Трунов синдром сгорания позитивный подход к проблеме

Обычно «синдром сгорания» представляют как негативные изменения в
состоянии и личности консультанта, как нечто чуждое, что наносит
вред консультанту и его работе. (Этакий «монстр», который
подстерегает консультантов на их профессиональном пути.) Слово
«синдром» указывает на преимущественно медицинский подход к этой
проблеме, и симптомы «сгорания» воспринимаются, в основном, как
помехи, от которых нужно избавиться, которые нужно преодолеть, с
которыми нужно бороться. Однако я хочу посмотреть на «синдром
сгорания» с несколько другой стороны и представить симптомы
«сгорания» как внешнее проявление некоторых естественных
процессов, происходящих в консультанте во время его работы.

Слово «позитивный» в заглавии статьи обозначает отношение к
симптомам «сгорания» как к сигналам, идущим из «внутренней сферы»
в «сферу сознания», как способу коммуникации между «скрытым» и
«понятым», несознаваемым и осознанным. В какой-то мере это —
друзья консультанта, так как они помогают ему узнать о том, что с
ним происходит. Восприятие этих сигналов как врагов означает
отказ от предоставляемой возможности более глубокого понимания
себя и своей деятельности. Другой аспект «позитивности» состоит в
том, что процессы, происходящие в консультанте и выражаемые
внешне в симптомах «сгорания», являются не только не
патологическими, но даже позитивными, то есть выполняющими
положительную функцию.

Защитные механизмы

Во время своей работы консультант находится далеко не в
комфортных условиях. Здесь имеются ввиду не только
физиологические факторы, связанные с нездоровыми условиями труда:
гиподинамия, повышенная нагрузка на слуховой и голосовой аппарат
и т.д. Прежде всего, речь идет о психологических и
организационных трудностях, связанных с консультированием, а
именно: экстренный характер работы, необходимость все время «быть
в форме», невозможность выбора клиентов, невозможность
эмоциональной разрядки и многие другие . Одна из функций
организма (тела и психики) заключается в том, чтобы смягчать эти
факторы, избегать их или вовремя сигнализировать о приближающихся
проблемах. Это принято называть защитными механизмами.

Приведу несколько примеров.

А. Большое количество обращений за смену — это нескончаемый поток
все новых и новых людей. Встреча с каждым абонентом как с
«единственной и неповторимой личностью» грозит консультанту
опасностью «утонуть» в своих впечатлениях, «потерять себя». На
самом деле любой организм задолго до наступления этого состояния
разными способами будет сокращать поток информации или вовсе
прервет его. Вот некоторые пути решения этой проблемы: подмена
продуктивной работы формальным исполнением своих обязанностей,
нежелание идти на работу, сокращение рабочего времени, опоздания
на смену и т.д. Конечно, есть очень ответственные и «волевые»
консультанты, которые умеют заставлять работать свой организм
вопреки его возможностям. В этом случае активизируются
психосоматические варианты защитных механизмов: усталость,
апатия, головные боли и другие симптомы.

Б. Негативные эмоции (страх, раздражение, отчаяние и др.),
возникающие у консультанта во время или после консультации часто
связывают с негативными переживаниями абонента. Плохое состояние
консультанта является как бы следствием «эмоциональной
вовлеченности в негативные переживания абонента». Это очень
удобное объяснение, так как оно самое простое. В его основе лежит
метафора «заражения», то есть идея «непосредственного перехода»
эмоций абонента к консультанту. Но это прямолинейное объяснение
уводит в сторону от более сложных и тонких процессов,
происходящих в консультанте при встрече с абонентом, находящимся
в кризисной ситуации. Даже поверхностный анализ «негативных
переживаний» консультанта в этом случае обнаруживает, что они
являются внешним выражением различных менее осознаваемых
состояний самого консультанта. Примером может служить страх
консультанта предстать перед абонентом (и самим собой)
беспомощным и некомпетентным. Более глубокий анализ переживаний
консультанта приводит Тамар Крон: «…не испытываем ли мы тревогу
за сохранность собственных схем и аксиом и не стараемся ли их
защитить? Не пытаемся ли мы отдалиться от «опасного»
для наших схем опыта клиента?»

