Синдром любви к похитителю синдром

Синдром любви к похитителю синдром thumbnail

Заложница-террорист Патрисия Хёрст (справа) во время ограбления банка «Хиберния» (Сан-Франциско). Патрисию похитила 4 февраля 1974 группа «Симбионистская армия освобождения» (англ. Symbionese Liberation Army). Террористы получили от её семьи 4 млн долларов, но девушка освобождена не была. Позже выяснилось, что она вступила в ряды С. А. О. под угрозой убийства.

Стокго́льмский синдро́м (англ. Stockholm Syndrome) — термин, популярный в психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь[1], взаимную или одностороннюю симпатию[2], возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения угрозы или насилия. Под воздействием сильного переживания заложники начинают сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия и в конечном счёте отождествлять себя с ними, перенимая их идеи и считая свою жертву необходимой для достижения «общей» цели.

Вследствие видимой парадоксальности психологического феномена термин «стокгольмский синдром» стал широко популярен и приобрёл много синонимов: известны такие наименования, как «синдром идентификации заложника» (англ. Hostage Identification Syndrome), «синдром здравого смысла» (англ. Common Sense Syndrome)[3], «стокгольмский фактор» (англ. Stockholm Factor), «синдром выживания заложника» (англ. Hostage Survival Syndrome)[4] и др. Авторство термина «стокгольмский синдром» приписывают криминалисту Нильсу Бейероту, который ввёл его во время анализа ситуации, возникшей в Стокгольме во время захвата заложников в августе 1973 года. Заложники защищали своих похитителей после освобождения и не соглашались давать показания против них в суде[5]. Механизм психологической защиты, лежащий в основе стокгольмского синдрома, был впервые описан Анной Фрейд в 1936 году, когда и получил название «идентификация с агрессором».

Исследователи полагают, что стокгольмский синдром является не психологическим парадоксом, не расстройством или синдромом, а скорее нормальной реакцией человека на сильно травмирующее психику событие[3][4]. Так, стокгольмский синдром не включён ни в одну классификацию психических расстройств[6].

Согласно данным ФБР о более чем 1200 случаев захвата заложников с баррикадированием захвативших в здании, стокгольмский синдром отмечен всего в 8 % случаев[7][8][9].

Захват заложников в Стокгольме в 1973 году[править | править код]

Здание Коммерческого банка в Стокгольме, Швеция, в котором в 1973 году произошла попытка ограбления и захват заложников.

23 августа 1973 года освобожденный из тюрьмы Ян-Эрик Олссон в одиночку захватил банк «Kreditbanken» (Стокгольм, Швеция)[10], ранив одного полицейского и взяв в заложники четверых работников банка: трёх женщин (Биргитту Лундблад, Кристин Энмарк, Элисабет Ольдгрен) и мужчину (Свена Сефстрёма). По требованию Олссона полиция доставила в банк его сокамерника Кларка Улофссона (Clark Olofsson). Заложники звонили премьер-министру Улофу Пальме и требовали выполнить все условия преступников.

26 августа полицейские просверлили отверстие в потолке и сфотографировали заложников и Улофссона, однако Олссон заметил приготовления, начал стрелять и пообещал убить заложников в случае газовой атаки. 28 августа газовая атака всё-таки состоялась. Через полчаса захватчики сдались, а заложников вывели целыми и невредимыми. Бывшие заложники заявили, что боялись не захватчиков, которые ничего плохого им не сделали, а полиции. По некоторым данным, они за свои деньги наняли адвокатов Олссону и Улофссону[5].

Психиатр Нильс Бейерут, который консультировал полицию во время инцидента, и решения которого критиковались заложниками, для объяснения их поведения придумал термин Norrmalmstorgssyndromet (Норрмальмсторгский синдром), впоследствии трансформировавшийся в понятие «стокгольмский синдром»[11]

В ходе судебного разбирательства Улофссону удалось доказать, что он не помогал Олссону, а, напротив, пытался спасти заложников. С него сняли все обвинения и отпустили. На свободе он встретился с Кристин Энмарк, и они стали дружить семьями. Олссон был приговорён к 10 годам тюремного заключения, где впоследствии получал много восхищённых писем от женщин.

