Стокгольмский синдром фанфик гарри поттер

~||~ Северус Снейп / Гермиона Грейнджер ~||~

Название: Стокгольмский синдром
Автор: Ringa
Рейтинг: PG-13
Пейринг: СС/ГГ
Жанр: Drama/Angst
Дисклеймер: все персонажи принадлежат Роулинг.
Саммари: Валентинки. Зачем их ей оставляют? Зачем бередить душу, зная, что послания никогда не достигнут адресата?
Комментарии: фик написан на конкурс ко дню Святого Валентина на ТТП.
Размер: мини
Статус: закончен

Скачать фанфик в формате «doc»
Ringa-Stokgolmskiy-sindrom.doc [103 Kb] (cкачиваний: 56)

Валентинки. Зачем их ей оставляют? Зачем бередить душу, зная, что послания никогда не достигнут адресата?
Но Гермиона все равно бралась за перо и начинала писать. Можно было бы сказать, что любимому она писала из года в год, но истина была другой. Она успела написать всего две валентинки, обе адресованные Рону. С изъяснениями в своей бессмертной любви, с пожеланиями быть вместе… Холодные, ничего не значащие слова, которые вот уже из века в век пишут друг другу влюбленные.
Шел четвертый год ее пленения. Это была третья валентинка. Кто-то, кто знал ее лучше, чем она сама, подложил этот простой клочок бумаги в форме сердечка на стол. Поставил розовые чернила, оставил на деревянной столешнице остро заточенное перо, желая предоставить пленнице, лишенной свободы, право на проявление хотя бы таких чувств.

Четыре года назад – ровно на день святого Валентина Гермиона попала в плен. Как это случилось – ей неведомо. Она легла спать в своей кровати, в гриффиндорской башне, а проснулась здесь. Предательство, не иначе. Но кто расскажет ей правду?
Упивающиеся не станут откровенничать со своими жертвами, ведь так?
Она очнулась в сырой холодной темнице, но пробыла там недолго. Гермиона ждала мучений, попыток выяснить, где скрывается Гарри и как к нему добраться, но ничего этого не было. Такое отношение к «ценной», с ее точки зрения, добыче сбивало с толку. Спустя несколько дней, она, ожидавшая самого худшего и воображавшая себе всякие ужасы, проснулась в этой комнате. В очень удобной комнате, где, казалось бы, неприхотливая обитательница могла бы найти все. Все, что ни пожелает душа, но Гермионе того было мало. Она часами металась по обретенному жилищу, игнорируя и удобную постель, и заботливо положенные на прикроватный столик книги. Ей, книжному червю, эти книги должны были показаться манной небесной, она должна была вцепиться в них как в дар Божий, но девушке чего-то не хватало.
Быть может, ей не хватало свободы? Есть такое слово — чистокровные маги, воспитанные на вековых традициях и связанные, словно цепями, кучей правил, вряд ли поймут его смысл; им не понять прелести летнего дня, восхищения рассветом, когда солнце только-только встало над горизонтом, шороха дождя, стекающего каплями воды, мерцающими, как разноцветные изумруды, по листьям… Для них это всего лишь явление природы.
Маги не обращают на такие мелочи внимания, считая это само собой разумеющимся. Чувства – это прерогатива магглов, таких слабых, по сравнению с самым распоследним кудесником, но одновременно таких сильных в своем стремлении увидеть все краски мира.
Единственным утешением девушки было сидеть на подоконнике, наблюдая картину за окном, но ведь так не могло продолжаться вечно.
Тишина, полная тишина и одиночество. Безумие, словно неведомый сказочный зверь, подкрадывалось к ней на мягких лапах. И ладно, будь у безумия материальная форма. Пусть к ней бы приходил кто-то из Упивающихся, тот, кто мучил бы ее, истязал, унижал… тот, кого она могла бы ненавидеть. Ненависть помогла бы сохранить рассудок. Но нет, никого не было. И страшное, пугающее Ничто все сильнее обволакивало сознание Гермионы.