В. Большое количество разнообразных ситуаций, схем и
представлений о жизни, с которыми встречается консультант, должны
приводить к сознаванию консультантом своей субъективности. По
мере приобретения опыта это ощущение не уменьшается, а, напротив,
растет. А вместе с ним растет сознавание своей некомпетентности
(«Я знаю, что ничего не знаю») и крайней ответственности за
судьбу клиента. Вероятно, только единицы могут комфортно
переносить эти чувства, поэтому параллельно идут процессы,
защищающие человека от «многообразия опыта» и «хаоса бытия». Я
имею ввиду обобщение и систематизацию своего опыта, типологизацию
абонентов, создание своих и использование чужих схем работы с
разными проблемами, поиск критериев эффективности своей работы и
т.д. Такие симптомы «сгорания» как формальный подход к абоненту,
попытки «втиснуть» его привычную наработанную схему — это лишь
другая сторона вышеназванных явно позитивных процессов. Если все
абоненты кажутся одинаковыми («У всех одно и то же»), — значит их
слишком много, чтобы относится к ним индивидуально.

Изменения мотивации

Представим человека, который пришел в кинотеатр на новый фильм.
Посмотрев его в течении некоторого времени, человек понимает, что
фильм его больше не привлекает. Что будет делать человек?

Если его пребывание в кинозале обусловлено одной «познавательной
потребностью», — он встанет и уйдет. Если при этом существуют
другие достаточно значимые для него мотивы (например, правила
приличия, желание быть в курсе культурных событий, интерес к
фильму его спутницы и др.), то человек останется на месте, но
будет в большей или меньшей степени испытывать дискомфорт. Этот
пример — своего рода микромодель образования симптомов
«сгорания», обусловленных изменениями в мотивационной сфере
консультанта.

Выбирая консультирование по телефону в качестве своей работы,
человек, естественно, руководствуется какими-то мотивами или
желаниями. Таких мотивов очень много. Одни из них считаются
«благородными» («Хочу помогать людям», «хочу изменить мир» др.),
другие — «не совсем уместными» (трудоустройство, решение
личностных проблем и др.) и даже «недостойными» (стремление к
власти над людьми, любопытство к частной жизни и др.).

Дело в том, что в основе решения быть консультантом всегда лежит
несколько мотивов. Одни мотивы («правильные») скорее принимаются,
, а значит — осознаются. Другие мотивы («неправильные») скорее
отвергаются или, по крайней мере, редко вербализуются. По мере
работы индивидуальный спектр мотивов неизбежно меняется,
поскольку мотивы — это подвижные образования. Они могут
усиливаться и ослабевать, исчезать и появляться. Такое уменьшение
мотивации может возникнуть, когда:

  1. мотив входит в противоречие с конкретной ситуацией. Например,
    романтическое желание помогать людям «на деле» сталкивается с
    рутинной тематикой или реальными профессиональными трудностями.
  2. мотив исчерпывается. Удовлетворение потребности (реализация
    мотива) приводит к исчезновению необходимости в данной работе;
    она становится «выжимающей силы» обузой. Например, консультант
    решил свои личные проблемы, удовлетворил любопытство, испытал
    себя и т.д.

Уменьшение (исчезновение) мотивации может не осознаваться
консультантом, хотя внешне будет проявляется вполне конкретными
симптомами «сгорания»: нежеланием работать, потерей интереса и
т.д. Они могут свидетельствовать о том, что у консультанта больше
нет внутренней необходимости в продолжении своей деятельности
(или этой необходимости явно недостаточно). Почему же в этом
случае консультант не встает и не уходит? Потому что существуют
другие мотивы, препятствующие этому, которые он тоже может не
сознавать. Например, в некоторых случаях консультанту удобнее
«гореть», чем менять свое настоящее место работы на
неопределенное будущее, свою маленькую зарплату на отсутствие
таковой и т.д.