Опасность синдрома[править | править код]

Опасность стокгольмского синдрома заключается в действиях заложника против собственных интересов, как, например, воспрепятствование своему освобождению. Известны случаи, когда во время антитеррористической операции заложники предупреждали террористов о появлении спецназовца, и даже заслоняли террориста своим телом[12]. В других случаях террорист прятался среди заложников и никто его не разоблачал. Как правило, стокгольмский синдром проходит после того, как террористы убивают первого заложника.

Факторы, влияющие на формирование стокгольмского синдрома[править | править код]

Стокгольмский синдром может получить развитие при:

  • политических и криминальных терактах (захват заложников);
  • военных карательных операциях (например, при взятии военнопленных);
  • лишении свободы в концентрационных лагерях и тюрьмах;
  • отправлении судебных процедур;
  • развитии авторитарных межличностных отношений внутри политических групп и религиозных сект;
  • реализации некоторых национальных обрядов (например, при похищении невесты);
  • похищении людей с целью обращения в рабство, шантажа или получения выкупа;
  • вспышках внутрисемейного, бытового и сексуального насилия.

Механизм психологической защиты основан на надежде жертвы, что агрессор проявит снисхождение при условии безоговорочного выполнения всех его требований. Поэтому пленник старается продемонстрировать послушание, логически оправдать действия захватчика, вызвать его одобрение и покровительство.

Гуманизация отношений между захватчиком и жертвой является ключевой при формировании стокгольмского синдрома и обусловливается следующими факторами:

  • возможностью и качеством социального взаимодействия. Чтобы затруднить развитие эмоциональных отношений, пленникам могут завязывать глаза, затыкать рот кляпом. С этой же целью охранники могут часто меняться местами[3][4];
  • возможностью рационального объяснения проявленной жестокости. Необъяснимая, нерациональная жестокость убивает развитие симпатии между сторонами. В обратном случае, если, например, один из заложников погибает в результате сопротивления террористам, то выжившие стараются оправдать вспышку жестокости провокативным (опасным для остальных) поведением самого погибшего[3];
  • языковым барьером. Запрет переговариваться и (или) незнание языка сильно затрудняет формирование симпатии между заложниками и террористами[3];
  • психологической грамотностью, знанием приёмов выживания[3]. Психологически грамотный заложник и (или) террорист имеют больше шансов повлиять друг на друга;
  • личностными качествами обеих сторон, их способностью к дипломатическому общению. Заложник, обладающий дипломатическими качествами, способен переубедить противника, сместить его точку зрения[3];
  • системой культурных стереотипов. Расовые, этнические, религиозные и идеологические разногласия оказывают жёсткое негативное влияние на развитие симпатии между захватчиком и его жертвой. Они с трудом поддаются изменению за такой короткий промежуток времени[3] и могут спровоцировать неприязнь, вспышку жестокости и даже гибель заложников;
  • длительностью пребывания в плену[3]. Стокгольмский синдром формируется после 3—4 дней лишения свободы и усиливается в случае изоляции пленников. При долгом нахождении в плену заложник общается с захватчиком, узнаёт его как человека, понимает причины захвата, чего захватчик хочет добиться и каким способом; особенно это проявляется при терактах, имеющих политическую подоплёку — заложник узнаёт претензии захватчика к власти, проникается ими и может убедить себя, что позиция захватчика — единственно правильная.

Зная, что террористы хорошо понимают, что до тех пор, пока живы заложники, живы и сами террористы, заложники занимают пассивную позицию, у них нет никаких средств самозащиты ни против террористов, ни в случае штурма. Единственной защитой для них может быть терпимое отношение со стороны террористов. В результате заложники психологически привязываются к террористам и начинают толковать их действия в свою пользу. Известны случаи, когда жертвы и захватчики месяцами находились вместе, ожидая выполнения требований террориста[13].

