Усыновители детей с синдромом дауна

Осенью в Сочи под председательством вице-премьера правительства Ольги Голодец уже в шестой раз пройдет форум приемных семей. В этот раз — в новом формате. На форум приедут множество специалистов: психологи, юристы, консультанты, которые будут проводить мастер-классы и тренинги для приемных родителей. О том, с какими проблемами сталкиваются приемные родители, почему россияне чаще стали усыновлять детей-инвалидов и появятся ли у нас профессиональные приемные семьи, обозревателю «Известий» Елене Лория рассказал руководитель портала «Усыновите.ру», генеральный директор Центра развития социальных проектов Армен Попов.

— Да, за последние три года у нас глобально сократилось количество детей-сирот в банке данных. Ведется целенаправленная государственная политика, разобраны практически все здоровые и маленькие дети.

— Портал «Усыновите.ру» — это фактически зеркало федерального банка сирот. Сколько сейчас там зарегистрировано детей, которых можно усыновить или взять под опеку? И действительно ли сирот стали чаще брать в семьи?

— Да, портал — это отражение федеральной базы данных. Там юридически и статистически абсолютно точное количество детей, которых можно устроить в семью. Сейчас там 62 тыс. детей, подлежащих устройству в семью. И их количество очень сильно снижается. Когда 11 лет назад был создан сайт, в базе было 160 тыс. детей-сирот. Долгое время эта цифра снижалась очень медленно. Но конец 2012 года стал поворотной точкой. Тогда было 120 тыс. И вот с этого момента каждый год идет достаточно активное снижение. Сейчас я прогнозирую, что оно замедлится, потому что остались дети сложных категорий.

— Остальных разобрали?

— Маленькие — это до пяти лет?

— Маленькие — это уже до 12 лет. Граница сместилась, здорового ребенка 7-8 лет найти в большей части регионов — проблема. В банке данных остались, как правило, дети старшего возраста и дети с очень серьезными заболеваниями.

— Но и нездоровых детей тоже берут в семьи?

— Я занимаюсь этой проблемой 25 лет. И для меня стало откровением, что в обществе так быстро стали происходить изменения. С прошлого года появилась устойчивая тенденция — очень активно на воспитание стали брать детей с синдромом Дауна. У нас их просто разбирают!

— Это мода? Ну, в хорошем смысле?

— Это можно назвать как угодно, но это реалии наших дней, тенденция. Это в том числе происходит из-за того, что здоровых детишек мало, и потенциальные родители стали присматриваться, кого же еще можно взять. Многие говорят, что раньше для них «синдром Дауна» звучало как клеймо. А теперь отношение к детям с таким диагнозом резко изменилось. Это произошло год назад. И в течение этого года я вижу всё больше и больше таких случаев.

— Возможно, это зависит и от общественного мнения?

— Да. Что касается общественного мнения, у меня простой измеритель: пять-шесть лет назад на приемную семью смотрели как на белых ворон и спрашивали: «А зачем вы это сделали?» Если у них еще свои дети были, на них вообще смотрели дико: «Зачем вы берете, если своих можете родить?» Желание взять на воспитание сироту вызывало у окружающих удивление и скорее недоверие, отрицательную эмоцию. Мы проводили такие замеры общественного мнения.

Сейчас это, безусловно, положительное отношение. К приемной семье будут относиться с симпатией, интересоваться, как они это сделали. Даже не будут спрашивать, зачем они это сделали, потому что общество уже ответило себе на этот вопрос: «это — хорошо».

— Отношение общества к приемной семье изменилось, но наверняка остались и какие-то проблемы?

— Есть очень конкретные проблемы приемных семей. Одна из них — сложные взаимоотношения с родными, биологическими родителями ребенка. Если это не усыновленный ребенок и нет тайны усыновления, то органы опеки обязаны предоставить кровным родителям, которые, условно, вышли вчера из колонии, контакт, где находится ребенок.

— Неужели с их стороны есть такое желание?

— Часто такое бывает. Есть желание шантажа приемных родителей. «Вы воспитываете моего ребенка и еще за это деньги получаете? О, дорогие мои! Денежки-то нам, половиночку». И это большая проблема, как выстроить диалог. К сожалению, такие случаи есть.

Я знаю очень много конфликтных ситуаций, когда кровные родители себя ведут некорректно, создавая безумные проблемы и для ребенка, и для приемных родителей.