Трудоспособность консультанта во многом зависит от понимания
(сознавания) им спектра своих желаний, потребностей и ожиданий,
связанных с консультированием. Если рассматривать психологическое
консультирование как поле деятельности, направленной на
удовлетворение личностных потребностей человека, то симптомы
«сгорания» могут сигнализировать об окончании этого жизненного
этапа, или другими словами — о прохождении очередного этапа в
развитии личности человека, реализовавшегося в консультативной
работе.

Читайте также:  Синдром дефицита внимания у детей до 2 лет

Взаимоотношения с абонентом

Если консультант «зафиксирован» на ситуации, которую предлагает
абонент, он перестает уделять внимание тем процессам, которые
происходят непосредственно между ним и его собеседником. И именно
симптомы «сгорания» могут свидетельствовать о некоторых
особенностях этого взаимодействия. В свою очередь, понимание этих
особенностей будет способствовать более продуктивному, более
рациональному расходу сил во время консультирования.

А. Поиск «подходящих» чувств.

Один из принципов работы на ТЭПП гласит: консультант должен быть
эмпатичным. При этом «эмпатичность» часто превращается в
качество, которым человек должен обладать независимо от
обстоятельств, подобно цвету волос. На деле, способность к
эмпатии (как сопереживанию и способности «вчувствоваться» в
абонента) у одного и того же консультанта различна в каждой
конкретной ситуации, с каждым конкретным абонентом. Она зависит
от многих обстоятельств: начиная от собственного настроения
консультанта, заканчивая выразительными средствами абонента. При
этом важно иметь ввиду, что состояние консультанта не может быть
идентично состоянию абонента.

Конечно, консультант должен уметь «настраиваться на волну»
абонента. Однако означает ли это, что он должен переживать то же,
что и собеседник? В погоне за эмпатией, которую теперь уже стоит
называть «псевдоэмпатией», консультант забывает о не менее важном
принципе — искренности, — ведь «переживать» несуществующие
чувства означает вводить в заблуждение себя и абонента. Но быть
может, эта ложь «свята», так как она необходима абоненту?

Действительно, разделяя свои чувства с консультантом, абонент
перестает ощущать себя наедине со своими бедами. Одному всегда
труднее. Но ведь «быть вместе» — это не обязательно «переживать
вместе» или «переживать одно и то же». Есть кризисные абоненты,
которые в самый неподходящий момент могут заявить: «Вам все равно
не понять меня». И правы именно они, а не те консультанты,
которые защищая свою «профессиональную честь», пытаются доказать
обратное себе и другим, выжимая из себя соответствующие чувства,
от чего собственно и «сгорают».

Иногда эффективнее и экономичнее может быть искреннее заявление
типа: «Да, действительно, мне трудно понять, что вы испытываете.
Даже если у меня или знакомых были похожие ситуации, все же это
были другие люди и другие обстоятельства… Могли бы вы подробнее
рассказать то, что происходит с вами?» Услышав такую фразу,
абонент поймет, что на другом конце провода его не пытаются
измерить чужими мерками и принимают уникальность его переживаний.

Б. Борьба с собственными чувствами

Наряду с необходимостью иметь «подходящие» чувства, консультанту
нередко приходится скрывать свои спонтанно возникающие
естественные чувства, которые «не соответствуют ситуации». Немало
«эмоционального топлива» уходит, например, на подавление чувства
раздражения, усталости, злости, возникающих при общении с
абонентом, на скрывание своего неприятия каких-либо качеств
абонента и т.д.

Чаще всего консультант не решается высказывать абонентам подобные
«неподходящие» переживания, руководствуясь формулой «Не вреди!» и
своими представлениями о вреде и пользе. В других случаях
консультант не хочет разрушать установившиеся добрые отношения,
испортить впечатление абонента о себе и службе в целом.

Иногда консультант скрывает «неприемлемые чувства» не только от
абонента, но и от себя. Может быть потому, что в противном случае
он будет чувствовать себя неискренним, а может просто потому, что
«так не должно быть». Тем не менее как бы неуместны эти
переживания ни были, они существуют и результаты их существования
дают о себе знать в виде симптомов «сгорания».

