Синдром синих штор что это

Среди самых известных литературных законов так называемое правило чеховского ружья занимает первое место по распространённости. Необязательно быть профессиональным писателем, чтобы знать об этом законе, о нём рассказывают ещё в школе. Антон Павлович Чехов по праву пользуется авторитетом как классик русской литературы, его пьесы и рассказы имеют огромное значение для мировой культуры. Почему его драматургический дар стал своеобразным эталоном?

Литературный приём

Произведения Чехова являются противоположностью так любимого всеми экшена. Кажется, что ничего особенного не происходит, быт и рутина, его персонажи не заламывают поминутно руки, не побеждают драконов. Неумолимая притягательность его пьес и рассказов напоминает течение спокойной реки, но в глубине происходит нечто, глобально влияющее на судьбы персонажей.

В чём же заключается закон чеховского ружья? В частной переписке Чехов неоднократно упоминает про лишние детали, не влияющие на развитие фабулы произведения, и настаивает на их устранении из сюжета. Ружьё — это лишь метафора, а не буквальная двустволка, из которой непременно кто-то выстрелит. Это ёмкий образ, подразумевающий что угодно, от монолога до акцента на предмете интерьера.

Рояль в кустах

Классические чеховские ружья должны стрелять, иначе в их существовании нет никакого смысла. Этот приём позволяет избежать неожиданно материализовавшегося предмета или волшебным образом проснувшегося навыка. Например, в начале повествования мы узнаём о том, что герой был скаутом и умеет разжигать огонь без спичек, а ближе к концовке эти умения помогают ему победить в сложных обстоятельствах. Без упоминания об этих талантах неожиданно прорезавшиеся навыки выглядят фальшиво, классическим «роялем в кустах», который случайно оказался там, где его ожидали найти. Читатель справедливо чувствует себя обманутым, и впечатление от рассказа оказывается испорченным.

Пример фальшивого ружья

Литературные приёмы настолько разнообразны, что было бы ошибкой применять только один. Мы можем полагать, что перед нами типичное чеховское ружьё, автор время от времени акцентирует на нём внимание, и мы ожидаем, что оно вот-вот выстрелит. Но внезапно оказывается, что это классическая «копчёная селёдка». На английском это звучит как red herring.

Суть приёма заключается в том, чтобы отвлечь внимание от настоящего ружья. Читатель восклицает: «Вот это поворот!» — никто не ожидал, что этот скромный и еле замеченный момент окажется определяющим. Почему селёдка? Считается, что это из приёмов псовой охоты, когда собак сбивают со следа сильно пахнущей приманкой.

Виды чеховских ружей

В некоторых случаях под этим термином объединяют предзнаменование, а также включают сюда классический макгаффин. Здесь литературоведы могут спорить о допустимости такого объединения значений, но с точки зрения обычного читателя или зрителя действительно очень похоже. Чеховский закон о ружье на стене предполагает, что некий предмет или событие должны повлиять на судьбу персонажей. Предзнаменование действует примерно таким же образом, но в качестве предупреждения — читатель чувствует, что атмосфера сгущается. Классический пример — это зловещий знак, который обязательно встречается героям в фильме ужасов как раз перед тем, пока они ещё не открыли таинственную книгу или не свернули за мрачную дорогу, затянутую туманом.

Макгаффин же может быть только предметом. Он, так или иначе, становится центральным стержнем, на который наматывается сюжет. Классический макгаффин — таинственный светящийся объект в чемоданчике из фильма «Криминальное чтиво». Зрителю так и не объяснили, что это такое, зачем оно нужно и почему этот предмет настолько важен. Это не играет роли, существенным является только отношение персонажей к этому предмету.

Синдром синих занавесок

Что означает чеховский закон о ружье и чем оборачивается маниакальное стремление ему следовать? Дело в том, что литература не может опираться только на один художественный приём, это обедняет произведение. Лучшим вариантом будет использование совокупности приёмов, так верное сочетание ингредиентов в результате превращается в деликатесное сложное блюдо. Если же сделать «ружьё» иконой, то неизбежно срабатывает так называемый синдром синих занавесок или СПГС — синдром поиска глубинного смысла.

Согласно этому явлению, автор не может указать в своём произведении детали, в которые не вкладывалась бы какая-то таинственная суть. Любому предмету и явлению приписываются свойства чеховского ружья. Почему у героини в комнате висят синие занавески? Это наверняка символизирует трагедию её жизни, глубинную тоску, подкрадывающуюся депрессию, или на худой конец её задушат этими занавесками в конце рассказа. Иначе автор просто не имеет права упоминать и сами занавески, и их расцветку. Разумеется, это не так. Речь идёт просто о занавесках, это другой художественный приём — помощь визуализации, причём ценности чеховского правила про ружье он совершенно не противоречит.

Раздумья возникли после моей рецензии на книгу Мерлина, спора с Дин на тему содержания книги, недавних очередных срачей а-ля «что есть литература» и общего самокопания. Отдельное спасибо Дин за вытаскивание меня из состояния «я этого не увидела, значит этого априори нет». 

