Новое в лечении синдрома ретта

Маша похожа на куклу Барби  – у неё длинные волнистые волосы, широко распахнутые глаза и щёки в нежном румянце. Её легко представить королевой на школьном празднике. Но у Маши  – синдром Ретта, который не даёт ей не то что пойти в школу, но и просто встать с кровати.

На руках у мамы

Елена несёт восьмилетнюю Машу на руках. Сама высокая, с длинными русыми волосами, собранными в высокий хвост. Дочка с испугом смотрит на меня голубыми глазами. Красивая, с длинными, как у мамы, светлыми волосами. Повисла на её руках, как тряпичная кукла. Ноги и руки покачиваются. 

У Маши синдром Ретта. Это тяжёлое психоневрологическое заболевание, которым обычно болеют только девочки. Маша не может ходить и говорить, она не управляет собственным телом, время от времени её настигают эпилептические приступы. Синдром Ретта может быть разной степени тяжести — некоторые дети учатся ходить, играть и даже разговаривать, но Маша всего этого не может. Сейчас главная задача для девочки – разработать мышцы, чтобы самостоятельно держать опору.

Маша отводит взгляд – боится меня. Хлопает длинными ресницами и слегка наклоняется вперёд. Смотрит на маму, которая находится рядом каждый час её жизни — с мамой привычно и не страшно. Кисти девочки всё время в неестественном изгибе, часто она трёт одной ладонью другую, «моющие» движения – один из признаков синдрома Ретта. Из Машиной гортани доносятся постукивания и покряхтывания. Спрашиваю о них у Елены, но она за несколько лет так привыкла к ним, что не сразу догадывается, о чём речь. Оказывается, так Маша скрипит зубами. 

Мы садимся на диван – длинные Машины волосы ручейком сбегают по коленям мамы и спадают на пол. Елена прислоняет Машу к себе, и девочка пытается сидеть, опираясь на неё, но заваливается – мама слегка приобнимает её.

Старший брат

Когда Маша родилась, Паше было пять лет. Сейчас Паше тринадцать – высокий, загорелый с золотистыми волосами парень. Он играет в футбольном клубе Урал и мечтает стать звездой футбола.

– Помнишь, когда узнал, что Маша болеет? — спрашиваю.

Паша помнит. Он видел, что мама нервничала и плакала. Чувствовал: что-то идёт не так. Спросил сам, мама рассказала. 

Сейчас Паша присматривает за Машей, если маме нужно выйти в магазин, остаётся с ней, может помочь одеть, накормить, уложить спать. Он придумал игру, чтобы Маша смеялась. Друзьям, которые заходят в гости, честно рассказывает, что сестра болеет и что такое синдром Ретта: это генетическое заболевание, человек утрачивает приобретённые навыки и нужно постоянно учиться, чтобы не потерять их совсем, лекарства от этой болезни нет, но его пытаются изобрести.  

«Я видела, как мой ребёнок умирает»

Маша мелко трясёт руками. Елена берёт её руку в свою, но Маша этого как будто не замечает. Большие кукольные глаза по-прежнему смотрят только на маму.

Восемь лет назад врачи убеждали Елену, что у неё просто «ленивый» ребёнок, поэтому не переворачивается и не пытается ползти, а лежит целыми днями и хлопает глазами, распластавшись в кроватке. 

Шли дни, недели и месяцы, а лучше не становилось. Маша перестала спать. К генетику её направили только к двум годам — до этого врачи не видели ничего подозрительного в том, что девочка не развивается наравне с другими младенцами.

– Когда мы сдали анализ первый раз, синдром Ретта не обнаружили, – вспоминает Елена.  

Через год из московской клиники перезвонили: сделали более тщательное исследование анализов. Синдром Ретта подтвердился. Елена стиснула зубы, как могла, держала себя в руках – рядом Паша, тогда ещё рядом был муж, нужно было держаться, нужно куда-то бежать, нужно что-то предпринять. Срочно.

– Начали реабилитации. Обошли все центры – платные, бесплатные, на окраинах, в центре города – всё, что могло дать надежду, – Елена прижимает к себе Машу. Девочка обмякла в её руках, успокоилась и затихла.

