме. Если бы с мамами общался грамотный психолог, знающий проблему, случаев отказов было бы гораздо меньше. В идеале этим психологом должна быть мама такого же ребенка. Ведь кому, как не нам, мамам, знать, каково это, когда твой ребенок не такой, как все. Я предлагала свою помощь, номер телефона и сейчас не отказываюсь, рассказывает Мила.
Мила говорит, что вдохновляется примерами мам, успешно воспитывающих деток с синдромом. Поэтому она зарегистрировала профиль в Instagram и начала искать похожие семьи.
– Знаете, нас очень много, все очень дружные, поддерживаем друг друга. Делимся опытом, общаемся. У меня теперь друзья есть, наверное, в каждом городе нашей большой страны, — признается Мила.
Свой «мамский» ресурс, рассказывает наша героиня, восстанавливает в спортзале и обычными женскими радостями: массаж, СПА, чашка кофе, даже обычная прогулка здорово отвлекает от проблем, приносит особенную радость и помощь другим людям.
– Хочу заметить, что наше общество развивается, становится более терпимым, внимательным. Ни разу за почти два года я не сталкивалась с непониманием, грубым обращением, никто не оскорблял и не обижал нас. Скорее, наоборот, Федор вызывает улыбку у окружающих, положительные эмоции и доброе отношение, признается Мила.
О ПЕРЕЕЗДЕ ИЗ БУРЯТИИ
В августе прошлого года семья переехала из Северобайкальска в Красноярск, чтобы заниматься развитием Федора. Здесь он три раза в неделю плавает с инструктором в бассейне, занимается с логопедом, дефектологом, посещает группу раннего развития с обычными сверстниками.
– Первые годы жизни ребёночка – самые важные. Развивается очень быстро мозг, формируются нейронные связи, можно восстановить некоторые функции организма и приобрести новые навыки гораздо эффективнее и быстрее. В родном городе у нас нет таких возможностей. Все эти занятия стоят немалых денег. В декабре мы прошли интенсивный курс реабилитации. Его нам помогли оплатить неравнодушные люди, наши друзья, знакомые. Сами бы мы точно не справились, – объясняет мама особенного малыша.
Один большой минус Красноярска, по мнению Милы, – плохая экологическая обстановка. Дышать воздухом Демочко ездят на каникулы в родной Северобайкальск.
СОВЕТЫ ОТ МИЛЫ:
• Мамочкам, у которых родился ребёнок с СД, хочется пожелать поскорее пережить первые самые сложные дни. Если хочется плакать – плачь, ты имеешь на это право.
• Не бойся. Не закрывайся. Найди такие же семьи, познакомься с мамами. Например, в Instagram.
• Пользуйся хэштегами #синдромдауна.
• Проверь маленькое сердечко и щитовидную железу – это наши слабые места.
• Обнимай чаще и крепче своего малыша – это важно. Все остальное придёт с опытом. Этот ребенок сделает тебя счастливой. Да, сейчас ты не веришь, но так и будет! Уж я то точно знаю, что синдром Дауна – это не приговор.
• Пишите мне в соцсетях, я всегда готова помочь советом.
фото: личный архив Милы Демочко
Источник
Мне рассказала об этом отделении хорошая знакомая. Отделение в больнице. Лежат там дети. Дети-отказники, которых свозят с наступлением первых холодов из многочисленных домов малютки. Я поехал. Не знал – зачем, не знал – что меня там ожидает. Представлял, конечно, так как слышал, какие именно дети там лежат, но не мог знать, что я там увижу…
…Мы встретились со знакомой на станции метро «Героев Днепра», сели в маршрутное такси. Несколько минут, и вот мы уже перед детской клинической больницей. Поднимаемся на второй этаж, и мною вдруг овладевает страх. Страшно отчего-то, не хочется туда идти. Моя знакомая – прихожанка одной из харизматических церквей Киева, она в этой больнице – частый гость.
— Мы не делаем ничего особенного, просто общаемся с этими детками, на руках держим, — объясняет она мне цель нашего визита.
Расплывчато как-то… «На руках держим». Зачем? Что здесь такого – на руках подержать? Разве это так важно?