В случаях особо жестокого обращения заложники психологически дистанцируются от ситуации; убеждают себя, что это происходит не с ними, что с ними такое произойти не могло, и вытесняют из памяти травмирующее событие, занимаясь конкретной деятельностью[14].

Читайте также:  Синдром локтевого канала как лечить

Если никакого вреда жертве не причиняется, некоторые люди, будучи менее подвержены синдрому в процессе адаптации к данной ситуации и почувствовав потенциальную неспособность захватчиков причинить им вред, начинают их провоцировать[15].

После освобождения выжившие заложники могут активно поддерживать идеи захватчиков, ходатайствовать о смягчении приговора, посещать их в местах заключения и т. д.

Разновидности[править | править код]

Бытовой стокгольмский синдром, возникающий в доминантных семейно-бытовых отношениях, является второй наиболее известной разновидностью стокгольмского синдрома. Действия и отношения, подобные тем, кто испытывает стокгольмский синдром, также были обнаружены у жертв сексуального насилия, торговли людьми, террора, а также политического и религиозного угнетения[5].

Существуют свидетельства того, что некоторые жертвы сексуального насилия в детстве чувствуют связь со своим обидчиком. Они часто чувствуют себя польщенными вниманием взрослых или боятся, что раскрытие приведёт к разрушению семьи. В зрелом возрасте они сопротивляются раскрытию по эмоциональным и личным причинам[16].

Есть необычная разновидность Стокгольмского синдрома, называемая «корпоративной». Она проявляется во время диктатуры на работе и подчинения человека своему «руководителю»[17][18].

Профилактика при ведении переговоров и дебрифинг[править | править код]

В ведении переговоров при захвате заложников одной из психологических задач медиатора является поощрение развития взаимной симпатии (стокгольмского синдрома) между заложниками и захватчиками с целью увеличения шансов заложников на выживание. Директор исследовательских программ Центра предотвращения международных преступлений д. н. Адам Дольник сообщил по этому поводу в интервью «Новой газете»[2]:

Переговорщик просто обязан провоцировать, поощрять формирование этого синдрома любыми способами. Потому что если террористы и заложники будут нравиться друг другу, то тогда меньше шансов, что заложники сделают что-то глупое, что повлекло бы жёсткие действия террористов. А террористам, в свою очередь, будет крайне трудно решиться на убийство заложников, к которым они испытывают симпатию.

Методики проведения дебрифинга (психологической консультации) выживших заложников в случае их удачного освобождения разнятся в зависимости от характера ситуации, сформировавшей стокгольмский синдром. Например, дебрифинг освобождённых военнопленных отличается по своей структуре от дебрифинга заложников политических терактов[3].

Захват резиденции японского посла в Лиме[править | править код]

Захват резиденции японского посла в Лиме 17 декабря 1996 года — это самый крупный за всю историю захват такого большого числа высокопоставленных заложников из разных стран мира, неприкосновенность которых установлена международными актами.

Террористы (члены перуанской экстремистской группировки «Революционное движение имени Тупака Амару»), появившиеся под видом официантов с подносами в руках, захватили резиденцию посла вместе с 500 гостями во время приёма по случаю дня рождения императора Японии Акихито и потребовали, чтобы власти освободили около 500 их сторонников, находящихся в тюрьмах[19].

Сразу после этого захвата заложников общественность стала обвинять президента Перу Альберто Фухимори в бездействии и в том, что он не обеспечил надёжной охраны посольства, лидеры западных стран, чьи граждане оказались в числе заложников, оказывали на него давление и требовали, чтобы безопасность заложников была приоритетной целью при их освобождении. В таких условиях ни о каком штурме посольства, ни о каких других силовых мерах освобождения заложников речи не шло.