Вот уже пять лет подряд Елена возит Машу на реабилитацию в Чехию. Там подготовленные инструкторы проводят для Маши терапию Войта – метод, основанный на рефлексах, с помощью которого запускаются двигательные реакции. Другими словами, Машу учат управлять своим телом. Благодаря этой терапии Маша, например, учится самостоятельно откашливаться:  

– Она очень старается, но её нужно приподнять, повернуть на бок – сама перевернуться она не может.

Кроме синдрома Ретта у Маши эпилепсия — она часто встречается при таких заболеваниях. 

Читайте также:  Что такое миофасциальный синдром как лечить

– Маша может неожиданно замереть и смотреть в одну точку, всё тело напрягается, глаза огромные, зрачки расширены. Она не понимает, что происходит. Бывает, перестаёт дышать. Синеет. Это ужас, это очень страшно. Нужно срочно купировать, иначе может быть отёк мозга. И скорая, как обычно, едет по полтора часа. Меня уже ничем не напугать. Я видела, как мой ребёнок умирает.  

Под контролем

– Устаю ли я? Это привычка. Я живу так все восемь лет. Машу ни на минуту нельзя оставлять одну, она должна быть под контролем каждую минуту. Первые три-четыре года я была в постоянном напряжении, а сейчас я сплю по ночам. Раньше не спала – Маша всё время кричала и плакала. Иногда, отчаявшись, я сажала её в машину, и мы ездили по ночным трассам, чтобы она уснула. На этот Новый год «Фонд Ройзмана» подарил нам радио-няню, и теперь я хотя бы могу оставлять Машу с братом, куда-то ненадолго отлучаться. 

Мы в детской. Здесь есть большая кровать, на которой спит Маша. Когда девочка засыпает, Паша часто дежурит рядом, смотрит, что у сестры всё в порядке. На стене против кровати висит телевизор: Машу успокаивают некоторые мультики. 

– Я знаю, что всё зависит от реабилитации, – скажет мне Елена, когда мы выйдем и с Машей останется Паша. – Сколько сил я сейчас на неё потрачу, столько она и проживёт. Если бы мы не занимались с ней, Маши бы уже не было, как бы это страшно ни звучало. А сейчас просто важно укреплять мышцы, разрабатывать суставы. 

Из-за слабого иммунитета Маша уязвима перед заболеваниями. Они тяжелее протекают, потому что откашливаться она не может, её нужно переворачивать и «отстукивать». Чаще всего Маша болеет осенью и весной – в эти периоды Елена старается попадать с дочкой на реабилитацию. Следующий этап как раз должен быть осенью в Чехии.

– Там никому не нужно объяснять, что такое синдром Ретта. В России врачи в лучшем случае начнут смотреть в интернете, но обычно просто разводят руками и говорят, что ничего о таком не слышали. В чешском центре Машу уже все знают, особенно она любит одного врача, который поёт ей. Я записала эту песню и включаю её, когда Маша капризничает – так она успокаивается. 

Елена говорит, есть вероятность, что придумают лекарство от синдрома Ретта, и Маша будет полноценным человеком. Сейчас оно проходит испытания в Америке, поэтому надежда есть и Елена старается максимально сохранить здоровье дочери и постоянно работать с ней.

– Мне говорят, мол, зачем вы деньги собираете, генетика же не лечится, – Елена возмущённо поднимает тонкие брови смотрит на меня и разводит руками. – И что они хотят этим сказать? Что я должна смотреть, как мой ребёнок умирает?  Эти болезни лечатся, они обязательно будут лечиться. Просто наше время ещё не настало. Но оно настанет.

Маша окружена любовью своей семьи. Мама не отходит от неё ни на шаг, Паша всё время готов помогать. Но одной поддержки близких недостаточно, сейчас очень важно пройти очередной этап реабилитации, чтобы девочка училась чувствовать своё тело, владеть им и прожила как можно дольше. Пожалуйста, сделайте небольшое пожертвование и поддержите эту семью. 