Знакомая читает мои мысли, улыбается:
— Ты не понимаешь. У них все есть. Американцы сильно помогают, наши церкви.
— Какие церкви?
— Харизматические, какие же еще? — собеседница смотрит непонимающим взглядом.
Понятно. Харизматы. Те, кого принято называть «сектантами». Те, кого следует «опасаться», так как иных мыслей не рождается в подлых их сектантских головах, кроме мыслей о том, как бы опустошить карманы доверчивых прихожан. Интересно, а за детьми такими «сектанты» ухаживают тоже, вероятно, из корыстных побуждений? Ну, наверное, на органы продать хотят несчастных детишек.
Я проглатываю незаданный вопрос о православных церквях, лидер которых сейчас находится где-то далеко за рубежом с очередным «визитом». Мне понятно, что «со смирением» улыбаться в камеру намного важнее, чем реально сбросить позолоченные одежды да опуститься на грешную землю. И помочь тем, кого Иисус безгрешными называл. Намного легче обзывать «сектантами» тех, кто помогает этим несчастным детям, нежели самому ХОТЬ РАЗ переступить порог подобного заведения. «Дела» серьезные у «божьего человека», что тут скажешь, ну да Бог ему судья…
— Понимаешь, это, на самом деле, очень важно – брать их на руки. Прижимать к себе. Они лишены материнского тепла, но любой психолог и педиатр скажет тебе, насколько такое тепло важно. Они всегда одни. Они не нужны никому в целом мире…
Мы переодеваемся. На плечи – белый халат, на ноги — принесенную с собой сменную обувь. Тщательно моем руки. Идем по коридору. Дверь из металлопластика. Палата в четыре комнаты. Небольшое автономное отделение. Металлопластиковые окна и двери (подарки сектантов), кроватки, игрушки (тоже подарки сектантов), симпатичные занавески, хорошие обои (снова сектантские происки), импортные кремы и лекарства (и здесь без сектантов не обошлось). Мы заходим…
Они лежат каждый в своей кроватке. В одной комнате – четверо, в двух других – по одному, в четвертой никого нет.
— Скоро их много будет. Холода наступят – и начнут свозить. Простуженных, с бронхитами. Скоро будет много… – безрадостно констатирует моя знакомая.
Первое, обо что спотыкаешься, едва переступив порог палаты, — взгляд. Очень пристальный взгляд девочки, лежащей по центру. Она мерно раскачивается из стороны в сторону, но, как только видит нас, замирает. Улыбается. Язык высунут, глаза широко раскрыты. Девочка, одетая в подгузники, произносит нечленораздельный звук, как будто смеется или даже насмехается. На вид ей месяца четыре, но выражение лица совершенно несвойственное детям такого возраста. Я не выдерживаю этот взгляд. Он абсолютно осмысленный. Неприятный взгляд. Тяжелый, буравящий.
Вчитываюсь в бумажку, прикрепленную над кроватью девочки, и удивленно поворачиваю голову к своей спутнице:
— Тут что – опечатка?
Знакомая читает.
— Нет, не опечатка. Здесь уже лежала такая девчонка когда-то.
Я потрясен. Дело в том, что девочке с тяжелым взглядом – два с половиной года. Весит она килограммов пять от силы. Родители – алкоголики с более чем десятилетним «стажем».
На второй кроватке, обхватив голову ручонками и перевернувшись на живот, лежит мальчик. Он не плачет даже – стонет.
— Водянка. Ему уже две операции делали.
Голова у мальчика огромная, в синих прожилках.
Третий – вполне, на первый взгляд, здоровый малыш. Я сперва не понимаю, что с ним «не так». Красивые, ясные глаза, розовые щеки.
— Болезнь Дауна, — поясняет моя спутница, и я, вглядевшись, замечаю характерные черты. Они не очень ярко выражены, не так, как у четвертого ребенка, который спит, хрипло выдыхая воздух.
Четвертый совсем маленький, крошечный. Лицо с монголоидным разрезом глаз одутловатое, неживое. Ручки привязаны к телу.
— Почему руки связаны? – спрашиваю я.
— Он себе пытается лицо расцарапать, глаза. Вот санитарка и связывает.
Действительно, все лицо малыша исцарапано.