Через две недели террористы освободили 220 заложников, сократив число своих пленников, чтобы их легче было контролировать. Освобождённые заложники своим поведением озадачили перуанские власти. Они выступали с неожиданными заявлениями о правоте и справедливости борьбы террористов. Находясь долгое время в плену, они стали испытывать одновременно и симпатию к своим захватчикам, и ненависть и страх по отношению к тем, кто попытается насильственным способом их освободить.

По мнению перуанских властей, главарь террористов Нестор Картолини, бывший текстильный рабочий, был исключительно жестоким и хладнокровным фанатиком. С именем Картолини была связана целая серия похищений крупных перуанских предпринимателей, от которых революционер требовал денег и других ценностей под угрозой смерти. Однако на заложников он произвёл совершенно иное впечатление. Крупный канадский бизнесмен Кьеран Мэткелф сказал после своего освобождения, что Нестор Картолини — вежливый и образованный человек, преданный своему делу.

Описанный случай дал название «лимскому синдрому» (англ. Lima syndrome)[20]. Ситуация, при которой террористы испытывают настолько сильную симпатию к заложникам, что отпускают их, является обратным примером (частным случаем) стокгольмского синдрома.

См. также[править | править код]

  • Братание
  • Ридли, Ивонн

Примечания[править | править код]

  1. ↑ Стокгольмский синдром: История, причины, ориентация
  2. 1 2 На переговоры идет сильный. Как подчинить террористов своей воле, не выводя танки и огнеметы на прямую наводку. Елена Милашина. Интервью с Адамом Дольником. — «Новая газета», 29.08.2007.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Factors Influencing the Development of the Hostage Identification Syndrome. (недоступная ссылка) James T. Turner. Political Psychology, Vol.6, No.4, 1985, pp.705—711
  4. 1 2 3 The Stockholm Syndrome Revisited. Arthur Slatkin. The Police Chief Magazine, Vol.LXXV, No.12, December 2008.
  5. 1 2 3 Adorjan, Michael; Christensen, Tony; Kelly, Benjamin; Pawluch, Dorothy. Stockholm Syndrome As Vernacular Resource (англ.) // The Sociological Quarterly (англ.)русск. : journal. — 2012. — Vol. 53, no. 3. — P. 454—474. — doi:10.1111/j.1533-8525.2012.01241.x.
  6. Namnyak, M.; Tufton, N.; Szekely, R.; Toal, M.; Worboys, S.; Sampson, E. L. ‘Stockholm syndrome’: psychiatric diagnosis or urban myth? (англ.) // Acta Psychiatrica Scandinavica : journal. — 2007. — Vol. 117, no. 1. — P. 4—11. — ISSN 0001-690X. — doi:10.1111/j.1600-0447.2007.01112.x.
  7. Курт Бартол. Психология криминального поведения. — 7. — Olma Media Group, 2004. — С. 289. — 352 с. — (Психологическая энциклопедия). — ISBN 9785938781054.
  8. Sundaram, Chandar S. Stockholm Syndrome // Salem Press Encyclopedia. — 2013.
  9. Fuselier, G. Dwayne. Placing the Stockholm Syndrome in Perspective // FBI Law Enforcement Bulletin (англ.)русск.. — 1999. — Июль (т. 68). — С. 22. Архивировано 15 февраля 2019 года.
  10. ↑ См. подробнее Norrmalmstorg Robbery в англовики.
  11. Jess Hill. See What You Made Me Do: Power, Control and Domestic Abuse. — 2019. — С. 75—76.
  12. ↑ Стокгольмский синдром
  13. ↑ Стокгольмский синдром. В кн: «Социальная психология толпы». Л. Г. Почебут, Сп-Б., 2004.
  14. ↑ Психология взаимодействия террористов с заложниками. В кн: «Социальная психология толпы». Л. Г. Почебут, Сп-Б., 2004.
  15. ↑ Стокгольмский синдром: дружбе заложников и террористов 30 лет Архивная копия от 18 июня 2007 на Wayback Machine.
  16. Jülich, Shirley. Stockholm Syndrome and Child Sexual Abuse (англ.) // Journal of Child Sexual Abuse (англ.)русск. : journal. — 2005. — Vol. 14, no. 3. — P. 107—129. — doi:10.1300/J070v14n03_06. — PMID 16203697.
  17. ↑ Корпоративный стокгольмский синдром (недоступная ссылка). wi-fi.ru. Дата обращения 25 февраля 2018. Архивировано 3 марта 2018 года.
  18. ↑ Корпоративный стокгольмский синдром (рус.). Дата обращения 25 февраля 2018.
  19. Kato N., Kawata M., Pitman R. K. PTSD. — Springer Science & Business Media, 2006. — ISBN 978-4-431-29566-2.
  20. ↑ PERU: Tale of a Kidnapping — from Stockholm to Lima Syndrome | Inter Press Service. www.ipsnews.net. Дата обращения 23 февраля 2019.