Позитивное восприятие этих симптомов — первый шаг на пути к
пониманию себя и решению проблем, возникающих при общении с
абонентом. Искренность по отношению к самому себе предваряет
встречу со своим чувством как с «экзистенциальным посланием» от
самого себя. «Неправильное отношение» к абоненту принимается
консультантом как естественное — естественное для этого
консультанта в этой ситуации — и, таким образом, это отношение
получает право на существование.

Другой шаг — предоставление абоненту обратной связи о своих
впечатлениях. Необходимость в этом шаге и его уместность зависит
от многих обстоятельств. В некоторых случаях (я думаю, что их
намного больше, чем принято думать) в телефонном консультировании
искренняя и правильно выраженная обратная связь полезнее, чем
«пластиковые чувства» (выражение Ф.Перлза). Чем глубже и
длительнее контакт с абонентом (например, постоянный абонент),
тем больший эффект и большую необходимость имеет открытое
выражение чувств и для консультанта, и для абонента. Значение
здесь имеет не сколько «тон» чувств (положительные,
отрицательные, «ранящие» и т.д.), а умение консультанта выражать
их. В подавляющем большинстве случаев чувства могут быть выражены
в такой форме, что они не будут нести отрицательного воздействия,
оттенка «жестокой правды». Одним из примеров могут служить
принципы, положенные в основу конструктивного выражения желаний и
чувств — «Я-утверждений» .

Более того, я считаю, что такая открытость со стороны
консультанта имеет свое психотерапевтическое значение. Обратная
связь, предоставляемая собеседником, необходима любому человеку.
Она имеет экзистенциальную функцию («Я услышан другим») и функцию
коммуникативную («Я знаю, как другой человек ко мне относится»).
Тем не менее чаще всего люди лишены этой информации или имеют
дело с «некачественной» обратной связью, неспособной выполнять
эти функции. Это всякого рода оценочные и директивные утверждения
(«Ты-высказывания»).

Отношения, складывающиеся между абонентом и консультантом — это
частный случай взаимоотношений абонента с другими людьми, которые
скорее всего точно также «стараются щадить» его (а может просто
«не опускаются до его уровня») и не рассказывают ему о своих
негативных впечатлениях. В лучшем случае они ограничиваются
директивными указаниями или уходят от контакта, не объясняя
причин и предоставляя абоненту самостоятельно восполнить этот
пробел (своими многочисленными проекциями). Я думаю, что
правильно выраженные чувства консультанта помогут абоненту
пролить свет на волнующие его вопросы: «Как ко мне относятся
люди?», «Почему они так ко мне относятся?», то есть понять
механизм, скрывающийся за «непонятными» действиями окружающих.

Может быть полезнее расходовать энергию не на подавление
естественных впечатлений, а на поиск подходящей формы для их
выражения. (Хотя, возможно, последнее намного труднее.) Тогда
вопрос, который задает себе консультант в ситуации «неприятного
впечатления» от абонента — «Как я ему (ей) об этом скажу?» —
превратится из риторического в конкретный.

Итоги

Тема «синдрома сгорания» обширная и неоднозначная. Под этим
жертвенно-романтическим названием скрываются разные состояния и
внутренние процессы, которые необходимо различать и
разграничивать в каждом конкретном случае, поскольку они имеют
разные причины и требуют в своем решении различных подходов. Выше
я попытался представить симптомы «сгорания» как проявление лишь
некоторых из этих явлений и процессов, а именно:

  1. Симптомы «сгорания» как проявление защитных механизмов,
    направленных на ослабление неблагоприятных профессиональных
    факторов.
  2. Симптомы «сгорания» как следствие изменений в мотивационной
    сфере консультанта.
  3. Симптомы «сгорания» как свидетельство некоторых особенностей
    взаимодействия консультанта и абонента.

