В каких клиниках в москве лечат синдром градениго

Все больше московских и федеральных клиник, перепрофилированных под COVID, возвращаются к «мирной» жизни. В больницах проводят дезинфекцию и начинают принимать пациентов своих традиционных профилей: сердечников, больных диабетом, неврологическими заболеваниями и т.д. А эксперты в области здравоохранения подводят итоги: какие подходы к лечению, опробованные в городе, оказались самыми успешными.

Лидером по результатам лечения в Москве на сегодня стала университетская клиника МГУ. Точнее, госпиталь COVID-19 на базе Медицинского научно-образовательного центра (МНОЦ) МГУ имени М.В.Ломоносова.

ЦИФРЫ И ФАКТЫ

— Ковидный госпиталь Университетской клиники МГУ проработал с 21 апреля по 13 июня.

— Подготовка к приему пациентов велась около двух недель.

— В лечении больных за весь период принимало участие около 220 медицинским работников.

— Заразились коронавирусом 18 медиков, летальных исходов среди медперсонала не было.

— В клинике прошли лечение 424 пациента.

— За все время умерло 4 человека, то есть летальность составила меньше 1%.

— Среди тяжелых пациентов, попавших на ИВЛ, летальность составила менее 13,3%.

УЧЕНЫЕ ПЛЮС ВРАЧИ

— Судя по результатам работы, мы действительно справились с ней лучше многих. Но не хотелось бы, чтобы это звучало в каком-то бравурном духе, что мы самые успешные, — говорит зав. кафедрой терапии факультета фундаментальной медицины МГУ, заведующий отделом возраст-ассоциированных заболеваний Медицинского научно-образовательного центра, доктор медицинских наук, врач-кардиолог Яна Орлова. — Дело не только в том, что мы разработали и опробовали собственные методы лечения и организации «ковидного» стационара. Исходно у нас все-таки были другие ресурсы, чем у большинства других клиник. Так что сработала общая комбинация — и технических ресурсов, и организационных, и профессиональных. Мы университетская клиника, многопрофильная, каждым направлением лечения у нас руководил высокопрофессиональный клиницист из числа научных сотрудников и профессоров МГУ.

— Каких именно профессоров вы привлекали к лечению коронавируса?

— В «ковидном» госпитале у нас работали профессора кардиологи, специалисты по лучевой диагностике (КТ и другие методы), терапевты. Также были ревматологи, поскольку они изначально работают с аутоиммунными заболеваниями, а одно из самых опасных осложнений COVID — как раз такая гиперреакция иммунитета, цитокиновый шторм. Замом по клинической работе в нашем госпитале является опытный реаниматолог.

«ПРИВОЗИЛИ ОБЫЧНЫХ МОСКВИЧЕЙ ПО СКОРОЙ»

— По какому принципу к вам попадали пациенты?

— Их привозила московская Скорая помощь. Поскольку обычно операторы подбирают места госпитализации поближе к адресу вызова, то чаще к нам попадали жители ближайших районов. Среди них, в том числе, около 20 преподавателей и сотрудников МГУ, которые живут в нашем районе.

— Говорят, у вас были уникальные результаты по выживанию пациентов после попадания на ИВЛ, летальные исходы не превысили 14%. В то время как по международным данным и сообщениям из московских городских больниц погибает до 70 — 80% больных с коронавирусом, подключенных к аппаратам искусственной вентиляции легких. Как вы спасали своих пациентов?

— Мы сконцентрировались на том, чтобы, во-первых, минимизировать попадание пациентов на ИВЛ. Для этого активно использовали свою наработанную терапию (см. далее. — Ред.). Во-вторых, в реанимационном отделении проводилась огромная работа, предпринимались колоссальные усилия. Их успех, по-моему, во многом связан с очень индивидуальным подходом. Больным обеспечивали связь с родственниками, уход был уникальный. У пациентов, которые находились у нас, не было ни одного не то, что пролежня, но даже пятнышка или опрелости. Плюс мы применяли все современные технологии. У нас большой спектр технологических возможностей для максимально эффективного ведения таких пациентов.

— Лучше, чем в других московских больницах?

— Нет, так я бы не сказала. Большинство московских больниц сейчас оборудованы очень хорошо, точно не хуже нашего стационара.

НЕОЖИДАННЫЙ ЭФФЕКТ ДАВНО ИЗВЕСТНОГО ЛЕКАРСТВА ОТ ПОДАГРЫ

— Еще у нас была возможность анализировать опыт лечения, проводить контролируемые научные исследования для определения эффективности терапии. И создавать действительно научно-обоснованные алгоритмы ведения пациентов, а не просто руководствоваться ощущениями: вроде это помогает лучше, а это хуже или не работает вообще, — продолжает Яна Орлова. — Тогда как сейчас даже в ведущих медицинских центрах мира, в рекомендациях органов здравоохранения разных стран приводятся алгоритмы, разработанные в основном на ретроспективном анализе опыта. Научно обоснованных данных еще очень мало.