Литература[править | править код]

на русском языке

  • Асямов С. В. Стокгольмский синдром: история появления и содержание термина.
  • Решетников М. М. Наброски к психологическому портрету террориста.
  • Решетников М. М. Особенности состояния, поведения и деятельности людей в экстремальных ситуациях с витальной угрозой.
Читайте также:  Тревожно депрессивный синдром лечение народными средствами

на других языках

  • Karen Greenberg. The Least Worst Place. Guantanamo’s First 100 Days (недоступная ссылка). New York: Oxford University Press, 2009.

Источник

Невротический синдром самозванца (в англоязычной литературе также упоминается как синдром мошенника) — это психологический феномен, при котором человек не может встроить опыт своих достижений в свою Я-концепцию. Несмотря на внешнее подтверждение своих компетенций, человек с таким синдромом остается с ощущением, что он мошенник и не заслуживает тех успехов, которых добился. Получение успеха в таком случае объясняется везением, случайным совпадением, а так же тем, что окружающие люди заблуждаются относительно истинного положения вещей. Не следует путать это явление с «ложной скромностью». Синдром самозванца является бессознательной когнитивной ошибкой, а не чем-то демонстрируемым сознательно.

Синдром самозванца не является психическим расстройством личности, хотя западные исследователи неоднократно рассматривали этот синдром в своих работах именно в таком ключе. На данный момент синдром самозванца рассматривается как черта характера, или чаще как специфическая реакция на события и ситуации. В России об этом феномене написано гораздо меньше.

Впервые его упоминает, хотя и не погружается в исследование этого явления Ирвин Ялом в своей книге «Теория и практика групповой психотерапии»: на первой встрече он просит участников группы принять участие в эксперименте «самая страшная тайна». В задачу участников группы входило написать на листке бумаги анонимно ту самую вещь, рассказывать о которой в группе им меньше всего хочется. Наиболее часто встречающаяся тайна — глубокое убеждение, что где-то в самой своей основе человек неадекватен, чувство, что чего-то главного в этой жизни он не понимает, что он лишь скользит по поверхности жизни, не живет, а умело блефует.

Сам термин «синдром самозванца» (Impostor Syndrome) появился в 1978 году благодаря профессору психологии университета штата Джорджия Паулине Клэнс и психологу Сюзанне Аймс. В своей первой работе они исследовали поведение и внутреннее состояние более 150 женщин, признанных профессионалов, докторов наук, занимавших высокие научные и производственные посты. И обнаружили, что несмотря на объективные доказательства их компетентности большая часть участниц не могли адекватно оценить собственные достижения, свои успехи они объясняли удачей, случайностью, невнимательностью коллег, связями, личным обаянием и даже хитростью.  