На мой взгляд, именно позитивное отношение к симптомам «сгорания»
поможет консультанту осознать и принять важную информацию о самом
себе, которая остается во время его работы «за кадром». Чем
меньше осознается и принимается то, что происходит с
консультантом, тем более чуждыми и «навязанными» становятся
симптомы «сгорания», тем быстрее они превращаются во врагов. И,
наоборот, чем миролюбивее консультант будет относиться к этим
«сигналам», тем больше шансов у него понять их значение и извлечь
из них пользу для своей работы и для себя.

Читайте также:  Дети у знаменитостей с синдромом дауна

Трунов Д.Г.,

Об авторе Дмитрий Геннадьевич Трунов.
Врач-психотерапевт, кандидат философских наук, член
Арт-терапевтической ассоциации.
В настоящее время — психотерапевт в Пермском областном центре
психолого-педагогической помощи населению, Проводит консультации,
супервизорские и обучающие семинары.
Преподает в Пермском филиале Высшей Школы Экономики, в настоящий
момент заведует кафедрой управления человечскими ресурсами.
Преподает также в Пермском гуманитарно-технологическом институте,
и в Пермском государственном университете.

См. также

Источник

Когда-то я написал статью о позитивном подходе к проблеме
«сгорания»1). Там я предлагал относиться
к симптомам «сгорания» не как к врагам, а как к
сигналам, которые мы получаем от самих себя, и которые
«говорят», что с нами происходит нечто, стоящее нашего
внимания. Сегодня можно пойти дальше и взглянуть на так
называемый «синдром сгорания» как на
естественный и нормальный процесс. Ненормальным
является не то, что человек, работающий в сфере психологической
помощи, «сгорает», а тот случай, когда он не
«сгорает». Более того, забегая вперед, скажу сразу: с
этим «горением» ничего нельзя поделать…

Если мы посмотрим на процесс консультирования (психотерапии) с
некоторой относительно непредвзятой точки зрения, как говорят,
взглядом «марсианина», то увидим, что отношения между
клиентом и психотерапевтом являются достаточно странными и
противоречивыми2).

С одной стороны, в психотерапевтических отношениях участвуют
два человека, но, с другой стороны, отношения эти едва
ли можно назвать истинно диалогичными: первый
рассказывает о себе, а второй его слушает. То есть на самом деле
это скорее монолог, так как все время посвящено только
одному из собеседников, а второй ограничивается лишь
комментариями по поводу этого монолога. Если второй что-то и
говорит о себе, то это бывает очень редко, и опять же — это,
главным образом, впечатления о первом (так называемая
«обратная связь»). А если психотерапевт фиксирует
внимание на себе слишком долго, то это уже становится
признаком непрофессионализма.

Наверное, можно попытаться оправдать эту монологичность
психотерапевтических отношений, сказав, что таким образом один
человек хочет помочь другому… Однако посмотрим, опять-таки с
«марсианской» точки зрения, на своеобразие, а точнее —
на некоторые странные особенности именно психологической
помощи3).

Действительно, с одной стороны, первый человек просит о помощи,
и, казалось бы, он здесь главный законодатель, но, с другой
стороны, в задачу второго вовсе не входит удовлетворять
непосредственный запрос первого. Он ему
помогает, но в каком-то ином направлении.
Возможно, это одна из главных особенностей, отличающих
психологическую помощь от других видов помощи и от других видов
услуг4). Даже если первый («заказчик»)
просто что-то спрашивает у второго, то последний, исходя из своих
профессиональных установок, не отвечает ему прямо, а сам начинает
спрашивать первого, то есть не является простым
«исполнителем». И хотя второй, действительно, может
что-то знать, тем не менее, он редко говорит об этом прямо, а
только лишь намекает. Я думаю, если бы человек хотел просто
помочь человеку, он бы мог это сделать самыми различными
способами, и не выбирать такой необычный и, даже можно сказать,
противоестественный способ.

