У священника родился ребенок с синдромом дауна
«Перестать надеяться на РПЦ» призывает Александр Семин, супруг Эвелины Бледанс и отец маленького Семена в своей статье о том, что надо делать в России, чтобы дети с синдром Дауна не были изолированы от общества. Много фактов, с которыми не поспоришь. Действительно, Семин и Бледанс за последние полгода создали огромное количество информационных поводов о синдроме Дауна, взять хотя бы огромную публикацию в журнале «7 дней», который читает вся страна. То, что просто делать известным людям из шоу-бизнеса, невозможно сделать священнику Владимиру КЛИМЗО из села Давыдово Ярославской области.
Аутизм, синдром Дауна, ДЦП — дети с этими диагнозами каждый год приезжают сюда на летние каникулы. Они здесь счастливы. И еще сюда приезжают и обычные дети, часто с родителями. Потому что в Давыдово много любви.
Скажите, вы много слышали об отце Владимире и Давыдово?
Много ли читали о нем в глянцевых изданиях?
Священник Владимир Климзо:
Об особых детях
Беда в том, что на этих «особых» детей часто смотрят как на скотину, хотя и не осознают этого. Видят в них только физиологию и потребности, не предполагая, что у них, помимо души, есть и дух, как у всякого человека. Их принимают за скотину, а они ведь, — ну, многие из них — могут молиться круче тех, кто так на них смотрит.
О чистой молитве
Этого не знают, об этом не думают! А у них ведь если есть вера, то она совершенно проста, нерасчлененна, без всяких оговорок, которыми заморочены интеллектуальные миряне. Обычный человек пребывает в непрестанной суете, а некоторым из этих детей, замкнутых в том своем мире, который нам кажется темницей, — доступна более чистая, прямая молитва, чем нам. Но это, конечно, тайна каждого, мы этого видеть и вычислить не можем, и не можем этого сказать обо всех и за всех…
Как все началось
Если бы кто сказал мне еще семь лет назад, что я буду заниматься душепопечением над особыми детьми, превращать наше Давыдово в прибежище для них и их семей — я бы не поверил, ведь началось все спонтанно. Тогда, в 2006 году, меня просто спросили люди, можно ли им приехать и пожить. И тогда я сказал — нужно!
Рука на плече
И вот в то первое лето, когда не только я, но и никто у нас тут и понятия не имел, как вести себя с «особыми» детьми, да и вообще кто это такие, — был у меня случай. Мы готовили концерт, репетировали, а один мальчик-аутист стоял в стороне, совершенно вне. И я, на рефлексах «доброго хорошего человека», подошел и положил руку ему на плечо. Ну вот так инстинктивно, в нормальном отцовском, можно сказать, порыве.
А он не расслабился, как это делаем мы, и даже не напрягся, а ровным, совершенно без интонаций голосом, который я при всей моей способности к подражанию не могу воспроизвести, настолько он ровен, — спросил: «Зачем вы это делаете?»
И тут меня пробило, потому что я действительно не мог найти ответа. Я не знал, что ему сказать… всё, что я смог тогда выдавить, было: «Я могу убрать руку». И он так же без всякого выражения сказал: «Нет, можете оставить». У меня в горле кол встал. Так я несколько долгих минут я оставался с приклеенной к его плечу рукой, а мои представления о том, кто я такой, и что такое человек, и зачем всё, рассыпались в эти минуты в прах.
Время в летнем лагере
Работа на ферме, вообще сельские занятия, отношение к «особым» детям как к людям, которые могут и должны выполнять какие-то обязанности (а опять же не как к неразумным животным или безответственным «больным») — это преображает не только самих детей, но и их мам. Сначала удается дать детям поверить в себя и свои силы, а потом и мамы вдруг понимают, что их чада не так уж беспомощны, — если избавить их от родительской гиперопеки.
Рассказывает Виктор Судариков: Родители с особыми детьми едут в Давыдово не то чтобы надеясь на чудо, но просто потому что сидеть сложа руки в любом случае – гораздо хуже, а мест, где их ждут и готовы помочь, причем квалифицированно, – совсем немного. Родители понимают, что потеряют детей, если не будут развивать их.