Кое-что мы почерпнули из зарубежных экспериментальных исследований.

— Например?

— Нас очень заинтересовало исследование с колхицином. Это давно известный препарат, который влияет на обмен мочевой кислоты и часто используется в лечении подагры. После начала эпидемии COVID появились экспериментальные данные, подтверждающие, что колхицин действует на белок, который формирует особые трубочки в цитоплазме клетки. Именно по этим трубочкам коронавирус проникает в ядро клетки, чтобы начать там реплицироваться (размножаться). Колхицин блокирует белок, мешая тем самым транспорту вирусных частиц с поверхности клетки в ее ядро.

ПРЕДУПРЕДИТЬ ЦИТОКИНОВЫЙ ШТОРМ

— Поскольку в нашей команде были ревматологи, мы знали, что колхицин широко используется для лечения аутоиммунных заболеваний, — рассказывает Яна Орлова. — А при коронавирусной инфекции как раз часто встречается синдром гипервоспаления, чрезмерной иммунной реакции, которую называют цитокиновым штормом. Кардиологи тоже издавна используют колхицин для лечения перикардитов (воспаление наружной оболочки сердца. — Ред.). А в прошлом году было закончено важное исследование с применением колхицина при инфаркте миокарда.

Исходя из всего этого, мы начали применять этот препарат. Рассчитывали и на некоторую его противовирусную активность, и, главным образом, на его противовоспалительное действие. Особенность в том, что мы стали использовать колхицин не для подавления уже начавшегося цитокинового шторма, а в качестве упреждающей противовоспалительной терапии. Назначали его пациентам, если при поступлении в клинику видели у них даже не очень значительное повышение С-реактивного белка, менее 60 мг/л (СРБ это показатель уровня воспаления. — Ред.). Результаты оказались очень хорошими.

Мы зарегистрировали протокол испытания колхицина при COVID в международной базе клинических исследований, и этим подходом очень заинтересовались американские коллеги. По данным предварительного анализа наших данных похоже, что при раннем назначении при COVID колхицин по противовоспалительному эффекту не уступает по эффекту дорогостоящим иммунобиологическим препаратам (в частности, различным «мабам», препаратам класса моноклональных антител. — Ред.). Сравнение с ними представляет собой полноценное клиническое исследование, которое мы планируем опубликовать в скором будущем.

«НЕ СТОЛЬКО БИТЬ ПО ВИРУСУ, СКОЛЬКО ЛЕЧИТЬ ОСЛОЖНЕНИЯ»

— Правда ли, что вы при лечении «целились» не столько в сам вирус, подбор лекарств против него, сколько старались предупреждать и лечить осложнения, которые вызывает коронавирусная инфекция?

— Да, как врачи и ученые мы имели достаточно точное представление о том, что происходит в организме при попадании вируса. Поэтому мы с осторожностью отнеслись к применению противовирусных препаратов против ВИЧ для лечения COVID на основании только того, что некоторые участки РНК вируса ВИЧ имели сходство с РНК коронавируса. Это было бы слишком упрощённое видение. К тому же, когда мы открыли свой ковидный госпиталь, уже были данные первых исследований, подтвердивших, что они не столь эффективны при COVID.

Вообще, во главе всего мы поставили принцип, который был изначально провозглашен ВОЗ: пока нет препаратов с доказанной эффективностью, применять для лечения какие бы то ни было лекарства стоит только в рамках клинических исследований. То есть нельзя назначать их поголовно всем пациентам. Кроме противовирусных, мы также не спешили назначать всем пациентам широко рекомендуемые противомалярийные препараты, так как отсутствовали надежные данные о их эффективности. И почти полностью прекратили их применение уже в первые две недели после публикации негативных результатов исследований.

Единственный противовирусный препарат, который мы продолжали использовать в рамках клинического исследования — фавипиравир. Но до публикации всех результатов делать достоверный вывод о его эффективности и безопасности мы не можем.

— Если учитывать эти серьезные оговорки, какие все-таки у вас были результаты по приему фавипиравира?

— Исходя из имеющихся научно-медицинских данных, мы склоняемся к тому, что противовирусная терапия может быть эффективной, только если начинать ее в первые дни заболевания. А к нам в стационар поступали пациенты, которые уже болели в среднем 1-2 недели. В таких случаях имеет смысл концентрироваться уже на предупреждении и лечении осложнений.

Продолжение следует. Во второй части публикации — о том, какие подходы использовали врачи и ученые МГУ для спасения легких от фиброзных изменений при COVID. А также какие меры применялись, чтобы защитить медперсонал от заражения. Читайте в ближайшее время на kp.ru

СЛУШАЙТЕ ТАКЖЕ