Источник

Американские учёные из лаборатории Cold Spring Harbor Laboratory (CSHL) разработали совершенно новый подход к лечению синдрома Ретта. Профессор Николас Тонк и его коллеги продемонстрировали, что существует возможность лечения этого заболевания при помощи низкомолекулярного препарата. Воздействуя на молекулярном уровне на фермент PTP1B, это препарат значительно увеличивает продолжительность жизни у самцов мышей, у которых моделирован синдром Ретта, и улучшает некоторые поведенческие симптомы заболевания у моделей — самок мышей.

В настоящее время при лечении синдрома Ретта применяется симптоматический подход, при котором происходит воздействие на симптомы заболевания, в то время как причину пока что устранить невозможно. Но и симптоматическая реабилитация при синдроме Ретта малоэффективна, потому что сводится к применению витаминов, ферментов и креатина, что ведёт к некоторому улучшению состояния пациентка и уменьшению клинических проявлений заболевания. Однако само заболевание не проходит и эффект от такого лечения только временный.

Новое лекарственное средство — это продукт 25 лет исследований, которые провёл профессор Тонкс со своей командой. В 1988 году Николас Тонкс, биохимик, открыл фермент под названием PTP1B, который оказался первым в семействе таких белков, которые в настоящее время насчитывают 105 видов; являясь фосфатазами, эти ферменты удаляют фосфатные группы из других белков. Благодаря таким ферментам существует возможность передавать сигналы между клетками организма для контролирования фундаментальных процессов, таких как рост и метаболизм. Управление процессом роста и развития внутренних органов основано на гуморальной природе, то есть управление осуществляется посредством ферментов. А вот за выработку этих ферментов отвечают геномы, которые расположены в хромосомах. Таким образом заложив изначально, определённый порядок расположения генов в хромосоме, можно заранее ещё до рождения ребёнка, заложить определённый порядок, по которому будет развиваться его организм в течении всей жизни.

Читайте также:  Доклад на тему судорожный синдром

Именно так это и происходит в природе. Однако в случае с синдромом Ретта один из генов оказывается повреждённым, это ген МЕСР2, только этот ген не вырабатывает, а наоборот, подавляет фермент PTP1B. Повреждённый ген не может эффективно подавлять выработку фермента PTP1B, поэтому у больных с синдромом Ретта концентрация этого фермента гораздо больше, чем у здоровых людей. Отсюда нарушается процесс роста и отмирания отдельных клеток, причём старые клетки растут слишком долго, а новые — наоборот не растут, что приводит к нарушению строения внутренних органов. Сильное всего это нарушение проявляется в строении и развитии головного мозга — ведь мозг внутри себя имеет много слоев и отделов, которые должны расти и развиваться в разное время и отвечают за разные функции. Если нарушить этот порядок, то нарушается общее развитие головного мозга, что и наблюдается при синдроме Ретта: ребёнок сначала развивается нормально, а потом начинает терять уже развитые навыки, и вместо них у него появляются стереотипные движения, судороги, подёргивания и тд.

Мы знаем, что в Германии учёные провели эксперименты по восстановлению гена МЕСР2 и в опытах у мышей им удалось добиться хороших результатов — у подопытных мышей исчез синдром Ретта. Однако восстановление гена у человека связанно с технологическими трудностями и пока эта проблема не решена.

А вот Американские учёные, подошли к решению этой проблемы с другой стороны: они не стали восстанавливать повреждённый ген, а решили воздействовать непосредственно на фермент, за который этот ген отвечает. Технически эта задача решается проще — главное получить правильное химическое вещество, и затем доставить его внутрь организма любым доступным способом. Можно сказать что этот подход, аналогичен подходу, применяемому при лечении сахарного диабета, и кстати, успешно. Более того, первоначально профессор Николас Тонкс использовал тот де самый инсулин для подавления фермента PTP1B и уже тогда были получены некоторые положительные результаты в экспериментах на мышах.

Новый препарат CPT157633 разработанный профессором Тонксом оказался более эффективным нейтрализатором фермента PTP1B и его применение на мышах показало большую эффектность при лечении синдрома Ретта. И хотя этот препарат ещё не готов для применения в качестве лечебного средства, тем не менее результаты экспериментов Николаса Тонкса обнадёживают, так как открывают новый подход в лечении синдрома Ретта, который может быть успешным в ближайшем будущем.