Для развития здесь – и занятия с лошадьми, и работа с лечебными собаками, и различные несложные послушания, и общение со сверстниками, и самое главное — просто жизнь крепкой христианской общины.
Сюда приезжают не только православные, но и например, протестанты, и это не от экуменизма, а от общности жизни, от того, что болезнь не зависит от вероисповедания. При этом, они знают, что не выгонят, не будут косо смотреть.
А зачем в Давыдово отправляют детей обычных, не «особых»? Да просто чтобы жить – жить естественной жизнью – помогая другим и работая над собой. А еще, чтобы почувствовать, что христианская жизнь – это не раз в неделю в храме, это повседневно, постоянно. Осознать, что христианство – это не идеи, не фольклор — это и есть сама жизнь, выражающаяся в общем деле любви.
Использованы тексты и фотографии Екатерины Соловьевой, Виктора Сударикова, Ксении Прониной
Источник
Я ехала в «женскую» больницу от «своего» — участкового врача, но переживала изрядно: знакомая поликлиника вроде бы убедила, что грубые вопросы докторов типа «Ну что, прервем?» и «Ты всю жизнь рожать намерена?» — это всего лишь православный подвид фольклорных интернет-страшилок для будущих мам. Но, может, мне просто с врачами везло? Или помогал устрашающий эффект длиннющей юбки, припасенной для отбивания лишних вопросов?
На двери отделения надпись: «Специализация — невынашивание беременности». Символично. Я приехала «на сохранение». Первое направление — на узи. Врач-узист, прервав переговоры с менеджером какого-то автосалона, пояснил: «На данном сроке мы ищем аномалии у плода, приводящие к угрозе выкидыша». Нашел:
— Один показатель высоковат, это по последним данным говорит о повышенном риске рождения ребенка с хромосомными аномалиями, такими, например, как…
— Да-да, я понимаю, спасибо, — пытаюсь выбежать поскорей. Хромосомные аномалии — это чаще всего синдром Дауна. Или Эдвардса. Что тут скажешь?
— Врач даст направление на генетическую экспертизу, — слышу в дверях как сквозь ватный матрас на голове.
Мысль сквозь слезы была одна: «Ну, дождалась, вот теперь научишься ты любить детей! Раздражали здоровые? Орала на «медлительных»? Посмотришь, что такое медлительный». Чуть позже и спокойней, хотя еще не слишком искренне: «Слава Богу! Говорят, такие дети и правда учат любви».
Муж сник, но сказал по телефону: «Господь не мститель. Нечего самоедствовать, дитя все чувствует, решит, что ты не рада». Не рада?… Лукавая мысль: «А может, как-нибудь само… Выкидыш…» — была. Но быстро прошла. В отделении. Там вполне в традициях фольклора вопросили: «И что, ты будешь сохранять? А тебе надо?». Мозг отозвался «неправославной» грубостью, вслух ответила: «Надо».
Один священник говорил, что число женщин, сознающихся в абортах, огромно. Удивило, но соседки по палате оставили другое впечатление. Здесь тем, у кого угроза раннего выкидыша, предлагали «чистку»: шансы, мол, все равно малы, зачем ждать осложнений. Женщины оскорблялись: «Мы сюда не на аборт пришли! Что у вас за способ «сохранения»? Лечите!». Их было пятеро, тех, кто оскорблялся. Одна – воцерковленная, остальные — «простые». У шестой действительно возникли осложнения, но когда после большой кровопотери врачи пытались отправить ее в операционную, она плакала и отбивалась:
— Я утром была на узи! У него сердце бьется! Вы с ума сошли. Ей разрешили ждать до конца, но «под присмотром», в хирургии.
Может, такая палата досталась? Слышала внизу у медсестер, что «абортниц» кладут отдельно по многочисленным просьбам тех, кто «сохраняется».