С одной стороны, главным действующим лицом ситуации
психологической помощи является человек, который приходит на
консультацию. Он — фокус, на котором концентрируется все
внимание, тот, чьи интересы и потребности удовлетворяются. Но, с
другой стороны, существует второй фокус — это представления
консультанта о том, что надо его собеседнику. Он лавирует, чтобы
не делать то, что просит клиент, но делает это так, чтобы клиент
этого не заметил.

Когда я говорю, что ситуация неестественная, это не означает, что
она плохая. Я имею в виду лишь то, что этот вид помощи с внешней
токи зрения мог бы показаться несколько вычурным, противоречивым
и даже абсурдным.

Думаю, что по своей абсурдности процесс консультирования не
уступает… К сожалению, я не нашел среди реальных ситуаций столь
же абсурдных отношений. Все остальные мне показались более
естественными. Поэтому приведу фантастический пример. Человек
приходит к художнику и просит нарисовать свой портрет. Что же
делает художник? Вместо того, чтобы заняться делом, он приглашает
своего клиента к мольберту и начинает его расспрашивать: как бы
хотел выглядеть клиент на картине, в какой позе он хотел бы
сидеть, в какой одежде; какого цвета он хотел бы иметь глаза,
волосы и т.д. Все эти расспросы ведутся в доброжелательном тоне и
постепенно доходят до таких подробностей и деталей, что человеку
самому, в присутствии мастера, приходится делать набросок,
подбирать цвет, накладывать краску, одним словом — писать
авто-портрет. И после всего этот художник еще просит
деньги, как говорят — «за время».

Предполагаю, что профессиональные психотерапевтические отношения
— это изобретение современного человека: они не имеют
какой-либо отчетливой архетипической укорененности, или,
другими словами, они не укладываются в целом ни в какие известные
формы отношений, которые существовали всегда и в любом
человеческом сообществе; таковы, например: служение, обучение,
лечение, родительская забота, спасение, дружба,
любовь5). И, хотя сфера психотерапевтических отношений
граничит с каждой из них, проникновение в нее этих
«соседей» часто расценивается как непрофессионализм.

Говорят, что психологическая помощь заключается в том, что
консультант проживает вместе с другим человеком его
проблемную ситуацию. Но в том-то и дело, что консультант
проживает чужую ситуацию, то есть часть жизни
другого человека, а не свою. По
профессиональным канонам от своей жизни на этот
момент он должен отказаться. Как консультант, я на время
отказываюсь от части себя, от некоторых своих убеждений, от
своего жизненного опыта, от некоторых текущих потребностей — во
время психотерапевтической беседы я уступаю место другому
человеку, чужой жизни. Психотерапевтическая сессия — это кусочек
моего бытия, который отдан другому и незнакомому мне человеку. Он
навсегда выпадает из моей жизни.

Кроме того, я хотел бы обратить внимание на некоторую
неестественность не только психологической помощи вообще, но и
профессиональной психологической помощи, в частности. В
каком-то смысле, психологическая помощь по долгу службы
— это не только неестественная, но и психологически ненормальная
ситуация. Потому что в психологически нормальных отношениях я не
делаю того, что мне не хочется, что мне не нравится, что не несет
для меня смысла. Я выключаю телевизор, если мне не интересно, я
засыпаю над книгой, если я устал; наконец, я не общаюсь с
человеком, если он неприятен или не интересен мне.
Психологической норме также соответствует то, что я занимаюсь
своей жизнью, а не чужой. Это не означает, что норма —
это какой-то там «эгоизм», просто в психологически
нормальных отношениях я помогаю естественным образом,
когда я чувствую в себе эту потребность (интерес), а не когда мне
приходится это делать. Напомню, что здесь я говорю
исключительно о психологической помощи.

Таким образом, позвольте мне сделать следующий вывод: в случае
профессиональной психологической помощи мы, в некотором смысле,
имеем дело с ненормальными отношениями, с деятельностью, выполняя
которую, человек поступает не совсем естественно. И это не может
не «сжигать» нормального человека. Трение естества его
души (личности) о рамки неестественной деятельности вызывает это
«горение». Если же человек не горит, значит — это не
человек, а механизм, который идеально подогнан под рамки
профессиональных установок, или его душа (личность) настолько
мала, что без труда умещается в отведенном ей профессиональном
пространстве.