Источник

 èññëåäîâàíèè íà ìûøàõ ïðîäåìîíñòðèðîâàíà ýôôåêòèâíîñòü òðàíñïëàíòàöèè êîñòíîãî ìîçãà äëÿ ëå÷åíèÿ ñèíäðîìà Ðåòòà – òÿæåëîãî çàáîëåâàíèÿ àóòè÷åñêîãî ñïåêòðà, âñòðå÷àþùåãîñÿ ñ ÷àñòîòîé 1 íà 10-20 òûñ. íîâîðîæäåííûõ äåâî÷åê. Ðåçóëüòàòû èññëåäîâàíèÿ, îïóáëèêîâàííûå â æóðíàëå Nature, ïîêàçàëè, ÷òî îäíîé èç ïðè÷èí ýòîãî ðåäêîãî íàñëåäñòâåííîãî çàáîëåâàíèÿ ÿâëÿåòñÿ ñáîé ðàáîòû îñîáûõ êëåòîê èììóííîé ñèñòåìû ãîëîâíîãî ìîçãà – ìèêãëèè.

Ñèíäðîì Ðåòòà – ïñèõîíåâðîëîãè÷åñêîå íàñëåäñòâåííîå çàáîëåâàíèå, ÿâëÿþùååñÿ ñëåäóþùåé ïî ÷àñòîòå ïîñëå ñèíäðîìà Äàóíà ñïåöèôè÷åñêîé ïðè÷èíîé òÿæåëîé óìñòâåííîé îòñòàëîñòè ó äåâî÷åê (ìàëü÷èêè ñ äàííûì ñèíäðîìîì óìèðàþò â òå÷åíèå íåñêîëüêèõ íåäåëü ïîñëå ðîæäåíèÿ). Äëÿ áîëüíûõ ñèíäðîìîì Ðåòòà õàðàêòåðíû ðåãðåññèÿ ïñèõè÷åñêîãî ðàçâèòèÿ, àóòè÷íîå ïîâåäåíèå, ïîòåðÿ öåëåíàïðàâëåííûõ äâèæåíèé è ïîÿâëåíèå ñòåðåîòèïíûõ äâèãàòåëüíûõ àêòîâ.

Ñèíäðîì Ðåòòà âîçíèêàåò âñëåäñòâèå ìóòàöèé â ãåíå ÌÅÑÐ2, ðàñïîëîæåííîì â X-õðîìîñîìå è êîäèðóþùåì ìåòèë-ÑðG-ñâÿçûâàþùèé áåëîê 2. Åñëè ãåí íîðìàëåí, êîäèðóåìûé èì áåëîê â îïðåäåëåííûé ìîìåíò ðàçâèòèÿ ìîçãà «âûêëþ÷àåò» èç ðàáîòû íåñêîëüêî äðóãèõ ãåíîâ, è òîãäà ìîçã ðåáåíêà ðàçâèâàåòñÿ íîðìàëüíî.  ñëó÷àå ìóòàöèé â ãåíå ñâîåâðåìåííîå âûêëþ÷åíèå íå ïðîèñõîäèò. Ìîçã, ïðîïóñòèâøèé ýòîò ìîìåíò, íà÷èíàåò ðàçâèâàòüñÿ íåïðàâèëüíî – òàê âîçíèêàåò ñèíäðîì Ðåòòà. Ìàëü÷èêè, ðîæäàþùèåñÿ ñ ìóòàöèåé ãåíà ÌÅÑÐ2, ðàñïîëîæåííîãî â åäèíñòâåííîé Õ-õðîìîñîìå, óìèðàþò â òå÷åíèå íåñêîëüêèõ íåäåëü ïîñëå ðîæäåíèÿ. Ó äåâî÷åê, íåñóùèõ ìóòíûé ãåí ÌÅÑÐ2 òîëüêî â îäíîé èç äâóõ Õ-õðîìîñîì, ðàçâèâàåòñÿ ñèíäðîì Ðåòòà. Àäåêâàòíîãî ëå÷åíèÿ áîëüíûõ ñ ñèíäðîìîì Ðåòòà ê íàñòîÿùåìó ìîìåíòó íå ðàçðàáîòàíî: ïîêà îíî ñâîäèòñÿ ëèøü ê îáëåã÷åíèþ ñèìïòîìîâ çàáîëåâàíèÿ.