Соседки ободряли: «Да ну его, это узи!». Вспоминали знакомых, у которых «в итоге оказалось все хорошо», одна женщина рассказала, что лежит повторно: малышу уже 20 недель, а ведь вначале узист диагностировал «замершую» беременность, предлагали прервать…
Ободряй — не ободряй, но надо знать, к чему готовиться. По запросу «синдром Дауна» интернет-поисковик сразу предложил сайты реабилитационных центров, медицинские статьи и… стихи мальчика с таким синдромом, опубликованные в «Фоме». Стихи! Не графоманию, не рифмоплетство… Вот тогда я поняла, что страх уходит, а вместо лукавого «может, само решится» водворяется жалость к моему малышу, который может быть таким чудесным — и таким недопонятым в мире.
Врачи в отделении оптимистами не были. Выписали витамин Е и ждали, ежедневно поясняя, что «происходит естественный отбор». Я позвонила участковой и пила дополнительные пилюли тайно, потом нас с малышом отправили на «дневной».
Дневной стационар в отделении, как оказалось — это десять коек по соседству с процедурной, абортарием по совместительству. Туда с утра приходят «сохраняющиеся» за лекарствами — и прочие, на «операцию».
Одна ухоженная, интеллигентного вида женщина пришла с дочерью-подростком. Я подумала — за лекарством (на улице лед, дочь, должно быть, помогала дойти). А через десять минут женщину позвали туда. Я поняла зачем, только когда услышала крики… Что это — послание дочери: «Смотри, так могло быть и с тобой»?
Смерть за стеной — это очень реальное ощущение. В процедурной еще не работает батарея, создавая образ какого-то ледяного скандинавского ада… Я вышла из палаты в туманный коридор, смутно слышала, как утешает медсестра: «Не плачь, не пугай ребенка, иди наверх, к своим». Я сбежала… Вернулась из «своей» палаты через полчаса, может, чуть больше — а женщин, отходивших от наркоза, было уже четыре. Все очень мучились — не знаю, грубость ли это врачей (врачей!…) – или Господь таким образом отрезвляет? Кажется, что даже после операции кесарева сечения женщины внешне мучаются меньше.
На другой день мне дали направление в новый перинатальный центр «на кровь» для генетической экспертизы, и я распрощалась с нехорошей «больничкой».
Возможный «дауненок» в утробе зашевелился рано, и еще через две недели я точно знала, каким он будет: спокойным и сильным. Все мои дети вели себя по-разному еще в животе. Старший изводил маму «танцами» и теперь это — «ураган», средний пугал молчанием — теперь веселит медлительной мечтательностью, а этот — «потягивался» размашисто, сильно, но нечасто. В семнадцать недель…
Священники в храме были единодушны: не унывать и причащаться почаще. А жена одного из них рассказала, как генетик сердито «отчитывал» ее, отправляя на аборт с риском аномалий один к сорока пяти. (Ребенок родился, к слову, совершенно здоровым). Я поняла по описанию, что направлена к тому же генетику и хотела было не ходить совсем, но нужно было узнать хотя бы, к каким проблемам готовиться.
«Боже, доктор изведет «советами» — ведь риски моего ребенка узист почему-то оценил аж в 60%!» — я готовилась к худшему, идя за результатом экспертизы. И перед дверью кабинета поняла, как я отвечу «если что». Мой риск когда-нибудь умереть равняется 100%, но это не повод для суицида сегодня!
Результат анализов был оптимистичным, я вылетела за дверь удивить мужа, а он в это время разговаривал с пациенткой. Дело было в перинатальном центре и к супругу, заметив подрясник, из соседнего отделения подошла женщина с просьбой крестить новорожденного.
У дитя тяжелый порок сердца. Шансов выжить нет. Никаких. Врачи в консультации при отказе от аборта называли женщину садисткой. А она читала про аборт на поздних сроках, и знала, где настоящий садизм. Вечером ребенка крестили. Теперь за гранью видимого мира у нее есть первенец, у которого — есть имя, который молится за нее и знает: мама — не убийца…
А я с тех пор как-то незаметно окончательно успокоилась. Решила пока не записываться заранее ни в какие реабилитационные центры. Просто ждала ребенка. Сын оказался здоров… Слава Богу!
Фото: Юлии Кузенковой.
