Свсм синдром внезапной смерти младенцев чак паланик

На шоссе за окном кафешки полно машин – люди все еще едут в город. Они преклоняют колени и молятся о новом явлении Пречистой Девы. Сержант сложил вместе ладони в огромных перчатках и делает вид, что молится. При этом он искоса смотрит в окно, его кобура расстегнута, пистолет заряжен и готов к разминочной стрельбе по тарелочкам.

Закончив расписывать небо, Летучая Дева послала толпе воздушный поцелуй. Изобразила пальцами знак мира. Проплыла в воздухе у самых верхушек деревьев, придерживая юбку одной рукой, тряхнула своими черно-рыжими дредами, помахала рукой на прощание и – аминь. Улетела за горы, за горизонт. Улетела совсем.

И все же: не стоит верить всему, что пишут в газетах.

Летучая Мадонна – это было не чудо.

Это было колдовство.

Это не чудеса святых. Это темные чары.

И мы с Сержантом здесь не для того, чтобы дивиться на чудо чудное. У нас с ним охота – на ведьм.

И все же: эта история не про здесь и сейчас. Я, Сержант и Летучая Дева. Элен Гувер Бойль. Это история о нас; как мы все встретились. И что нас сюда привело.

Глава вторая

Тебе задают только один вопрос. Перед тем как ты получаешь диплом журналиста, тебе предлагают такое задание: представь, что ты репортер. Работаешь в ежедневной газете в каком-нибудь большом городе, и вот, в канун Рождества, редактор тебе говорит, что нужно сделать заметку. Несчастный случай со смертельным исходом.

Ты приезжаешь на место. Полицейские и врачи уже там. Соседи в домашних халатах и тапках толпятся у двери в квартиру, в мрачном многоквартирном доме трущобного типа. В квартире, под новогодней елкой, рыдают молодые родители. Их малыш подавился елочной игрушкой, задохнулся и умер. Ты записываешь все детали, имя ребенка, возраст и все такое и мчишься обратно в редакцию – время близится к полуночи, – чтобы успеть написать экстренную заметку в утренний выпуск.

Ты приносишь заметку редактору, и он говорит, что статья не пойдет, потому что ты не указал, какого цвета была игрушка. Красная или зеленая? Посмотреть было нельзя, а спросить ты как-то не подумал.

Статья прямо просится на первую полосу, и у тебя есть выбор.

Позвонить родителям и спросить.

Или же не звонить и потерять работу.

Это пресса. «Четвертая власть». Когда я учился на журналиста, на выпускном экзамене по этике нам задавали только этот вопрос. Вопрос или – или. Я ответил, что позвоню в полицию. Такие вещи должны быть записаны в протоколе. Игрушку должны запечатать в полиэтиленовый пакет и сфотографировать как вещественное доказательство. Ни в коем случае я не стал бы звонить родителям после полуночи в канун Рождества.

По этике я получил D, низкий, но переходный балл.

Вместо этики я научился говорить людям только то, что им хочется услышать. Я научился письменно излагать факты. И еще я усвоил, что редакторы могут быть настоящими сволочами.

Я до сих пор не могу понять, для чего было это задание. Теперь я репортер, в ежедневной газете в большом городе, и мне не нужно ничего представлять.

Мой первый реальный ребенок был в сентябре, в понедельник утром. Не было никаких елочных украшений. Никто из соседей не толпился вокруг жилого трейлера в пригородной зоне. Один полицейский врач сидел с родителями на кухне и задавал им стандартные вопросы. Второй полицейский врач отвел меня в детскую и показал кроватку и все, что обычно в кроватке бывает.

Стандартная процедура включает следующие вопросы: «Кто обнаружил ребенка мертвым?», «Когда его обнаружили мертвым?», «Перемещали ли тело после того, как его обнаружили мертвым?», «Когда ребенка в последний раз видели живым?», «Ребенок был на грудном или на искусственном вскармливании?» Вопросы кажутся беспорядочными, но врачам ничего другого не остается, как только копить данные для статистики и надеяться, что когда-нибудь они сложатся в систему.

Детская была выдержана в желто-синих тонах. Занавески в цветочек на окнах, белый плетеный комод с выдвижными ящиками – рядом с кроваткой. Белое кресло-качалка. Над кроваткой висела игрушка-мобил из желтых пластмассовых бабочек. На плетеном комоде лежала книжка, открытая на странице 27. Синий ковер на полу. Вышивка в рамочке на стене: «Рожденный в четверг – далеко пойдет». В комнате пахло детской присыпкой.