Читайте также:  Синдром аспирации мекония у новорожденных

Èçâåñòíî, ÷òî áåëîê MECP2 ðåãóëèðóåò àêòèâíîñòü ìíîãèõ ãåíîâ, íî êàê èìåííî èçìåíåíèÿ â ýòîì áåëêå âëèÿþò íà ðàçâèòèå ñèíäðîìà Ðåòòà, äî ñèõ ïîð îñòàåòñÿ íåâûÿñíåííûì.

Ðåçóëüòàòû íîâîãî èññëåäîâàíèÿ, ïðîâåäåííîãî íàó÷íîé ãðóïïîé èç Ìåäèöèíñêîé Øêîëû ïðè Óíèâåðñèòåòå Âèðãèíèè (University of Virginia School of Medicine, ÑØÀ), äàþò îñíîâàíèå ïîëàãàòü, ÷òî ïðè÷èíîé ðàçâèòèÿ ñèíäðîìà Ðåòòà ÿâëÿåòñÿ íàðóøåíèå íîðìàëüíîãî ôóíêöèîíèðîâàíèÿ ìèêðîãëèè – îñîáûõ êëåòîê èììóííîé ñèñòåìû, ëîêàëèçîâàííûõ â ãîëîâíîì ìîçãå. Ïîëó÷åííûå äàííûå ñâèäåòåëüñòâóþò î òîì, ÷òî òðàíñïëàíòàöèÿ êîñòíîãî ìîçãà èëè èñïîëüçîâàíèå äðóãèõ ìåòîäîâ, ñòèìóëèðóþùèõ ðàçìíîæåíèå èììóííûõ êëåòîê êîñòíîãî ìîçãà, ìîæåò îêàçàòüñÿ ýôôåêòèâíûì äëÿ ëå÷åíèÿ ïàöèåíòîâ ñ ñèíäðîìîì Ðåòòà.

 íåéðîíàõ ñèíòåçèðóåòñÿ áîëüøå áåëêà MECP2, ÷åì â êàêèõ-ëèáî äðóãèõ êëåòêàõ ãîëîâíîãî ìîçãà. Ðàíåå â èññëåäîâàíèÿõ íà ìûøàõ áûëî ïîêàçàíî, ÷òî âîññòàíîâëåíèå íîðìàëüíîé ôóíêöèè ãåíà MECP2 â íåéðîíàõ æèâîòíûõ c ìîäåëüþ ñèíäðîìîì Ðåòòà ïðèâîäèò ê óñòðàíåíèþ íåêîòîðûõ ñèìïòîìîâ çàáîëåâàíèÿ. Îäíàêî íåäàâíî ó÷åíûå ïðåäïîëîæèëè, ÷òî â ðàçâèòèè ñèíäðîìà Ðåòòà ó÷àñòâóþò è äðóãèå òèïû êëåòîê ãîëîâíîãî ìîçãà. Áûëî âûÿñíåíî, ÷òî ïîâòîðíàÿ àêòèâàöèÿ ãåíà MECP2 â îäíîì èç òèïîâ íåéðîãëèàëüíûõ êëåòîê ãîëîâíîãî ìîçãà – àñòðîöèòàõ, âûïîëíÿþùèõ îïîðíóþ ôóíêöèþ – óñòðàíÿåò ó ïîäîïûòíûõ ìûøåé ñòðàõ è ïðîáëåìû ñ äâèæåíèÿìè.