Источник
Я уверен, что дети с Синдромом Дауна, это дар Бога, чтоб люди учились любить. А если так, то Бог своих не бросает. У меня просьба к людям, которые не отказались от своих детей с Синдромом. Пожалуйста, у каждого из нас есть истории, когда Бог помогал нашим семьям. Мы можем издать книгу свитетельств Божьей любви к нашим детям с Синдромом Дауна и к нам самим, их родителях.
Если у Вас есть такие рассказы, пишите на этой теме, если Вы хотите, что бы рассказы вошли в книгу, пишите на мою почту roman_lviv@email.ua
А ниже мой рассказ о Божьей доброте к моей маленькой девочке:
«Солнечный» ребёнок»
Часть 1. Избежание «чистки».
Однажды мне сказали «Ты женишся только на той женщине, которая тебя поразит». В свои 46 я встретил женщину, которая меня поразила. Через полтора месяца она стала моей женой.
Наверное за всё в жизни надо платить, и за добро, и за зло… Дальше произошли события, которые принесли нам и большую радость, и невероятные испытания…
Первый год нашей совместной жизни, мы, скорее, знакомились друг с другом. Не могу сказать, что семейная жизнь давалась легко для старого закоренелого холостяка. Но все трудности перекрывались новизной чувств супружеской любви, ответственности и… ожиданием продоложения рода. Мы очень хотели ребёнка.
Прошло немного более года моего статуса женатого мужчины, когда в моем рабочем кабинете раздался звонок, который в корне изменил нашу жизнь, да и отношение к этой жизни. Сквозь слёзы жена сообщила мне о приговоре врача-генеколога:
— Она сказала…, что у меня мертвый плод…, надо делать «чистку»».
Боли я не почувствовал, скорее безнадёжность и отупение. Но надо было что-то предпринимать. Мы решили пойти на УЗД.
Когда мы встретились, на жену жалко было смотреть. Ей пришлось собрать всё своё (да и моё) мужество, что-бы переступить порог кабинета УЗД. Я сидел в коридоре, стараясь обьяснить Богу, что в этом случае Он неправ. По светящемуся лицу жены, вышедшей из кабинета, я понял, что неправ я. Сердце ребёнка уже две недели как отбивает такт времени его жизни. Облегчение! Радость! Тяжесть новой ответственности… Нужно было ложится на «поддержку». Я привёз жене бельё, вещи, кое-какую еду. Вечером мы долго говорили по телефону, благо в палате она была одна. Хотя нет, не одна — с маленьким чудом в животике. Это ночью, а днём через палату тянулась вереница беременных матерей, которые готовились к аборту, или отходили уже после «чистки». Именно «чистки» — так это все называли. Ни Сталин, ни Гитлер, ни Мао, ни Пол Пот со своими чистками не сравняются с генекологичискими кабинетами отдельно взятого города на просторах бывшиго СССР.
На «счастье», (если очередной стресс можна назвать счастьем), мать моего ещё нерождённого ребёнка пролежала в этой «пересидочной» падате только два дня. Перед обедом она вышла в туалет, а когда через несколько минут вернулась, увидела, что осталась без телефона, денег, ключей, да и самой сумки. Конечно, я забрал её домой, накупив лекарств и вспомнив своё умение делать уколы. В конце-концов, было-бы хуже, если б она вернулась в палату на несколько секунд раньше и попала б под руку убегающего вора. Ведь мог бы и покалечить. Или, не дай Бог, ударить в живот.
Как бы там ни было, «поддержка» дома была получше предсмертной камеры для нерождённых детей. Ждать желанного ребёнка и на протяжении всего дня смотреть на матерей-убийц — какая уж тут поддержка.
Шло время, пришла пора на очередное УЗД. Результаты обследования показали, что плод развивается плохо… Одним словом, процесы которые там происходят несовместимы с жизнью ребёнка. Очередной приговор звучал:»Надо делать чистку! А иначе…». Наученые опытом, мы постучались в дверь кабинета УЗД в другой клинике.
— У вас прекрасный здоровый ребёнок, девочка.
У меня дочь, збылась мечта всей моей жизни! Я готов был расцеловать и врачиху, и молоденьких её помощниц, но надо было здерживать себя, что-бы не нервировать беременную жену.