За первой работой последовало множество научных статей и диссертаций. Было выяснено, что этот синдром поражает не только женщин, но и мужчин.  Повторные исследования профессора Паулины Клэнс позволили сказать о том, что двое из пяти успешных людей ощущают себя самозванцами. Работы других исследователей говорят о том, что до 70% людей чувствовали себя мошенниками один и более раз за период своей учебной и профессиональной деятельности. Подразумевается, что они никого не обманывали в действительности, но получив высокие результаты, новые должности и другое признание своих заслуг ощущали свое несоответствие этим высоким результатам…

Методы работы и инструменты помощи людям с синдромом самозванца

Практика показывает, что наиболее успешными в отношении преодоления синдрома самозванца становятся методы когнитивно-бихевиоральной и позитивной психотерапии.

Даже придя в терапию, для человека с синдромом самозванца довольно серьезным шагом является признаться в своих ощущениях ненастоящести. Чаще всего, самозванцы приходят с другим запросом и выходят на свой синдром в ходе работы, либо уже окончательно отчаявшись, говорят о том, что чувствуют себя мошенником. Как правило, для них становится новостью, что их страхи не уникальны и что довольно большое число успешных людей испытывают сходные эмоции. Так более двух десятков звезд кинематографа, известных бизнесменов и нобелевских лауреатов в разное время в англоязычной прессе признавались, что испытывают на себе проявления синдрома самозванца. Среди них американская писательница, нобелевский лауреат Майя Ангелу, голливудская актриса Мерил Стрип, успешный голливудский сценарист и продюссер Чак Лорри, сценарист, автор нескольких бестселлеров, писатель Нил Гейман, актер-комик Томми Купер, судья Верховного суда США Соня Сотомайор и актриса Эмма Уотсон.  

Нередко первым «всплывает» именно страх успеха, о котором мы говорили, как о спутнике синдрома самозванца. Проработка страха успеха  может идти параллельно с остальной работой, мы коснемся этого вопроса отдельно, перечисляя инструменты, используемые в терапии.

Признание проблемы — первый шаг к ее решению. Разъяснить человеку , что такое синдром самозванца, как он проявляется и почему в определенные моменты он испытывает те или иные ощущения и эмоции. Зачастую, люди с синдромом самозванца талантливы и довольно одарены в интеллектуальном плане, поэтому признание наличия такой когнитивной ошибки уже становится первым шагом к преодолению синдрома.  

Дальше необходимо определить круг «опасных» ситуаций. В какие моменты он чаще всего чувствует себя самозванцем. В каких ситуациях? Рядом с какими людьми? Как правило, это ситуации, когда важно приступить к какому-то новому делу, выступить в непривычной ранее роли. Понимая перечень ситуаций, когда он оценивает себя необъективно, важно подготовить человека к рациональному и трезвому осознанию своих способностей и слабых мест в каждой из опасных ситуаций. Насколько это возможно в недирективной терапии, вместе с клиентом оценить адекватность его претензий к себе и своим достижениям.

Учитывая то, что на первых порах у такого клиента не получается опираться на внутреннюю устойчивую уверенность, необходимо создать список объективных фактов, подтверждающих его компетентность в тех областях, где он чувствует себя самозванцем. Помочь человеку прийти к пониманию, что чувства, эмоции и ощущения не равны реальным фактам, что представления окружающих о нем не тождественны его ощущениям. При этом важно отслеживать, где объективные факты, а где имеет место проявление синдрома.

Одним из следующих шагов может быть возможность поделиться с кем-то из близких людей, которым клиент доверяет мучающими его страхами и попросить поддержки. Наверняка, есть близкие люди, мнению которых он доверяет. Именно они могут стать его «спасательным кругом» в моменты, когда его одолевает страх разоблачения и он обесценивает успехи или  неадекватно оценивает собственные достижения. Справляться со страхами гораздо проще, когда есть поддержка. К тому же учитывая распространенность симптомов синдрома самозванца не исключено, что близкие клиента испытывают сходные ощущения.