— Изменился ли социальный портрет приемных родителей?

— Мы для себя видим очень интересное различие. У большинства из них есть жизненный принцип — «сделать для ребенка». Это, как правило, люди уже со своими детьми. Для них взять сироту на воспитание — некое движение сердца.

В основном приемные родители — люди среднего достатка, средний класс. Конечно, среди приемных родителей есть и олигархи, и высокопоставленные чиновники, и знаменитые люди, но не они составляют основу.

— Что произошло? Появилась социальная ответственность?

— Общество изменилось. Государство стало на эту тему обращать очень серьезное внимание. Эта проблема перешла из категории «вообще где-то существующих проблем» в центр общественного сознания. У нас на сайте есть архив всех публикаций СМИ по этой теме с 2005-го.

Откройте 2005 год — вы увидите, что по теме сиротства в стране выходили 1-2 статьи в месяц по всем российским СМИ, включая региональные! Тема вообще не была кому-то интересна.

— Наверняка среди приемных семей есть такие, для которых финансовая сторона не на последнем месте?

— Конечно, люди рассчитывают на помощь государства, потому что если бы не рассчитывали, то просто усыновляли сирот. Если мы посмотрим на иностранный опыт, то там в основном усыновляют, потому что материально могут себе это позволить. У нас всё же это проблема, поэтому приемных семей больше, чем усыновителей.

— Но ведь наверняка не всё идеально и есть люди, которые пытаются таким образом заработать?

— Да, нам известны истории, когда люди набирают большое количество приемных детей — шесть, семь человек, а то еще и больше — и используют это как финансовый инструмент. Но тех, кто решил построить на этом бизнес, — единицы.

Такая бизнес-модель обречена на провал по-любому, но такие люди, безусловно, встречаются. Для Москвы это стало в какой-то момент характерно. В Москве ведь выплаты достаточно большие — около 30 тыс. рублей на ребенка.

— Сейчас на проблемы приемных семей стало обращать внимание государство, им помогают, их защищают. А у детей-то есть защита? Я сейчас говорю о недавней трагедии в Подмосковье, когда приемные родители сначала убили шестилетнюю девочку, а потом сожгли ее тело, после чего заявили о пропаже ребенка. Как можно избежать такого?

— Мы исходим априори из того, что ребенку в приемной семье будет лучше, чем в детском доме. Я, как и большинство людей, приверженец этой точки зрения. Но не всё бывает гладко.

Для этого как раз и создана система, которая в целом работает. Существуют школы приемных родителей, где родители проходят обучение. Очень часто, что хорошо, именно здесь происходит отсев. Человек прошел школу приемных родителей, понял, что его ждет, и осознал, что это не его. Есть еще, конечно, и система формальных проверок. Там тоже какой-то отсев происходит.

Дальше есть органы опеки. И вот тут мы подходим к самому интересному: как органы опеки выполняют свою функцию? Для меня в этой подмосковной истории непонятно: если девочка пропала в апреле, где всё это время была опека? Детский сад? Соседи куда смотрели? Вопрос, что это за семья, как ее допустили до усыновления, всё ли было учтено? Пока много вопросов, многие обстоятельства неизвестны, выводы можно будет делать, когда всё станет ясно. Эта история обязательно будет обсуждаться на форуме в Сочи. Но я хочу сказать, что чаще всего такие трагедии, как с этой девочкой или как американские жуткие истории с убийствами детей, происходят вопреки системе. Этот пресловутый человеческий фактор, единичная вещь. Мы не можем говорить, что это тенденция. А на форуме в этот раз мы обязательно будем говорить о насилии в приемных семьях. Ведь тема родительского выгорания очень важная. Будет целый курс лекций, посвященных этому, потому что с такой проблемой сталкивается почти каждая семья. И не только приемная.

— С точки зрения законодательства надо что-то менять для приемных семей?

— Сейчас обсуждается вопрос о создании закона о так называемой профессиональной приемной семье. Я считаю, что это важно сделать.

У органов опеки и попечительства случается ситуация, когда появился ребенок, которого изъяли из семьи. Перед опекой стоит выбор: или его в детский дом поместить, или куда-то еще. Если «куда-то еще», то должна быть готовая профессиональная семья, которая готова взять прямо сегодня любого ребенка. Практически дежурная семья.