В отличие от первой беременности (у жены сын от первого брака, который стал родным мне, и который зовёт, и надеюсь, чувствует меня папой), настояшяя беременность проходила тяжело. На следующее УЗД мы пришли на 21-ой неделе пребывания в этом мире моей манюни. Приговор прозвучал, как гром с ясного неба. Глаза доктора выражали огромное сочуствие:»Мне Вас очень жаль, Вы были так счасливы, когда узнали, что у Вас будет дочь».
У моей девочки был врождённый порок сердца. Но это ещё не всё. Именно такой порок в большенстве случаев показывает, что у ребёнка Синдром Дауна.
Это был шок. Теперь о «чистке» заговорили все…
Я пообещал жене, что вымолю у Бога здорового ребёнка. Вряд ли это было разумно с моей стороны, давать такие обещания.
Следующие недели и месяци прошли в зборе любой информации, что касались врождённого порока сердца и Синдрома Дауна. Мы узнали, что порок оперируется ещё до полгодика жизни и очень даже успешно. А Синдром — это вовсе и не болезнь, а состояние, в котором пребывает человек, «благодаря» лишней хромосомки. И случается это, неизвесно почему и зачем, один раз на 700 зачатых детей. И что никто в этом не виноват. Просто так есть… Так дал Бог. .. Не буду описывать всех моих дискусий с Богом. Моей мольбы, угроз, усмирений, уговоров, упрёков, принятий Его воли, бунтов… и т. д. и т. п. Пусть это останится между Ним и мной. Думаю Он меня понимал, сочувствовал и прощал. Впрочем, как всегда…
Каждый родитель мечтает о том, каким будет его ребёнок. Мы не мечтали. Старались оградить себя от боли и разочарования. Наша дочь могла умереть не прожив и несколько минут после родов — у неё тяжёлый порок сердца. Но даже если мы зделаем всё для того, чтобы она жила и Бог подарит ей жизнь, этот ребёнок всегда будет другим, непохожим на других людей. И ждут его в жизни одни испытания и трудности. Жизнь ребёнка-инвалида…
Но всё-же была надежда. Точно о Синдроме может подтвердить только анализ крови. Мы ждали родов.
Часть 2: Борьба за жизнь
Девочка ворвалась в этот мир с большим желанием жить. Педиатр в красивом прыжке поймала её, перерезали пуповину. Когда малышку приложили к груди матери, моя жена прошептала:
— Ты такая красивая, а говорили у тебя будет Синдром Дауна.
— Так вы знали об этом — слова педиатра отобрали у нас последнею надежду. Всё — свершилось, мы родили ребенка с Синдромом. Доктор говорила ещё про обязательный анализ крови, что только он может показать правду… но мы эту правду уже знали. Я взял девочку на руки, отошёл к окну и тихо прошептал:
— Люби Бога, доченька, чтоб не случилось в твоей жизни, люби Бога.
Потом у малышки всё-таки взяли анализ и я помчался в генетический центр, сдавать кровь в лабораторию.
— Результаты будут лишь через 5-ть дней — сообщила мне лаборантка, и добавила, — знаете, с Синдромом это так, он или есть, или его нету.
Зазвонил мобильный:
— Приехала кардиолог, надо проверить сердце, возвращайся быстрее в роддом — тревожно звучал голос жены.
Прошло всего несколько часов жизни манюньки в этом мире. Я взял её на руки и снёс на второй этаж в кабинет кардиологии. Молодая врач-кардиолог забрала у меня моё дитя, вошла в кабинет. Только Бог знает, как молился я под этой дверью, но через несколько минут:
— У Вашей девочки порок сердца, сложный порок, но, думаю с операцией спешить не надо. Приедете ко мне через две недели, тогда можно будет сказать более точно…
Малышка была великолепной! На четвёртый день они с мамой наконец-то были дома, а мы с сыном суетились вокруг них. Временами, смотря на ребёнка, жена плакала, не в силах сдержать чувство вины, перед этим маленьким созданием.
На пятый день мне выдали справку, в которой чёрным по белому, был поставлен диагноз наличия 21-ой лишний хромосомки. Со справкой в руках, я вбежал в какой-то подъезд, и разрешил течь непроизвольным слезам, останавливать которые у меня небыло ни сил, ни желания.