Внутри у «самозванца» в наличии специфический свод правил, сверяясь с которым он себя и оценивает. Опираясь на признания клиентов в терапии, можно сформулировать их следующим образом:

  1. Я всегда должен знать ответ.
  2. Я не имею права на ошибку.
  3. Если я совершила ошибку, значит, я ничто — пустое место.
  4. Просить о помощи — значит, расписаться в своей некомпетентности.
  5. Если не можешь стать лучшим — нечего и начинать.

Каждое утверждение можно опровергнуть во время сессии, однако гораздо важнее здесь обучить клиента кропотливо и последовательно отслеживать внутри эти мысли и чувства, которые они вызывают, после чего сознательно заменять их на более гуманные. Поскольку самозванцы обычно довольно внимательные и вдумчивые люди, сам процесс отлавливания мыслей и внутренних установок будет занимать их сознание и отвлекать от безумного страха совершить ошибку и, тем самым, выдать себя.

Читайте также:  Что такое синдром патау и эдвардса

Учитывая то, что человек с синдромом самозванца — настоящий мастер обесценивания успехов, то здесь необходимо вместе с клиентом шаг за шагом «перемерить» и внимательно рассмотреть уже заслуженные им успехи. При сравнении себя с кем-то другим, он всё время меняет критерии, поэтому свои достижения кажутся совсем незначительными. Сравнить его достижения с его предыдущими показателями в этой же области. Т.е. если доход увеличился на 30% по сравнению с прошлогодним, то с фактами не поспоришь.

Необходимо научить его адекватно оценивать реальный масштаб собственных заслуг. Например, научиться кататься на велосипеде — это достижение. Не каждый умеет это делать. Защита кандидатской диссертации по ядерной физике  — еще более редкое явление, и действительно, серьезная победа. Обстоятельства, в которых были получены те или иные достижения тоже играют роль. Понимание этого условия тоже важно обсудить с клиентом.

Одним из самых эффективных инструментов является довольно простой прием «фиксирования звездочек на фюзеляже». Заведение новой привычки фиксировать все победы от мелких до самых крупных, желательно, чтобы это был отдельный «Дневник достижений», и клиент каждый вечер подводил результаты прожитого дня. Можно обозначить условие, чтобы за день было не замечено и обозначено менее трех успехов. Трудоголикам всегда есть за что себя похвалить.

Отличным решением для клиента будет завести для более крупных побед правило вручения самому себе более ощутимых наград. Это могут быть как некие физически ощутимые предметы, так и традиция похода на массаж, выставки, кино и т.д. Постепенно клиент научится ассимилировать свои достижения, начнет привыкать признавать свои успехи маленькие и большие.

Очень полезным домашним заданием является ведение «Бортового журнала комплиментов». Оно состоит в том, чтобы клиент записывал положительные высказывания и похвалы своей компетентности — и, главное, те слова, которыми он отказывается это принять. После того, как он осознает свои отказы, ему предлагают экспериментировать с противоположным образом действий — выслушивать, принимать положительные высказывания и извлекать из этого как можно больше ресурсов.  

Следующим заданием здесь будет обучение слову «Спасибо!» и умению произносить это слово с достоинством каждый раз, когда кто-то выражает ему благодарность, восхищение, поздравления. Это самый настоящий тренинг способностей, учитывая, что невротические самозванцы, слыша положительные слова в свой адрес, неизменно начинают оправдываться за свой успех, списывая его на какие-то угодно причины.

Эффективным инструментом показал себя гештальт-эксперимент, когда клиента просили вспомнить всех, тех людей, которых, по его мнению, он обманул и сказать им в воображении, как именно он их одурачил, и вообразить вслух, что ответит ему каждый из этих людей. «Я не присудил вам награду по английскому, потому что вы меня очаровали. Вы нравитесь мне, как человек, но моя высокая оценка была вам дана за вашу выдающуюся работу». Или «Я сержусь, что вы думаете, что я настолько глупа, что не могу оценить компетентную работу, когда ее вижу». Или «Мне не нравится, как вы не считаетесь со мной и моими мнениями».