— Ребенок так может переходить из семьи в семью.

— Да, дежурная приемная семья — это не идеальный вариант, но это лучше, чем детский дом, в который попадешь — и всё.

Когда ребенок кочует из одной семьи в другую, это плохо. Это травма, это отсутствие привязанности и так далее. Но если бы такая семья была на время, скажем, до того момента, когда ему найдут постоянную семью, это было бы отлично.

— Законопроект уже есть?

— Есть, им занимается Ольга Юрьевна Баталина, очень много делающая для сообщества приемных семей. Но с ним возникли определенные сложности. Минтруд дал отрицательный отзыв. Это связано с тем, что в нем предусмотрен трудовой договор для приемной семьи. А это повлечет серьезные изменения в Трудовой кодекс.

— То есть вопрос даже не в дополнительных выплатах на ребенка, а в том, чтобы приемная семья была признана как профессиональная деятельность?

— Да. Это должно считаться работой. Но я думаю, в новом составе Госдума рассмотрит этот законопроект, и профессиональные приемные семьи появятся в России.

Источник

За последний год мне пришлось много общаться с американскими гражданами, которые хотели усыновить в России ребенка и не смогли это сделать из-за принятого в конце 2012 года закона, запрещающего усыновление российских сирот в США. Я поняла, что американских усыновителей можно разделить на три категории.

Первая: это люди, которые не могут иметь своих детей, но не хотят усыновлять сироту в США, потому что в Америке большая очередь на усыновление и потому что по американским законам биологические родители усыновленного ребенка в любое время могут получить разрешение властей на регулярное посещение ребенка. Известны случаи, когда биологические родители спустя годы после того, как их ребенок был усыновлен, возвращали его в свою семью.

Если ребенок будет усыновлен в другой стране, например, в России, биологические родители теряют на него все права. Собственно, то же самое происходит и в России — большинство усыновителей не желает ничего знать о биологических родителях ребенка и тем более сталкиваться с ними, и закон дает им такое право. Эта группа американцев мало отличается от российских усыновителей: мотивация у них схожая. И детей эта группа предпочитала усыновлять если не совсем здоровых (таких в сиротской системе просто нет), то хотя бы без серьезных пороков развития.

Вторая группа американцев, усыновляющих российских сирот, — это люди с активной гражданской позицией, гуманисты, которые считают, что несчастных детей в мире быть не должно. Среди них много таких, кто усыновлял именно сирот с инвалидностью.

В России сторонники закона Димы Яковлева часто упрекают американских усыновителей в том, что те принимали в семьи детей с инвалидностью, чтобы получать от государства пособия. Это большое заблуждение. Пособие на ребенка-инвалида в США действительно есть, в разных штатах оно разное, но в среднем это $ 700 в месяц. Это правильная и логичная мера, принятая в государстве для того, чтобы родители детей-инвалидов знали, что они смогут прожить с таким ребенком и не бросали его в роддоме при рождении. Однако международное усыновление ребенка — дорогостоящая процедура. В среднем семья тратит на такое усыновление 30–50 тысяч долларов. Упрекать эту семью в том, что она хочет «зарабатывать» на детском пособии, просто глупо.

И, наконец, большинство американских усыновителей, с которыми мне довелось общаться, были христианами, глубоко верующими людьми. В их церквях идея усыновления — как «хороший» вирус: священники там призывают людей усыновлять детей-сирот, а особенно сирот с инвалидностью, потому что считают, что это путь к спасению. Эта группа усыновителей оказалась для меня самой интересной.

Я долго думала о том, почему в России усыновление детей-сирот среди православных христиан встречается довольно редко. Когда Патриарх Кирилл призвал верующих усыновлять детей, я была потрясена. Я вдруг поняла, что это прозвучало впервые из уст иерархов Русской Православной Церкви. Мне очень хочется надеяться, что это самое начало пути, в конце которого в России тоже будет очередь на усыновление детей-сирот.

Я решила опубликовать письмо американки, которое меня поразило больше других. Переписка была долгой, Джоди терпеливо отвечала на мои вопросы. Из ее ответов постепенно вырисовывалась жизнь этой замечательной женщины. Вот она.

* * *

Меня зовут Джоди Джонсон. Я — мать-одиночка с тремя сыновьями. Мои сыновья — это мои биологические дети, им 19, 13 и 7. Я — технический специалист Скорой медицинской помощи Военно-воздушных сил США. Я живу в Лэнсдейле, Пенсильвания.