Дома, держа малышку на руках, задумчиво смотря в окно, я вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Пятидневная девочка смотрела на меня вполне осознанно, и в глазах её был вопрос…
Я, здоровый 47-и летний мужчина невыдерживая этого взгляда начал оправдываться перед новорождённым ребёнком:
— Доченька, извини меня… извини… я не брошу тебя… никогда не брошу…
Не знаю, возможно мне это привиделось, но почему я прятал свои глаза от этого вопросительного, личностного взгляда невинного младенца.
На третей недели жизни малышку осматривала кардиолог.
— Синдром Дауна подтвердился? — спросила она после осмотра.
— Да, — со слезами в голосе ответила жена,
— Не о том плачете, — сочувственно произнесла врач, — у вашей девочки тяжёлый порок сердца. И только от вас зависит, будет ли она жить.
Через несколько дней девочку осмотрела одна из лучших детских кардиологов страны, и сказала нам прийти через три месяца, чтобы готовить к операции. Наученные горьким опытом врачебных ошибок, мы решили проверить её утверждение. И не напрасно.
Хирург заверил нас, что есть возможность сделать операцию в один этап, но надо привести ребёнка, чтоб он осмотрел его.
В это время мы нашли в Интернете других родителей детей с Синдромом и с пороком, обзванивали знакомых и знакомых знакомых, собирая информацию про подобные операции. Узнавали о возможности операции в Польше и Франции, о невероятной дороговизне, начали собирать по людях деньги. За мою девчонку молились в нескольких церквях моей родной Греко-Католической Церкви, молились в церквях моих православных и римо-католических друзей, молились вместе со своими церквями наши друзья евангелисты и адвентисты.
Узнав о Синдроме, в большинстве случаев люди выражали нам своё, в основном искреннее сочувствие. Но два звонка полностью отрезвило меня, заставило посмотреть на ситуацию по другому, глазами христианина, а не раненого отца.
В один из дней я позвонил своей старой хорошей знакомой, которая уже на протяжении долгих лет работает с детьми с Синдромом Дауна. Почему я не позвонил ей раньше? Не знаю… Может просто не хотел услышать от неё то, что она скажет. Всегда легче жалеть себя, чем посмотреть правде в глаза.
— У тебя родилась девочка с Синдромом Дауна. Поздравлю! Я всегда знала, что Бог любит тебя! Ты себе даже не представляешь, что это за дети. Никто в мире не умеет любить так, как они. Это их предназначение в этом мире — невинно страдать, у них множество болезней, и Любить. С Большой буквы. Она принесет вам множество хлопот… и невероятную радость.
Вторым было свидетельство матери, у которой всего неделю назад от порока сердца умерла дочь с Синдромом Дауна. Я нашёл их в Интернете и решил позвонить, просто посочувствовать, поддержать. Она расспросила о нашей беде, дала много необходимых советов, и сказала:
— У меня четверо детей, умерла самая младшая с Синдромом Дауна. Я хочу Вам сказать, берегите своего ребёнка. Таких детей среди обычных не бывает. У них дар любить. И этот дар Бог доверил Вам. Не плачьте, а радуйтесь…
Хирург, долго смотрел на монитор, потом как-то смяк, былой уверенности уже не было:
— Ой, я думаю тут нужна консультация профессора N. А после его консультации можна будет о чём-то говорить.
Осмотрев Левочку професор N изучающее посмотрел на нас и произнёс:
— Скажу вам прямо: спасти вашу дочь может только виртуоз. И ещё: не опоздайте, жить ей осталось недолго. Хотя…
Он взял со стола свой мобильный, набрал номер:
— У меня здесь родители с ребёнком с Синдромом Дауна и пороком сердца. Я думаю, ей нужна срочная операция. Когда сможешь принять?
Через три дня мы отправились в путь. Девочке исполнилось ровно полтора месяца.
Часть 3. Милосердие
Столица встретила нас морозным воздухом и холодным ветром. Таксист содрал с нас двойную цену, но, наконец мы стояли у окошечка регистрации, отвечая на вопросы приятной пожилой женщины.
— Синдром Дауна? Так у вас «солнечный» ребёнок!