Ðóêîâîäèòåëü íàñòîÿùåãî èññëåäîâàíèÿ Äæîíàòàí Êèïíèñ (Jonathan Kipnis), íåéðîáèîëîã èç Ìåäèöèíñêîé Øêîëû ïðè Óíèâåðñèòåòå Âèðãèíèè, è åãî íàó÷íàÿ ãðóïïà ñîñðåäîòî÷èëèñü íà èçó÷åíèè äðóãîãî ñïåöèàëèçèðîâàííîãî òèïà êëåòîê ãîëîâíîãî ìîçãà – ìèêðîãëèè. Ýòè êëåòêè ÿâëÿþòñÿ ôàãîöèòàìè, ðàñïîçíàþùèìè è óíè÷òîæàþùèìè èíôåêöèîííûå àãåíòû â ñâîåì îêðóæåíèè.  áîëåå ðàííèõ èññëåäîâàíèÿõ áûëà âûÿâëåíà àññîöèàòèâíàÿ âçàèìîñâÿçü ìåæäó ñîñòîÿíèåì ðàçëè÷íûõ êëåòîê èììóííîé ñèñòåìû è ôóíêöèîíèðîâàíèåì ãîëîâíîãî ìîçãà. Ýòè äàííûå çàèíòåðåñîâàëè Êèïíèñà, è â ýêñïåðèìåíòàõ íà íîêàóòèðîâàííûõ ïî ãåíó MECP2 ìûøàõ ó÷åíûé ðåøèë âûÿñíèòü, ïðèâåäåò ëè ê óñòðàíåíèþ ñèìïòîìîâ çàáîëåâàíèÿ çàìåíà «äåôåêòíîé» èììóííîé ñèñòåìû êëåòêàìè, èìåþùèìè íîðìàëüíûé ãåí MECP2. Äëÿ ýòîãî ó÷åíûå óíè÷òîæèëè êëåòêè èììóííîé ñèñòåìû (âêëþ÷àÿ ìèêðîãëèàëüíûå êëåòêè) ó æèâîòíûõ â âîçðàñòå ÷åòûðåõ íåäåëü ïóòåì îáëó÷åíèÿ, à çàòåì òðàíñïëàíòèðîâàëè ìûøàì êëåòêè êîñòíîãî ìîçãà ñ ôóíêöèîíèðóþùèì ãåíîì MECP2.  êîñòíîì ìîçãå æèâîòíûõ ñòâîëîâûå êëåòêè ñôîðìèðîâàëè íîâûå êëåòêè èììóííîé ñèñòåìû.

Ïî ñëîâàì Êèïíèñà, ìûøè-ñàìöû ñ ñèíäðîìîì Ðåòòà, èìåþùèå ìóòàíòíûé ãåí MECP2, ïîãèáàëè â òå÷åíèå äâóõ ìåñÿöåâ, íî æèâîòíûå, â îðãàíèçì êîòîðûõ áûëè ââåäåíû êëåòêè êîñòíîãî ìîçãà çäîðîâûõ ìûøåé-äîíîðîâ, æèëè â òå÷åíèå îäíîãî ãîäà. Ïîñëå ïðîâåäåííîãî ëå÷åíèÿ ïîäîïûòíûå ñàìöû ñòàëè ëó÷øå ñåáÿ ÷óâñòâîâàòü, ó íèõ íîðìàëèçîâàëàñü äâèãàòåëüíàÿ ôóíêöèÿ, è îíè íàáðàëè áîëüøèé âåñ ïî ñðàâíåíèþ ñ ìûøàìè-ñàìöàìè, êîòîðûì íå ïðîâîäèëàñü òðàíñïëàíòàöèÿ. Ó ìûøåé-ñàìîê ñ îäíèì íîðìàëüíî ôóíêöèîíèðóþùèì ãåíîì MECP2 ÷åðåç îïðåäåëåííîå âðåìÿ ðàçâèâàëñÿ ñèíäðîì Ðåòòà. Òðàíñïëàíòàöèÿ êîñòíîãî ìîçãà óëó÷øàëà ïîõîäêó è ôóíêöèþ äûõàíèÿ, íîðìàëèçîâàëà âåñ ìûøåé-ñàìîê ñ ñèíäðîìîì Ðåòòà.

Íà ñëåäóþùåì ýòàïå ýêñïåðèìåíòîâ èññëåäîâàòåëüñêîé êîìàíäå Êèïíèñà íåîáõîäèìî áûëî äîêàçàòü, ÷òî íàáëþäàåìûå ýôôåêòû âûçâàíû èìåííî ìèêðîãëèàëüíûìè êëåòêàìè ãîëîâíîãî ìîçãà. Äëÿ ýòîãî ó÷åíûå òðàíñïëàíòèðîâàëè çäîðîâûé êîñòíûé ìîçã ìûøàì ñ ìîäåëüþ ñèíäðîìà Ðåòòà, êîòîðûå ïåðåä ýòèì íå îáëó÷àëèñü, ÷òî ïîçâîëèëî ñîõðàíèòü â ãîëîâíîì ìîçãå ìèêðîãëèàëüíûå êëåòêè. Ðåçóëüòàòû ýêñïåðèìåíòîâ ïîêàçàëè, ÷òî òðàíñïëàíòàöèÿ íå ïîâëèÿëà íà ñîñòîÿíèå çäîðîâüÿ ýòèõ ìûøåé.