Когда я училась в средней школе, у нас был класс для детей со специальными потребностями. Я тогда много думала о том, что в мире есть люди, которые не хотят воспитывать младенцев, родившихся с синдромом Дауна. Я знала, что однажды, когда я вырасту, я буду в состоянии любить ребенка с синдромом Дауна. И вот спустя время я приняла такое решение — принять в семью ребенка, от которого отказались родители и которому трудно найти семью.

Да, я верю в Бога. Я христианка и старюсь жить, как учил Иисус. В Библии, в послании Иакова говорится, что обязанность человека — помогать вдовам и сиротам в их скорбях. В книге Исхода дается запрет на притеснение вдов и сирот. В книге Исайи Бог говорит нам, что мы должны учиться делать добро, искать правду, спасать угнетенных и защищать сирот и вдов. В Библии есть много указаний на то, как надо людям себя вести. Не только по отношению к вдовам и сиротам, но по отношению ко всему человечеству.

Я всегда хотела усыновить ребенка, потому что нежеланный ребенок — это бессмысленно и печально. Если ребенок рождается, значит, так желал Бог, и этот ребенок не может быть отвергнутым.

* * *

Многие люди, кто принимает решение усыновить детей со специальными потребностями, чувствуют, что Бог хочет, чтобы они так сделали. В нашей стране столько обеспеченных людей, которым Бог дал их благосостояние ради того, чтобы они творили добро по отношению к другим! У них есть возможности заботиться о детях, которые были оставлены в приютах.
В моей семье есть все, что нужно для достойной жизни. Мы могли бы тратить деньги, покупать разные вещи и ездить в отпуск в дальние страны. Но Иисус сказал, что мы не должны «запасать сокровища здесь на земле», накапливая вещи. Мы считаем, что Бог дал нам все для того, чтобы мы могли помогать другим, удовлетворять их потребности в семье, жизни, еде. Для меня важно, чтобы я использовала ресурсы, которые дал мне Бог, чтобы разделить Его любовь со всеми, кого я встречаю в жизни.

Жизнь — это не про деньги. Это — про Бога и наши с Ним отношения. Мы рождаемся, чтобы узнать Его, прожить жизнь согласно Его завету и встретиться с Ним на небесах. У меня могут быть все богатства мира, но я буду все равно мечтать о том, чтобы на небе быть рядом с Богом. И это не будет зависеть от моих богатств.

* * *

Почему я выбрала Оксану? Когда я решила усыновить ребенка с синдромом Дауна из России, агентство по усыновлению прислали мне информацию о маленькой девочке Оксане. В пакете документов, которые я получила, были фотография Оксаны, некоторая информация о ее рождении, способностях, а также медицинские диагнозы. Фотография Оксаны меня поразила, она напомнила меня в детстве. Вот фотография Оксаны справа, а вот моя слева, смотрите.

Многие мои знакомые мне тогда сказали, что эта девочка была предназначена мне. Мое сердце уже приняло ее, и я написала в агентство, что хочу принять Оксану в семью. Собрав документы, мы получили приглашение и поехали в Россию. Наша встреча была замечательной. Мы играли и читали, Оксана интересовалась всем, что я делала. Ей понравились детские книги на русском языке с яркими фотографиями, которые я привезла.

Я — переводчик с языка жестов, и я объясняла Оксане, как приспособить язык жестов под обозначение многих слов. Она — умная девочка. Когда я произносила русские слова, обозначающие фрукты, овощи, части тела, она безошибочно указывала на картинки, которые перед ней лежали. В последний день нам разрешили поиграть во дворе. Когда мы вернулись, директор ее приюта накрыл на стол для чая. Мой помощник, я и Оксана сели и пили чай. Это было для меня чем-то особенным, было очень уютно, как дома — я всегда со своими детьми пью чай по вечерам.