Иногда, в моменты просветления, она спрашивала себя: «За что, за какие грехи мне эта кара? Я же всегда веровала, Боже? Даже будучи ведьмой, я всегда верила в Тебя?»
Единственный ответ, которого она дождалась: сон, где святой Валентин, печальный, с опущенной головой, сообщал ей, что он хотел только любви для нее. Истинной любви.
Какая любовь? К кому? Истинная любовь осталась там, на воле… а она-то здесь. И даже не знает, что ее ждет. Тот, кто захватил Гермиону, показываться не желал. А, может, о ней забыли? Может, Гарри уже давно победил Волдеморта, и теперь весь мир празднует победу, наслаждаясь жизнью, и лишь она одна сидит в этой комнате, всеми забытая? Осколок прошлого, никому ненужная девчонка, которую и искать-то нет смысла.
Гермиона помнила странное чувство, охватившее душу, когда она увидела первую валентинку. Не надеясь ни на что, она оставила на столе заполненную открытку, с которой улыбался веселый ангелочек со стрелами в руках. Амур, чтоб его.
Каково же было удивление девушки, когда послание Рону исчезло на следующее утро.
Она таила надежду, что письмо попадет к адресату, пусть Рон узнает о ее любви, но разумом девушка понимала, что, скорее всего, кто-то надменный и злобный, как и все Упивающиеся, просто выкинул любовное послание в мусорную корзину, точно так же, как выкидывал грязные салфетки, остающиеся после трапезы. Но думать об этом не хотелось, иначе последние остатки разума и вовсе покинут ее. И так достаточно того, что она, словно дикий зверь, не более чем несколько дней назад, кидалась на стену.
Как взбешенное животное, Гермиона не прекращала попыток, бросаясь на твердый камень раз за разом, надеясь… На что она надеялась — неизвестно. Девушка сама вряд ли ответила бы на этот вопрос. Последняя попытка разбить голову о стену — и хотя бы таким образом обрести свободу — была обречена на неудачу: каменная преграда, отделяющая ее от всего мира, стала мягкой и пружинила, словно резиновая. Так что она оказалась лишена даже такой малости — удовольствия причинить себе вред.
И когда Гермиона, совсем стоящая на грани безумия, уже была готова грызть себе вены от безысходности и одиночества, появился ОН. Кто такой ОН? Гермиона не знала. Она даже не видела этого человека. Кожей, нутром, открывшейся в ней звериной сущностью, взявшей верх над человеческим сознанием, ощущала – он здесь. И он следит за ней.
Что ему надо? Ответа на этот вопрос у нее не было.
Она не ждала его присутствия, но в то же время стремилась к нему. Девушка уже полностью утратила связь с реальностью. Даже сидение на подоконнике, ее любимое времяпрепровождение, теперь не прельщало. Она ждала его прихода. О, он не прикасался к ней… Не притронулся даже пальцем. Он просто был рядом. Смотрел. Наблюдал за нею. И Гермиона была ЕМУ благодарна. За то, что не одна, за то, что нужна кому-то, за то… Да какая разница? Она просто была благодарна — нереальное чувство, но попробуйте просидеть почти год в полном одиночестве. Может, тогда вы и поймете, что рождалось в ее душе в тот самый момент, когда дверь, тихонько скрипнув, отворялась, и в комнату входил ОН. Невидимый, как и всегда.
Он начал приходить чаще, но все так же не подходил к Гермионе ближе, чем на пять шагов — настоящий подвиг в не такой уж и большой комнатке.
О том, чтобы коснуться его не могло быть и речи — посетитель всячески избегал любых прикосновений. Избегал, до тех пор, пока Гермиона сама не кинулась в ту сторону, где таился неизвестный наблюдатель. Она едва успела его коснуться, но в следующий момент ОН исчез. И не приходил почти целый месяц.

Не за горами был очередной день святого Валентина. День любви, покоряющей своей воле все невзгоды и препятствия. Какая глупая уверенность. Разве любовь, какой бы она сильной ни была, сможет стереть несправедливость, боль, зло?