Почти у каждого читателя книги делятся на две категории:
1. Книги, которые он понимает (или думает, что понимает)
2. Книги, которые он не понял

При этом не обязательно, что книги, которые он понял, ему нравятся. Можно идеально понять какую-нибудь примитивную книгу о великом нагибаторе, но при этом не получить удовольствия от прочтения. Просто читатель понял все, что увидел, и спокойно смог вынести об этой книге суждение.

Другое дело книги, которые читатель не понял. Тут сразу все сложно. 

От некоторых книг у нас возникает ощущение, что там что-то было, но нам не хватило чего-то, чтобы это что-то понять. Например, отсылки к определенной культуре. Так, читая книгу китайского писателя, не зная ничего про Китай 19-го века, можно не понять чего-то, что автор считает очевидным. Мы понимаем, что возможно книга намного глубже, чем нам кажется, однако не можем ее понять, так как нам не хватает познаний. В эту же категорию идут некоторый личный опыт автора (войны, болезни, богатства, экстремального спорта на постоянной основе), если он является основополагающим в книге.  Иногда мы просто слишком далеко от автора, чтобы понять, какой опыт он описывает, и как этот опыт должен был ощущаться. Если книга особенно зацепила своей «непонятой глубиной», то, возможно, мы даже бодро пойдем читать что-то еще, рыться в культуре и литературе, чтобы выбраться на нужный уровень для понимания конкретного опуса. 

От других книг у нас возникает ощущение, что внутри вообще ничего не было. Что нам показали хаос, пустоту, поток мыслей автора, ничем не оформленный и не продуманный. Порой мы снисходительно говорим «может, там что-то и было, но автор не донес мысль до читателя». Ведь автор тоже должен проявить некоторое усилие, чтобы дать понять читателю, что он имел в виду. Конечно, не стоит подстраиваться под каждого дебила, но вроде в том и суть мастерства – умение передать свою мысль так, чтобы хоть кто-нибудь (а желательно все те, до кого автор пытался эту мысль донести) понял ее. 

И вот тут начинается очередной виток субъективности в литературе. Ведь как отличить, где читатель недостаточно подготовлен культурно (или опытом жизни), чтобы понять книгу, а где автор накосячил и написал непонятную никому, кроме очень близких ему по складу ума и опыту людям? Ведь, в конечном счете, книга это почти что матч на двоих. Автор должен хорошо подать мяч, а читатель хорошо отбить. 

Легко говорить о тех книгах, в конце которых есть список примечаний от редактора, напечатанных на бумаге и вошедших во всемирное наследие. Даже если человек не понял такую книгу, всеобщее признание часто легко убеждает его в том, что дело в нем, а не в авторе или его умении писать. К тому же можно почитать примечания, и часто половина вопросов отпадает. Список для того и создан, чтобы ответить на незаданные вопросы читателей, когда они спотыкаются об очередной забытый или необщеизвестный пласт культуры, который был очевиден во времена, скажем, Дюма, а сейчас никому не понятен. 

Однако даже на тему классиков есть люди, которые говорят «я ничего не понял, на мой взгляд, он написал муть, мне не понравилось» и с пеной у рта доказывать, что зачем вообще такую муть пишут, лучше бы писали как простые люди, понятным языком. Люди, которые говорят о «Нобелевской премии», считая, что ее надо выдать какому-нибудь беллетристу, потому что ну он-то пишет понятно и для народа. Люди, которые считают, что все, что они не поняли, по определению надо отправить в топку. Люди, которые считают, что классика полна «голых королей», но просто все стесняются показать пальцем. 

А что уж говорить о книгах, которые еще не изданы или изданы, но левым тиражом и их мало кто читает? Что говорить о самиздате, где вероятность того, что автор действительно написал малопонятную муть, гораздо выше, чем среди тех же Нобелевских лауреатов? Субъективность рулит. 

И сразу возникает вопрос: реален ли эффект «синих занавесок», когда люди находят в книге глубину, куда ее не закладывал автор? А если да, насколько при таком раскладе смысл зависит от читателя? А главное, какая разница?

Если у нас есть книга, в которой, скажем, 30% читателей находит глубокий смысл, даже если автор просто что-то написал от балды и даже близко не понимают, что там читатели усмотрели. То, что мы собственно наблюдаем? Читателей, способных найти смысл в куче мусора? Произвольный смысл, который вышел случайно, но все равно есть? И важно ли происхождение этого смысла, если его видит не один и не два человека, и он проступает из книги в глазах многих людей? 

Кроме того, насколько плоха способность находить смысл в куче мусора? Возможно, это не так важно, был ли там смысл изначально, главное, что в глазах читателя он там есть. Другой вопрос, что при таком раскладе, скорее всего, каждый «видящий» читатель найдет в этой куче что-то свое. И конструктивного разговора на тему, что между читателями, что между читателем и автором, не будет. 

На первый взгляд, кажется, что речь опять идет о золотой середине. Не стоит искать «синие занавески», но и считать, что если ты книгу не понял, то она по определению мусор, тоже не стоит. Однако если достаточно большое количество народу эти занавески видит, то не все ли равно, закладывал ли их туда автор или нет?