Когда мне пришло время уходить, Оксана плакала и кричала. И когда ее увели, директор сказал мне, что я не должна плакать, потому что Оксана это почувствует и будет печальной. Я попросила директора принять от меня Библию для Оксаны. Эта Библия написана на английском и русском языках, и я сказала, что была бы очень рада, если бы няни читали Оксане и другим детям Библию, хотя я понимаю, как они заняты. Директор взяла Библию и улыбнулась. Она была рада, что я христианка, и согласилась передать Библию Оксане. Я сказала, что обязательно вернусь за Оксаной. Директор приюта дал мне икону, которую ей привезли дети старшего возраста, посетившие церковь в их городе. Директор сказала мне: «Храните ее, и все будет хорошо». Она пообещала мне, что скажет в суде, что я полюбила Оксану и могу дать ей хороший дом, семью, заботу.

* * *

Я не знаю, почему в России детей с синдромом Дауна мало принимают в семьи. В Америке люди с синдромом Дауна могут добиться больших успехов. Вы, наверное, знаете о Карен Гафни?

В Америке среди людей с синдромом Дауна есть спортсмены, учителя младших классов, музыканты, рестораторы. Дети здесь поощряются делать все, к чему у них есть способности, независимо от того, какие ограничения они имеют. Дети с синдромом Дауна, имеющие способности, могут поступить в институт и сделать карьеру. У меня есть несколько друзей с ограниченными физическими возможностями. Они сделали успешную карьеру в управлении и технологиях.

В нашей стране было время, когда люди с ограниченными возможностями не получали поощрения от общества и не могли жить так, как они этого заслуживали, но спустя время, благодаря защите многих людей, перспектива изменилась, и теперь ограничение дееспособности — не препятствие для достижения успеха в жизни.

Конечно, в любом обществе есть люди, не очень добрые по отношению к людям с ограниченными возможностями. Но эти люди не добры и к тем, кто имеет другой цвет кожи или другой язык. Я думаю, эта нелюбовь делает их несчастными. Но большинство американцев поддерживает людей с синдромом Дауна и других людей со специальными потребностями и готовы помогать им в их реализации.

* * *

Я думаю, что все дети созданы Богом, а Бог не делает ошибок. Я полагаю, что дети, которые имеют нарушения развития или специальные медицинские потребности, рождаются такими, чтобы мир видел работу Бога в жизни такого человека и тех, кто его окружает.

Каждый ребенок заслуживает дома и семьи, где их будут любить и заботиться о них. В России много сирот со специальными потребностями, а многие семьи, которые могли бы их усыновить, боятся, потому что без ресурсов и доступной среды трудно обеспечить ребенку такую жизнь, чтобы он мог полноценно жить, развиваться, обучаться. Поэтому сейчас для таких детей лучше всего быть усыновленными в другую страну, где их потребности могут быть удовлетворены.

Я надеялась, что, приняв в нашу семью Оксану, я вырастила бы ее, а потом наступил бы день, и я нашла бы ее мать и показала бы ей фотографии ее маленькой девочки, которая растет здоровой и учится… Я была бы так рада разделить с ней эту радость! Я бы хотела утешить ее, показать ей работу Бога в ее ребенке, через которого Бог изменил сердца других людей, сделав их мягче, добрее и терпеливее.

* * *

Я часто думаю, что любовь и забота о других — это главное в жизни. Самая большая проблема в мире — эгоизм. Эгоизм сокрушает людей, он лежит в основе любого зла, которое мы причиняем друг другу. В наших домах, на рабочих местах, в нашем обществе, в наших правительствах и в наших международных отношениях, везде есть это желание — продвинуть собственное благосостояние, собственное мнение, собственное желание. Наши слова становятся недобрыми, корыстными, жестокими.

Но Бог не хочет, чтобы мы так пострадали от греха эгоизма. Он хочет, чтобы мы любили других так же, как Он любит нас, и Он дает нам пример этой любви — Он послал Иисуса, чтобы взять наказание за человеческие грехи. И лучший способ достичь той любви, к которой нас призывает Бог — обратить свое сердце к тем, кто кажется непривлекательным, не похожим на нас.

В моей жизни было время, когда я жила эгоистично, делала то, что было нужным для меня, исходила только из личного интереса… Я не думала о других и не очень думала над тем, что велел Бог. Когда я шла тем путем, моя жизнь была очень трудной, потому что я принимала беспечные решения. Я чувствовала себя пустой и потерянной.