Может быть, я не усвоил этику, но зато я научился замечать детали. Несущественных деталей не бывает. Любая деталь достойна внимания.

Книжка, лежавшая на комоде, называлась «Стихи и потешки со всего света». Книга была библиотечная.

Мой редактор планировал серию из пяти репортажей СВСМ, синдром внезапной смерти младенцев. Каждый год семь тысяч детишек грудного возраста умирают безо всякой видимой причины. Двое из каждой тысячи грудничков просто засыпают и больше не просыпаются. Мой редактор Дункан называет этот синдром «Смерть в колыбельке».

Подробности о Дункане: он весь в прыщах и угрях, и раз в две недели кожа у него на черепушке приобретает насыщенный коричневый цвет вдоль линии роста волос, когда он закрашивает седину на корнях. Пароль у него на компьютере – «пароль».

Все, что мы знаем про синдром внезапной смерти младенцев, – что в этом явлении нет никакой системы. Большинство малышей умирают у себя в кроватках между полуночью и ранним утром, но ребенок может умереть и когда спит в постели с родителями. Или в машине, или в коляске. Ребенок может умереть у матери на руках.

Во многих семьях есть дети, сказал мой редактор. Эта такая тема, о которой родители-бабушки-дедушки очень боятся читать и не читать тоже боятся. На самом деле ничего нового мы не напишем. Идея в том, чтобы дать краткий очерк пяти семей, потерявших ребенка. Показать, как люди справляются со своим горем. Как они продолжают жить дальше. Ничего нового мы не напишем, что касается фактической стороны смерти в колыбельке; но мы можем вдавить по эмоциям. Показать, сколько участия и душевных сил открыли в себе эти люди. Под таким вот углом. Подобные репортажи, без привязки к каким-то громким событиям, мы называем «тихими новостями». Они пойдут центральной темой в раздел «Стиль жизни».

В качестве иллюстрации можно дать фотографии улыбающихся здоровых детишек, которые теперь мертвы.

Мы покажем, что это может случиться с каждым.

Вот такая была у него задумка. Обычно подобного рода исследования делаются «по заказу редакции». Был конец лета, с новостями было туговато. Это был тот период, на который приходится ежегодный пик рождаемости.

Идея редактора заключалась в том, чтобы я скооперировался с врачами, которые производят медицинскую экспертизу в случае беспричинной смерти грудных детишек.

Рождественская история, рыдающие родители, елочная игрушка – я уже столько лет работаю репортером, что давно позабыл эту байду.

Гипотетическая ситуация на выпускном по этике. Этот вопрос задают в конце курса по журналистике именно потому, что тогда уже поздно его задавать. Ты уже заплатил за обучение. Только годы спустя я понял, что нас спрашивали о другом: Ты уверен, что это действительно именно то, чем тебе хочется заниматься в жизни?

Глава третья

Приглушенный гул диалога проходит даже сквозь стены, потом – взрыв смеха. Потом – опять диалог. Большинство треков со смехом на телевидении было записано в начале пятидесятых. То есть почти все люди, смех которых ты слышишь, сейчас мертвы.

Бум, бум и бум сверху. Как бой барабана. От музыки сотрясается потолок. Ритм изменяется. Удары становятся чаще, как будто сходятся вместе, удары становятся реже, как будто расходятся в стороны, но они не прекращаются.

Внизу кто-то поет. То есть даже не поет, а выкрикивает слова песни. Все эти люди, которым необходимо, чтобы у них постоянно орал телевизор. Или радио, или проигрыватель. Все эти люди, которых пугает тишина. Это мои соседи. Звуко-голики. Тишина-фобы.

10 Самых страшных книг мира:

1. Чак Паланик — «Колыбельная»

…СВСМ. Синдром внезапной смерти младенцев. Каждый год семь тысяч детишек грудного возраста умирают без всякой видимой причины — просто засыпают и больше не просыпаются… Синдром «смерти в колыбельке»?
Или — смерть под «колыбельную»?
Под колыбельную, которую, как говорят, «в некоторых древних культурах пели детям во время голода и засухи. Или когда племя так разрасталось, что уже не могло прокормиться на своей земле». Под колыбельную, которую пели изувеченным в битве и смертельно больным — всем, кому лучше было бы умереть. Тихо. Без боли. Без мучений…
Это — «Колыбельная».