Ïî ìíåíèþ Êèïíèñà, ó ìèêðîãëèàëüíûõ êëåòîê, ïîëó÷åííûõ îò ìûøåé ñ ñèíäðîìîì Ðåòòà, íàðóøåíà ôóíêöèÿ ôàãîöèòîçà, ÷òî ïðèâîäèò ê ïàòîëîãè÷åñêèì èçìåíåíèÿì ôóíêöèîíèðîâàíèÿ íåéðîíîâ. «Åñëè ýòà ãèïîòåçà áóäåò ïîäòâåðæäåíà ðåçóëüòàòàìè äîïîëíèòåëüíûõ èññëåäîâàíèé, ìîæíî áóäåò ïîïðîáîâàòü ïðîâåñòè êëèíè÷åñêèå èññëåäîâàíèÿ, íàïðàâëåííûå íà îöåíêó ýôôåêòèâíîñòè òðàíñïëàíòàöèè êîñòíîãî ìîçãà ó ïàöèåíòîâ ñ ñèíäðîìîì Ðåòòà», — ñ÷èòàåò Êèïíèñ. Ïðè ïîääåðæêå ôîíäà Rett Syndrome Research Trust (Êîííåêòèêóò, ÑØÀ) Êèïíèñ îáðàòèëñÿ â öåíòðû òðàíñïëàíòàöèè êîñòíîãî ìîçãà äëÿ óòî÷íåíèÿ âîçìîæíîñòè ïðîâåäåíèÿ ëå÷åíèÿ áîëüíûõ òàêèì ìåòîäîì. «Ýòè ïåðåãîâîðû èìåþò ïðåäâàðèòåëüíûé õàðàêòåð, — îòìå÷àåò Êèïíèñ. — Ìåòîä îáëàäàåò âûñîêîé ýôôåêòèâíîñòüþ ïðè ïðèìåíåíèè íà ìîäåëè ñèíäðîìà Ðåòòà íà ìûøàõ, íî ó ìûøåé ìîæíî âûëå÷èòü ïðàêòè÷åñêè ëþáîå çàáîëåâàíèå».

Áîëåå îïòèìèñòè÷íî Êèïíèñ îöåíèâàåò ïåðñïåêòèâû ëå÷åíèÿ áîëüíûõ ñ ñèíäðîìîì Ðåòòà ëåêàðñòâåííûìè ïðåïàðàòàìè, óëó÷øàþùèìè ôóíêöèîíèðîâàíèå ìèêðîãëèàëüíûõ êëåòîê. Äåâî÷êè ñ ñèíäðîìîì Ðåòòà èìåþò îäèí ôóíêöèîíèðóþùèé ãåí MECP2, ïîýòîìó ÷àñòü èõ ìèêðîãëèè ìîæåò íîðìàëüíî ðàáîòàòü.

«Ðåçóëüòàòû èññëåäîâàíèÿ ïîäòâåðæäàþò, ÷òî ñèíäðîì Ðåòòà – î÷åíü ñëîæíîå çàáîëåâàíèå, â ïàòîãåíåç êîòîðîãî âîâëå÷åíû ðàçëè÷íûå òèïû êëåòîê è ìíîæåñòâî ñèñòåì îðãàíèçìà, — äîáàâëÿåò Ãåéë Ìåíäåë (Gail Mandel), íåéðîáèîëîã èç Îðåãîíñêîãî Óíèâåðñèòåòà Íàóêè è Çäîðîâüÿ (Oregon Health Sciences University, ÑØÀ). — Ïðèìåíåíèå ìåòîäîâ ãåííîé òåðàïèè ìîæåò îêàçàòüñÿ ýôôåêòèâíûì ñïîñîáîì óñòðàíåíèÿ âñåõ ýòèõ ïðîáëåì».

Источник