Читайте также:  Синдром периферического паралича лицевого нерва

Возникает вопрос: можно ли здесь что-то сделать? (Конечно, если
опустить вопрос: надо ли здесь вообще что-то делать?)

Мне кажется, что все мероприятия, которые обычно используют в
борьбе с «синдромом сгорания», можно разделить
на четыре основных направления.

(1) Приспособление себя к работе. Часто это
называют «профессиональным ростом», подразумевая за
этими словами развитие у консультанта таких качеств, как эмпатия,
сочувствие, сопереживание, сострадание, понимание человека, то
есть совершенствование способностей приема и переработки
информации, связанной с другим человеком. И чем более
отвлеченно это будет происходить от личной информации, то есть от
собственных взглядов, чувств, отношения и т.д., тем это будет
более профессионально. Мы знаем, что в психотерапевтические
отношения допускаются в основном чувства, которые «не
вредят» или находятся в русле психотерапевтических задач, а
остальные если и проникают, то в крайне переработанном
виде6).

Консультант посещает различные профессионально ориентированные
тренинги и семинары для обретения навыка существования в этих
неестественных условиях, другими словами он «развивает»
свою личность для того, чтобы она умещалась в профессиональных
рамках. Еще раз напомню, что это рамки монологичных отношений,
где главный персонаж — другой человек, а консультант — это
прибор, который должен уметь на него настраиваться. И если
консультанту как профессионалу это, действительно,
помогает, то вынесение этого навыка за рамки профессиональной
сферы может иногда стать серьезной помехой на пути
самовыражения консультанта как человека. Когда и в
обыденной жизни для консультанта более главным
становится другой, тогда можно говорить о том, что
«профессиональный рост» превращается уже в
«профессиональную деформацию»7).

(2) Приспособление работы к себе. Это —
противоположное направление; что-то вроде чувства протеста: не
я должен приспосабливаться к своей работе, а
она должна быть приспособлена ко мне — «В конце
концов, мы — не обслуживающий персонал!» 8)

Это направление включает в себя изменение профессиональных,
организационных и других рамок, адаптацию их к себе, к своему
организму, к своей душе. Конечно, их можно и нужно менять.
Однако, эти изменения — главным образом внешние (например,
изменение условий труда) и практически не касаются содержания
работы: несмотря ни на какие изменения, навсегда останутся камнем
преткновения для любых революционных преобразований
вышеупомянутые асимметричные отношения между консультантом и его
собеседником.

Органичная психотерапия, то есть психотерапия,
естественная для консультанта, — может ли быть такая? Я
думаю, что результатами стремления к такой органичности могут
быть: (1) разрушение психотерапевтических отношений в результате
слишком сильного пренебрежения канонами; (2) появление новых
стилей психотерапии или даже новых направлений9).

(3) Экономичный расход «эмоционального
топлива»
. Здесь имеется в виду уменьшение эмоциональных
затрат, связанных с консультированием. Среди мероприятий,
направленных на поддержание «горения» консультанта в
экономичном режиме («немного, зато надолго!»), можно
назвать разные способы «психологической защиты»,
оберегающие консультанта от «вовлеченности в процесс»;
сюда же относятся «контроль контрпереноса»,
«разделение ответственности», формализация и
структурирование своей деятельности, использование
«техник» и пр. В результате чрезмерной
фиксации на этом направлении мы получаем итог: работа становится
стандартной, ремесленнической, где консультант уже не горит,
поскольку обезопасил себя огнеупорной спецодеждой и, в лучшем
случае, тихо тлеет10).