Но что бы там ни было, на столе ее ожидала очередная открытка. Пустая. Она должна была написать послание любимому. Кому должна? Кто ее обязал? Наверное, она сама. Сама решила, что любит абсолютно чужого ей человека, а теперь пишет ему письма. Валентинки. Гермиона не замечала, как соленые слезы падают на бумагу, размывая строчки, она писала.
Писала тому, кого продолжала считать самым лучшим, кого любила всем сердцем. Ведь правда? Любила же? Но любил ли он ее в ответ? Ведь не пришел «рыжий спаситель» и не избавил узницу от ненавистного плена. А, может, она ему вообще безразлична? Но, думать так — значит, предать память о том, что между ними было. И Гермиона как послушная кукла сжимала в пальцах перо. И писала. Писала Рону — любимому, единственному, ненаглядному…
Ей показалось, или кто-то действительно вздохнул, когда она закончила последнюю строчку?
ОН приходил почти каждый день. Теперь Гермиона изучила все его повадки: как он движется, скрытый отводящим глаза заклинанием; как он дышит, так, немного с присвистом, словно боль, засевшая в груди, мешает ему наслаждаться свежим воздухом; как ступает по скрипучим половицам.
И Гермиона привыкла… Привыкла к его присутствию, к тому, что ОН всегда рядом, что если ей понадобится — не важно что — ОН всегда предоставит ей желаемое. В те дни, когда его не было, безумие накатывало с новой силой, но стоило только появиться этому загадочному посетителю, как девушка обретала вкус к жизни, и к ней вновь возвращался рассудок.
А потом были ночи страсти. Нет, не сразу. Для этого ей пришлось устроить на невидимого соглядатая чуть ли не целую охоту. Она пыталась схватить его, хоть за край мантии – палочки у нее, конечно же, не было, поэтому развеять чары или стянуть с него заклинанием плащ невидимости было невозможно.
Что ею двигало? Кто знает. Может быть, нежелание быть одной. Или стремление окончательно не сойти с ума, найдя себе друга. Да, друга, или как его еще можно назвать в той странной ситуации, в которой она оказалась. И не пленница, и не гостья…
Обычная маггловская ловкость и изворотливость взяли верх. Соорудив из простыней импровизированную веревку, она накинула лассо на своего таинственного посетителя. Когда-то, точно так же связав простыни, Гермиона пыталась выбраться из комнаты, спустившись по веревке в сад, окружавший особняк, но, поняв, что окно магическим образом защищено, отказалась от этой идеи.
ОН не сумел освободиться, а когда его обняли гибкие девичьи руки, вздрогнул. То, что ее каждый раз навещает мужчина, причем один и тот же мужчина – она не сомневалась. Какая завидная терпеливость. Больше года смотреть на девушку, но ничем не высказать свою одержимость ею. Физически, конечно же. Душой Гермиона ощущала от мужчины теплые потоки нежности, согревающие ее своими прикосновениями; она бы сказала, что это ничто иное, как флюиды любви, но… Она ведь пленница? Не так ли? А он, скорее всего, ее пленитель… Так, какая любовь? Но ее звериная сущность, та, что в последнее время все сильнее проявляла себя, говорила – это он, тот самец, что защитит тебя, будет беречь от всех невзгод, отдаст жизнь ради твоего благополучия. Тебе стоит лишь протянуть руку…
И Гермиона послушалась голоса, звучащего внутри, поверила подсознанию. Впервые в жизни, рациональная до мозга костей девушка поддалась необъяснимому порыву. Ведь правду говорила ей бабушка – вовсе не ведьма, чтоб вы знали — следуй за своими желаниями, только они принесут тебе счастье. Бабушки, они, без сомнения, самые мудрые женщины на свете.
Обнимая мужчину… пленителя, ныне взятого ею самою в плен, она шепнула:
— Не уходи, останься, — и он, на секунду напрягшись всем телом, подчинился ее просьбе. Гермиона до сих пор была девушкой. Да, она так и не позволила Рону довести их отношения до кульминации, но теперь, отдаваясь неизвестному мужчине, который одновременно стал для нее самым родным, самым близким, она чувствовала искренние счастье и радость. Важнее всего было не ее удовольствие, главное — доставить радость ему.