— «Солнечный» ребёнок?
— А вы не слышали? Так называют таких детей. Подарите им любовь, и они ответят вам с такой силой нежности, доброжелательности и любви о которой представить невозможно. За это их и зовут «солнечными» — за мир духа.
Отстояв очередь, состоящую из таких же родителей с маленькими детьми, как и мы, наконец-то вошли в кабинет врача. Доктор долго осматривал нашего ребёнка, всматриваясь в экран:
— Профессор очень занят, у него в день по две-три операции, у Вас будет только несколько минут на разговор с ним. Операция будет очень сложной, в таком возрасте такие операции делают очень редко. Большой риск. Но профессор может её сделать. Он действительно виртуоз своего дела.
Через десять минут профессор Виртуоз (пишу это совершенно без иронии, а с глубоким уважением, отдавая должное этому человеку), всматривался в сердце манюньки, всё более хмурясь.
Повернулся ко мне:
— А может не будем делать операции?
— А если не будем, то что?
— Через несколько дней умрёт — родите ещё.
«Хорошая проверочка на мою вшивость» — подумал я, а вслух:
— А если будем делать операцию, шанс есть?
— Шанс всегда есть, хоть маленький, но есть всегда.
— Даже если шанс на кончике ногтя мизинца — используем.
Профессор посмотрел на мой мизинец, улыбнулся:
— Операция через два дня. Сдавайте анализы, ищите доноров.
Следующие два дня прошли в беготне и переживаниях. Жена с доченькой сдавали анализы, я метался в поисках доноров. Доноры нашлись и в чужом для нас городе. С чувством глубокой благодарности мы вспоминаем людей, и знакомых, и совершенно чужих, принявших участие в спасении жизни нашей манюньки. Бывало такое, что от кого мы меньше всего ждали, те открывались для нас с невероятно прекрасной стороны. Правда было и такое, что самые близкие вдруг переставали нам звонить (некоторые не звонят по сей день), после того как узнали о рождении ребёнка с Синдромом и пороком. К счастью, не чувствую в своём сердце на них обиду, только чувство глубокого удивления.
Перед самой операции нас ещё раз предупредили, что порок очень сложный, ребёнок может умереть во время операции, или на протяжении нескольких дней после. Операция длилась шесть часов. Когда Виртуоз вышел с операционной, по его лицу было видно, что человек, который очень любит свою работу, сделал её великолепно!
А потом были три недели в реанимации. Каждые три часа мы готовили для девочки питания, каждые три часа 15-20 минут надо было отстукивать её легкие, чтобы в них не осела мокрота и не случилось воспаления. Вся в трубочках — девочка выглядела очень слабой, сердце разрывалось, но Бог давал сил.
Ночью меня выставляли с клиники за дверь, и жена оставалась сама, днём я мог её сменить. Я пробовал уговорить жену поспать днём, но неизменно, отстукав лёгкие, выходя с реанимации, я видел мою родную жёнушку с бутылочкой детского питания в руках. Эта невероятная женщина снова поразила меня!
Новый год я проспал, несмотря на то, что столица стреляла и пела. Жена с дочкой встретили Новый год в реанимации, а сын впервые без мамы. За это время он очень повзрослел…
Прошло Рождество и на Старый Новый год нас выписали с реанимации…
Часть 4. Улыбка
Я очень люблю это утреннее время. Спят ещё — сразившая меня женщина, повзрослевший сын и миниатюрная доченька. Я выхожу на несколько минут с нашим вечно «несчастным» спаниелем, ставлю разогревать бутылочки для детского питания и пью кофе, общаясь с Богом. Пока из детской кроватки не прозвучит требовательное «Эй!». Я склоняюсь над малышкой, и вот уже почти полгода мой «солнечный» ребёнок одаривает меня своей улыбкой…
P. S. Каждый семисотый ребёнок в мире рождается с Синдромом Дауна.
60% от рождённых детей с Синдромом Дауна имеют врождённый порок сердца.
На Украине, с 10-и детей рождённых с Синдромом Дауна от 8-и родители отрекаются или ещё в роддоме, или чуть позже.
Большинство из них не доживают и до двух летнего возраста.
Источник