(4) Восстановление. Сюда относятся мероприятия,
направленные на восполнение потерь, которые понес консультант,
пройдя через психотерапевтические отношения. Сюда также относятся
различные способы компенсации затраченных усилий и
стимулирующие мероприятия: отслеживание результата,
получение благодарности от клиентов, материальное вознаграждение,
самопрезентация в среде специалистов и другие попытки добавить
топлива извне. И что-то таким образом, действительно,
можно компенсировать…

Однако задумаемся: можно ли «восстановить» навсегда
потраченное время жизни? Вернуть то, что необратимо ушло в
прошлое: силы, здоровье, молодость?..

Думаю — нет. Мы в любом случае что-то безвозвратно
теряем, то есть, в прямом смысле, сгораем. И у меня нет
выбора: я могу отдать себя лишь безвозмездно, так как
денежный или другой эквивалент никогда не заменит части меня,
части моей души11).

После всего вышесказанного появляется вопрос: «Может нам
тогда не работать, чтобы не сгорать?»

Может быть… Но если в «сгорании» видеть результат
деятельности, в процессе которой я отдаю часть себя, свое время,
свои силы, свои чувства и умственные способности другим людям, то
«горение» — это тотальный процесс: я горю
везде — и на работе, и в транспорте, и на встрече с друзьями.

Горение человека как отдавание себя — это один из глобальных
смыслов человеческого существования. Прежде всего, этот смысл
состоит в том, что в горении человек проявляет себя для
других. И неважно, в каких масштабах происходит это
горение — в виде тления или полыхания, совершается ли это горение
в психотерапевтических или других отношениях. Нет частного
«синдрома сгорания» консультанта, есть тотальный
процесс Горения Человека12).

Таким образом, возвращаясь к нашей теме, еще раз скажу: горение
психолога (психотерапевта) в работе, то есть отдавание своих сил,
эмоций и энергии — это нормально. Ненормально, если
этого не происходит — это уже не психологическая помощь.
И вопрос не в том, «сгорать» или не
«сгорать», и даже не в том, меньше «сгорать»
или больше, а в том, как относиться к своему горению, с каким
чувством гореть и, возможно, в том, где гореть, в каких условиях,
в какой обстановке, в каком обществе, в какой компании. Я думаю,
что лучше, если это будет добровольное горение в присутствии
таких же горящих людей — людей, которые видят смысл в этом
горении и всячески поддерживают его.

Примечания

  1. Трунов Д.Г. «Синдром сгорания»:
    позитивный подход к проблеме // Журнал практического
    психолога. — 1998. — № 8. — С. 84-89.
  2. Здесь и далее имеются ввиду отношения между клиентом и
    психотерапевтом, в рамках экзистенциально-гуманистического
    подхода
    .
  3. Я не разделяю здесь психологическую и психотерапевтическую
    помощь.
  4. Особенно ярко диссонанс между желаемым и предоставляемым
    ощущают абоненты телефонов психологической помощи с
    конкретными сексуальными запросами.
  5. Напомню: речь идет о психотерапевтических отношениях в рамках
    экзистенциально-гуманистического подхода.
  6. Иногда консультанту приходится становиться человеком
    нечувствующим, иначе он просто будет человеком
    обманывающим.
  7. Мой взгляд на содержание этого понятия в: Трунов Д.Г. О
    профессиональной деформации практического психолога //
    Психологическая газета. — 1998. — № 1. — С. 12-13.
  8. Но кто мы тогда?..
  9. Правда, новые направления являются естественными только для
    открывших их людей; тиражируясь, они превращаются в очередные
    рамки для последующих поколений психотерапевтов.
  10. Другими словами, появляется то, что я называю
    «искусственной психотерапией». В отличие от нее в
    естественной
    психотерапии вопроса о том, насколько надо
    «вовлекаться в проблемы клиента», нет: психотерапевт
    либо вовлечен в процесс психотерапевтического общения, либо он
    не занимается психотерапией.
  11. Материальная мотивация лишь усиливает неестественность
    психотерапевтических отношений. Идя по этому пути, я
    продаю свою помогающую душу и превращаюсь в
    прагматичного специалиста.
  12. Сами собой возникают «афоризмы»: «Горю —
    следовательно существую», «Горю, ибо абсурдно»…

Трунов Д.Г.,

См. также

Источник