2. Адольф Гитлер — «Майн Кампф»

Книга Адольфа Гитлера «Моя борьба» («Mein Kampf»), по мнению ученых-социологов, считается одной из самых «вредных» к прочтению книг. Книга содержит элементы автобиографии Гитлера, где можно проследить развитие и становление у него антисемитских и милитаристских взглядов. В ней также выражена концепция преобладания одной расы над другой, в частности арийской над всеми остальными. Так, за арийскую, или «изначальную» расу, Гитлер преподносил немцев.

3. Генрих Крамер и Якоб Шпренгенр — «Молот Ведьм»

Еще одной страшной книгой считается трактат по демонологии «Молот Ведьм» («The Malleus Maleficarum»), написанный доминиканскими инквизиторами Генрихом Крамером и Якобом Шпренгером. Эта книга являлась самым популярным в Средневековой Европе руководством к распознаванию и истреблению ведьм и колдунов. Только выйдя в свет, она сразу же обрела бешеную популярность, все представители духовенства и интеллигенции выражали свои восторженные комментарии.

4. А.К. Толстой — «Семья вурдалаков»

А.К.Толстой — выдающийся русский писатель, поэт, один из самых знаменитых драматургов своего времени. Трагедии «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис» — трилогия о трех русских царях, оказавших огромное влияние на историю России. Писатель был не чужд литературе ужасов, именно он впервые ввел в русскую литературу образ вампира. Повесть «Семья вурдалака» написана по канонам «романа ужасов», по произведению снят одноименный фильм, действие которого перенесено в 1990 год. По повести «Упырь» режиссер Е.Татарский в стиле мистической романтики снял художественный фильм, в котором «главных» вампиров сыграли Марина Влади и Донатас Банионис.

5. Стивен Кинг — «Кладбище домашних животных»

Луис Крид и не предполагал, чем обернется для него и его семьи переезд в новый дом. До сих пор он и слыхом не слыхивал о Вендиго — зловещем духе индейских легенд. И уж тем более не догадывался, что рядом с этим домом находится кладбище домашних животных. Однако очень скоро ему пришлось пожалеть о своем неведении…

6. Эдгар Алан По — «Падение дома Ашеров»

Эдгар По — классик американской литературы, поэт, прозаик, автор таких шедевров, как «Золотой Жук» и «Убийства на улице Морг». Его перу принадлежит более 70 новелл: психологические, готические, романтические, детективные, сатирические и пародийные. «Падение дома Ашеров», «Маска Красной смерти», «Береника», «Человек толпы» — эти и многие другие замечательные произведения, представленные в настоящем издании, в полной мере отражают разные грани творчества По, непревзойденного создателя гротескных фантасмагорий, безумных кошмаров, безупречных и изящных логических построений.

7. Агата Кристи — «10 негритят»

Десять никак не связанных между собой людей в особняке на уединенном острове… Кто вызвал их сюда таинственным приглашением? Зачем кто-то убивает их, одного за другим, самыми невероятными способами? Почему все происходящее так тесно переплетено с веселым детским стишком?

8. Франц Кафка — «Лабиринт»

Представляем вашему вниманию сборников трудов знаменитого гения 20 века Франца Кафки. В книгу «Лабиринт» включены сборники «Созерцание», «Голодарь» и рассказы «Лабиринт» и «Исследования одной собаки» — шедевры так называемой серии бестиариев Кафки.

9. Роберт Стивенсон — «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»

Роберт Льюис Стивенсон — английский писатель, классик неоромантизма и автор приключенческих романов, вошел в историю литературы как тонкий стилист и мастер психологического портрета. «Остров сокровищ». «Черная стрела», «Клуб самоубийц», «Алмаз Раджи» и многие-многие другие произведения, вышедшие из-под пера Стивенсона, занимают прочное место среди шедевров мировой литературы. В настоящем издании вниманию читателей предлагаются широко известные и значимые для творчества самого писателя повести и рассказы: «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», «Дом на дюнах», «Окаянная Дженет», «Маркхейм», «Олалла» и «Похититель трупов».

10. Говард Лавкрафт — «Хребты Безумия»

Второй том полного собрания сочинений мастера литературы ужасов — писателя, не опубликовавшего при жизни ни одной книги, но ставшего маяком и ориентиром целого жанра, кумиром как широких читательских масс, так и рафинированных интеллектуалов, неиссякаемым источником вдохновения для кинематографистов. Сам Борхес восхищался его рассказами, в которых место человека — на далекой периферии вселенской схемы вещей, а силы надмирные вселяют в души неосторожных священный ужас.
Все произведения публикуются либо в новых переводах, либо в новой, тщательно выверенной редакции. Эта книга должна стать настольной у каждого любителя жанра, у всех ценителей современной литературы.