Я развелась с мужем, о чем очень сожалею. Когда я стала слушать Слово Божье и понимать, как Он нас любит, когда я старалась жить той жизнью, какой Он велел жить, я стала чувствовать в сердце мир и любовь к людям, которых никогда не имела прежде. Я училась любить долго и трудно…

* * *

Я понимаю, что не всегда легко воспитать детей с ограниченными возможностями. Но не всегда легко воспитать и детей, которые не имеют никаких нарушений развития. Любой, кто когда-либо воспитывал подростка, знает, как трудно порой воспитать даже самого обычного ребенка.

Воспитание в любой ситуации — это жертва. Взрослый должен уметь отказаться от собственных желаний и выбрать то, что лучше для его детей. Когда взрослый так поступает, он подает хороший пример своим детям, которые будут следовать его примеру в своей жизни. Не надо бояться разочаровывать детей и принимать непопулярное решение, это учит ответственности.

Для воспитания ребенка с ограниченными возможностями, конечно, нужно иметь еще больше терпения. Но жизнь с таким ребенком удивительна — каждый маленький успех, которого добивается ребенок-инвалид, дает нам большую радость и учит нас ценить вещи, которые действительно важны.

* * *

Мир так устроен, что в нем людей многое разделяет. Большинство из нас болеет за наши национальные спортивные команды, на Олимпийских играх мы поддерживаем наши команды и ждем национальных побед. Радость от спортивных побед идет вместе с национальной гордостью. Я понимаю, что такое гордость принадлежности к своей стране — я сама служу в вооруженных силах. Но часто эти победы стимулируют нас не любить других людей.

А ведь главное — совсем в другом — в той ниточке, которая тянется от человека к человеку по всему миру, независимо от его принадлежности. Если кто-то из нас стал свидетелем аварии, в которой пострадал автобус с людьми, мы бы помогли каждому, кто там оказался, не спрашивая, кто они — американцы, русские, немцы или англичане. Мы помогли бы, потому что они — люди. То же самое касается сирот — важно, чтобы этот ребенок нашел семью, и неважно, в какой стране живет эта семья.

* * *

Я знаю, что один человек может изменить мир вокруг себя. Танец одного человека может заставить танцевать многих вокруг него. Радость, которая распространяется одним человеком, может дать радость многим другим. Люди, усыновляющие детей, делятся в интернете своими наблюдениями, своими успехами и неудачами, заставляя многих сопереживать. И чем больше таких людей, чем шире это общение, тем больше вероятность того, что нежеланных детей в мире больше не останется.

Я надеялась, что однажды смогла бы привезти Оксану в Россию, помочь ей полюбить свою страну, и показать людям в России, что детей с синдромом Дауна усыновлять не страшно, а здорово. Потому что Оксана стала бы замечательным человеком, я в этом уверена. И это помогло бы другим детям в России, они бы тоже нашли семью.

* * *

Я знаю, желает ли Бог, чтобы у Оксаны была российская семья. Мне очень жаль, что я не могла быть ее матерью. Даже если она не может быть со мной, я хочу, чтобы директор ее приюта знал, что для меня очень важно знать о ее здоровье и счастье. Я все еще посылаю директору по электронной почте письма. Я думаю, что ей запретили переписываться со мной. Наверное, ей тоже жаль, что Оксана не может быть моей дочерью. Если это так, я прошу ее ответить мне и прислать фотографии Оксаны.

Я надеюсь когда-нибудь снова посетить Россию. Я наслаждалась той своей второй поездкой, когда встретила Оксану. Ее город напомнил мне Аляску, США, где я была воспитана. Там такая же погода!

Я надеюсь еще вернуться в Кольчугино. Я купила в Москве красивое ожерелье из серебра и граната. Это двойное ожерелье — одно для меня, а другое для Оксаны. Я купила его как напоминание о том, что Бог выбрал меня для Оксаны.

Помните 4 главу книги Иисуса Навина о двенадцати камнях, вынутых из Иордана? Они стали напоминанием о переходе через Иордан. И я хотела, чтобы мое ожерелье стало для нас с Оксаной напоминанием о том, что мы нашли друг друга.

Теперь, после запрета, она не может быть моей дочерью. Я понимаю, что не могу это изменить. И я желаю, чтобы Оксана нашла семью, хотя мне тяжело думать о том, что она будет жить не со мной. Но для меня важно, чтобы она не осталась в этой ужасной ловушке, в сиротском приюте, откуда нет выхода.

Я не теряю надежды, что когда-нибудь смогу отдать Оксане ее часть ожерелья.