— Нужно смазать… Подай крем, пожалуйста.
Я беру крем, стоящий здесь же, на полке. Подаю.
— Ну-ну, тихо, малыш, — знакомая укачивает неизлечимо больного малыша, аккуратно смазывает его щечки кремом.
Мама этого мальчика принимала противозачаточные таблетки, но беременность наступила, и он родился таким, каким родился. Увидев малыша, родители от него отреклись.
Я иду в соседнюю комнату, из которой доносится слабый плач. На кровати лежит мальчик, и, едва взглянув на него, я понимаю, почему от него отказались. Вокруг глаза – родимое пятно красного цвета. Вот так – как щенка с дефектом забраковали. Расцветка не понравилась. Мальчик очень болен. Воздух со свистом выходит из его легких, на лице — мука…
В четвертой комнате находится мальчик, чей «дефект» на первый взгляд незаметен. Лежит, хрипит, плачет. Все дети, если не спят, то плачут. Мне становится невыносимо тяжело.
Моя знакомая берет на руки маленьких пациентов, разговаривает с ними. Дети, попав на руки, успокаиваются. Водят головами, не фокусируя взгляда, что-то лопочут слабо.
— Помоги мне, пожалуйста, — просит моя спутница.
Я машу головой:
— Не… Нет…
Я не могу взять ребенка на руки. Я боюсь почему-то даже прикоснуться к нему. Пятикилограммовая девочка со странным выражением лица буравит меня взглядом, смеется.
— Послушай, ты видела ее взгляд? Тебе не кажется, что у нее очень странный взгляд? – спрашиваю я тихо.
Девочка абсолютно осмысленно смотрит мне в глаза. Не на подбородок, не на руки, а прямо в глаза. Хрипло смеется.
Моя знакомая кивает:
— Конечно, видела.
Она наклоняется к девочке, улыбается ей. Та не отрывает от меня взгляда. Показывает маленькие, неровные зубы в улыбке-оскале.
— Я такой взгляд видела в фильме «Изгоняющий дьявола».
Моя спутница внимательно смотрит на меня, кивает:
— В ней сидит тот, о ком ты сказал. Но это не ее вина…
Как в тумане, оглядываюсь.
Малыш с водянкой тихонько стонет, обхватив большую свою голову ручками. Крошечный обреченный с болезнью Дауна вздрагивает, пытается пошевелиться, но руки связаны, и он просто горько плачет, уставившись в одну точку. Мне становится невыносимо тяжело, и я выхожу из палаты…
…- Это ничего. Это нормально. Трудно бывает в первый раз. Я не выдержала и двадцати минут, когда впервые пришла сюда. Ничего… – успокаивает меня знакомая.
Мы идем по коридору к выходу из больницы. Ощущение такое, будто по мозгу проехались катком. Ни мыслей, ни слов. Пустота. Перед глазами стоят лица этих деток, обреченных на медленное угасание. Я слушаю истории о малышах, лежавших здесь весной. Кто-то родился семимесячным, да еще и в семье, не созданной для того, чтобы иметь детей, кого-то произвели на свет, не прекращая употреблять наркотики, от кого-то пытались безуспешно избавиться, что привело к необратимым изменениям плода…
И сейчас, когда пишу эти строки, я вижу лицо маленькой девочки со взглядом дьявола, которого поселили в нее те, кто дал ей жизнь. Те, кто выплюнул ее в эту жизнь, как выплевывают потерявшую вкус жевательную резинку. Без сожаления, без раздумья. Я слышу стон и плач этих маленьких человечков, не виноватых ни в чем, безгрешных и святых тем, что им предстоит пройти. Святых тем, что они уже проходят. И каждая их минута – мука, а каждый их день – пытка. Но они живы.
Они живут и каждой минутой своей мучительной жизни, своими исковерканными телами, своею болью они демонстрируют то, к чему приводит бездумье. К чему приводят глупость и скотство человеческое. Необратимость давно накрыла этих малышей, и они тихонько плачут в темноте, одни во всем мире. Ни в чем не повинные крошечные граждане Украины. Лишенные всего, даже будущего, безгрешные дети порока. Малыши со страшными осмысленными взглядами, которые трудно выдержать…
Источник