Еще одна продуктивная техника из гештальт-терапии отлично работает и в индивидуальной терапии, и в группе. В этом случае клиента просят сыграть противоположность невротическому самозванцу —  человека, который ведет себя как выдающийся ум современности, блестящий гений — и всячески выражать это вербально и невербально в присутствии группы или психотерапевта. Реакции на эту ролевую игру бывают разные. Чаще всего, человек вступает в контакт и может открыть спрятанную до сих пор свою грань, мысль о собственной уникальности, которая скрыта под всеподавляющим чувством сомнения в себе.

Дальше можно работать со страхами и чувством вины, которые сопровождают такое представление о своей особенности, и двигаться навстречу реалистичным представлениям о своих способностях, не преувеличивая и не преуменьшая их. Некоторым клиентам эта ролевая игра помогает взглянуть в глаза своей боязни успеха. Обычно это бывает с теми, кто особенно сопротивляется такому упражнению, им трудно вести себя «нагло» и «самоуверенно». Разобравшись с сопротивлением клиента в этом упражнении, можно обратить его внимание на то, какие ужасы в его представлении ассоциируются с успехом. Как правило, этим страхам обычно сопутствуют воспоминания о конкретных случаях, например, как другие дети начинали его дразнить, если учитель хвалил и выделял за отличную работу, или как его избегали друзья, когда чувствовали, что глупее его, или как высмеивали его родители, нивелируя школьные успехи.  

Что именно заставляет человека бояться грядущих успехов? Безусловно, это и ожидание новых трудностей, и негативный прошлый опыт, и сопротивление переменам, и бессознательно усвоенные родительские предписания, и архетипические мифы о зависти богов, и многое другое. Во время индивидуальной терапии эти составляющие страха успеха можно снимать слой за слоем, формируя у клиента позитивный образ ближайших перспектив. Тщательно прорабатывая образ будущего, как клиент будет себя чувствовать, и что будет делать в новом статусе с новыми достижениями.

Социальные стереотипы, как правило, предсказывают беды, грядущие за успехом: «не будет времени на детей», «станешь жертвой грабежа и вымогательства», «станешь беспринципным эгоистом», «чем выше залезешь, тем больнее падать» и так далее.  Вместе с клиентом важно найти именно те установки, которые тормозят его движение вперед, и отдельно развенчивать каждую из них вместе с клиентом, находя примеры в окружающей действительности.

Результативным упражнением в работе, как со страхом успеха, так и с синдромом самозванца является так называемое «Прощальное письмо», автором которого является доктор Пезешкиан, основатель позитивной психотерапии. Письмо адресуется непосредственно страху успеха или другому адресату, как его сформулирует клиент. Письмо имеет трехчастную структуру и пишется в эпистолярном жанре. Первая часть письма — Чему ты меня научил?; вторая часть — Почему я хочу расстаться с тобой?; третья — Чему я научусь новому? Что займет освободившееся место в моей жизни? Каждая из частей обсуждается вместе с клиентом на консультации. После того, как письмо написано психотерапевту необходимо его проверить и, возможно, скорректировать какие-то моменты, обратить внимание клиента на более четкие формулировки. После чего текст письма используется как аутотренинг, первые две недели клиент его перечитывает каждый день, а потом в тех случаях, когда опасается возвращения симптомов.

Подводя итог, можно сказать, что основные направления работы — проработка страхов и негативного прошлого опыта, работа с негативными установками, отчетливая визуализация нового жизненного этапа, научение новым моделям поведения, опора на собственные внутренние оценки и на опыт собственных достижений.

Один из самых важных выводов, к которым необходимо подвести человека с синдромом самозванца во время терапии  — четкое понимание, что его достижения не просыпались на него словно манна небесная, а что это заслуженные плоды его собственных усилий.

Источник