И вот третий год на исходе. И на столе неизменный клочок бумаги. Это для Гермионы клочок, а нормальная девушка сказала бы: «Какая красивая валентинка! Я подарю ее возлюбленному!»
Рука сама потянулась за пером. Собравшись уже написать привычные слова: «Рон, любимый», Гермиона замерла, а потом ее пальцы, крепко сжав перо, сами вывели. «Тому, кто подарил мне счастье и надежду. Я люблю тебя»
И все. На этом послание было закончено. Да и что надо было написать? Все и так ясно, а главные слова уже вылились на бумагу. И пусть этих слов никогда не произносили вслух, ведь это не важно, так?
Это письмо пропало, как и все предыдущие, но Гермиона была уверена: к Рону оно не попало. Да и не предназначалось оно Уизли. Нет, только не ему.

Через день двери в ее комнату распахнулись. Впервые за все время своего пленения она встретила живых людей – ее таинственный «ОН» не в счет, ведь девушка так ни разу и не увидела его лица. На пороге стоял Рон, и его первыми словами было:
— Я так скучал по тебе!
— Правда? – спокойно спросила Гермиона.
— Ты еще спрашиваешь! Конечно, правда! — юноша бросился к любимой. – Я получал твои валентинки. Не знаю, кто их приносил, но я был так счастлив!
— Правда? – повторила вопрос девушка. Энергичность рыжего начинала ее раздражать. Где то спокойствие и степенность, что волнами исходили от НЕГО? Как она могла любить этого суетливого мальчишку? Как могла слать ему валентинки? Мерлин, сколько любовных посланий, оказывается, ушло не по адресу. – Ты искал меня?
— Мы хотели, — Рон замер. – Я и Гарри, мы хотели начать поиски, но МакГонагалл сказала, что для тебя уже все потеряно. Что они уничтожат тебя, стоит только попасть им в руки. И что магглорожденная ведьма – это оскорбление для Упивающихся, значит, пощады ждать не приходится, — он виновато замолчал. – Но я ждал. Я надеялся, что найду тебя… Рано или поздно найду.
— Надеялся? – казалось, Гермиона была способна задавать только вопросы. – Через три с лишним года ты надеялся застать меня в живых?
— Ну, ты же жива! — Рон, как всегда, был «воплощением тактичности». – Теперь все будет хорошо, ты выйдешь за меня замуж, и у нас родятся…
— Хватит! – взвизгнула Гермиона.
— Что такое? — удивленный взгляд синих глаз. – Все ведь теперь хорошо, — он попытался приобнять девушку за плечи, но Гермиона вывернулась, избегая его рук.
— Вы долго? – раздался еще один знакомый голос. – Нельзя задерживаться, каждая минута на счету!
Гермиона узнала говорившего – это Люпин. А он что здесь делает? Разве оборотню не следует быть на передовой, сражаясь с толпами Упивающихся?
— Мы разговариваем, — ровно, не повышая голоса, ответила она.
— Дома поговорите, быстрее, тут долго нельзя оставаться!
Проигнорировав его предупреждение, Гермиона спросила:
— А Гарри? Где Гарри?
— Сражается с Волдемортом! – короткий и емкий ответ.
Если они сейчас уйдут, то присоединятся к Поттеру. В последнее время Гермиона избегала называть Гарри по имени. Он был для нее только Поттером… Потомком старинного колдовского рода, а не приятелем по факультету. Может, это сказывалась неприязнь ее возлюбленного? Стоило ей только сказать «Гарри», как невидимый любовник напрягался, словно ему в сердце впивалась сотня кинжалов.
О, как она смаковала это слово! Возлюбленный! Жаль, что раньше ей не хватало духу сказать ему об этом. Тогда, когда ОН был рядом.
Теперь перед Гермионой стоял выбор: остаться или пойти с друзьями, помочь Поттеру или потерять свою любовь. Не надо быть пророком, чтобы понять – ОН связан с Лордом.
А может, стоит…
— Жаль, что Гарри не здесь, — пробормотала она.
— Эй, ты чего? — задорно усмехнулся Рон. До него, казалось, так и не дошло, что Гермиона больше не его старая подруга, не «заучка», которую уважали все ученики в школе, но при этом сторонились, не желая выглядеть на ее фоне полными тупицами. — Это же я твой парень, а не он. Не забыла?
«Тупоголовый идиот!» — мелькнуло в голове Гермионы. Таким «титулом» Снейп величал Рона. Но почему это выражение пришло к ней на ум?
— Просто у него такие красивые глаза, — невинным голосом отозвалась она, — цветом — вылитая Авада Кедавра, — девушка впилась в Рона взглядом. Произнося слова проклятия, ей хотелось, ужасно хотелось, чтобы этот самодовольный и самовлюбленный мальчишка попросту исчез с глаз. И торжествующе вскрикнула — еще бы, у нее все-таки получилось! — когда в воздухе полыхнуло чем-то зеленым и Рон, с застывшим на лице изумленным выражением, рухнул на пол.
Может, Гермиона и испугалась бы, может, у нее началась бы истерика, но в комнате оставался еще один человек, требующий ее внимания — Люпин. Он не должен уйти и рассказать остальным, как погиб Рон.
Гермиона подняла глаза на ошарашенного оборотня, но, прежде чем успела что-то предпринять, услышала:
— Ступефай.
Люпин, потерявший способность двигаться, упал на пол, а из тени вышел проклявший его человек. Мужчина. ОН.
Гермиона сразу узнала его шаги, запах, облако эмоций, всегда окутывающее его, причем особенно сильно во время страстных и неистовых ночей. Это был ОН. Тут сомнений быть не могло.
Это был Снейп. Это казалось невозможным.
И Гермиона, второй раз в жизни, подавив доводы рассудка, шагнула к нему навстречу.
К нему, своему любовнику, единственному мужчине, который был ей дорог по-настоящему… своей второй половинке.
Они, замерев, стояли друг напротив друга, не отводя глаз.
Внезапно, лицо Снейпа приобрело привычное выражение высокомерия и пренебрежительности.
— Мне понравилось, как ты разобралась с этим мальчишкой, — произнес он. – Я доволен.
— Не надо, — шепнула Гермиона. Лицо зельевара скривилось в странной гримасе. Можно было бы подумать, что этот человек испытывает боль, но ведь это был Снейп, не так ли? Разве такое возможно?
— Ты жалеешь? – задал он мучивший его вопрос.
— О чем? — спросила в свою очередь девушка. Но, потом, набравшись храбрости, коснулась его щеки ладонью. – Нет, я ни о чем не жалею.
Было заметно, как резко опустились его плечи. Он, наконец-то, расслабился, пребывая до этой минуты в дичайшем напряжении. Зельевар ждал ее реакции, теперь Гермионе это было яснее ясного. Ну что ж, она сказал все, что могла, теперь дело только за ним.
Помолчав какое-то время, Снейп невпопад произнес:
— Поттер мертв.
— Черт с ним, — отмахнулась девушка. – Что ты скажешь мне?
— Я не написал в своей жизни ни одной валентинки, но все будущие будут адресованы только тебе.
Гермиона сама не поняла, как оказалась в его объятиях. Теперь все было правильно. Они были вместе — ОНА и ОН. Остальное не важно.
— А Лорд? – спросила девушка, уткнувшись лицом Снейпу в плечо. – Как он воспримет то, что я останусь с тобой?
— Не важно, — ответил Северус. – Он не откажет мне. А откажет… — мужчина не договорил, но и так было ясно – ничего хорошего Волдеморта в этом случае не ожидает.
Гермиона услышала тихое «Авада Кедавра», краем глаза увидела, как дернулся Люпин, принимая смерть, но все это было не важно.
Важно было другое: красивый, тихий голос, шептавший ей на ухо:
— Мы всегда будем вместе, пока смерть не разлучит нас.
И они пошли вперед. Навстречу неизвестности. Навстречу жизни. Навстречу любви.