Лекарства при синдроме дауна 2017 год
Десять лет назад родилась наша дочь Пенни. Она пришла в этот мир с копной черных волос, пронзительными голубыми глазами, и – как стало известно в пределах нескольких часов – с диагнозом «синдром Дауна».
Дети с синдромом Дауна выступают на концерте в Словении в 2010 году. Фото: theatlantic.com
Мы быстро изучили биологический аспект: синдром Дауна – общераспространенное название для трисомии-21, то есть наличия трех копий 21-ой хромосомы вместо типичной пары. Когда девочке было всего лишь несколько часов от роду, врачи сказали нам, что у нее будут какие-то проблемы со здоровьем и задержка развития. Серьезность этих проблем и степень задержки предсказать было невозможно.
«Убрали бы вы синдром Дауна, если бы могли?» – этот вопрос я постоянно задавала себе и мужу. Вначале ответ казался очевидным. Какая мать не захочет сделать жизнь легче для своего ребенка? Какой отец не хотел бы, чтобы жизнь его дочери была свободна от препятствий и трудностей? Затем мы стали узнавать Пенни – ее беззаботность и чувство юмора, ее любовь к книгам и чизбургерам, ее восторг, когда она карабкается на камни и когда мы держимся за руки. Мы стали осознавать, что перемена в наборе ее хромосом изменит ее, и с течением времени ответ на вопрос, что поначалу был очевидным, сделался сложнее. А дальше он просто стал неважным.
Сейчас Пенни десять лет, и недавно я еще раз столкнулась с этим вопросом, когда прочла в журнале «Нейрон» о новых исследованиях, объясняющих некоторые структурные отличия в мозге людей с трисомией-21. Исследователи взяли 15 мозгов умерших людей с синдромом Дауна разного возраста, от зародыша до малыша, начинающего ходить, подростка, взрослого, – и сравнили их попарно с мозгами ровесников, развивавшихся типично. Сравнивая мозги попарно, ученые увидели, что в мозге человека с синдромом Дауна в целом гораздо меньше плотность миелинизированных волокон. Миелин – это белая субстанция, которая покрывает аксоны, «лучи», соединяющие нейроны между собой. Сокращение миелина связывали с различными неврологическими отклонениями, в том числе такими, как рассеянный склероз и синдром Гийена-Барре.
То, что раньше было разговорами на кухне за чашкой чая – «убрал бы ты синдром Дауна?», – однажды может стать реальностью.
Несколько лекарств, влияющих на выработку миелина, сейчас уже проходят клинические испытания, а это значит, что то, что раньше было разговорами на кухне за чашкой чая – «убрал бы ты синдром Дауна?», – однажды может стать реальностью для родителей вроде нас. Если и когда разработают лекарства, которые предотвращают потерю миелина именно для людей с синдромом Дауна, мы присоединимся к той большой группе родителей детей с различными нарушениями в работе мозга, перед которыми уже стоит эта дилемма. Так, не прекращаются дебаты в среде людей, связанных с проблемой аутизма, является ли аутизм нарушением в работе мозга или же разновидностью нормы, признаком неврологического многообразия, которому следует радоваться. Родители и педагоги не могут определиться, нужно ли медикаментозно корректировать состояние детей с СДВГ. И детям сейчас чаще назначают лекарства от тревоги и антидепрессанты.
Во всех этих сферах перед родителями встают многочисленные вопросы о собственной ответственности за воспитание и формирование наших детей: вырастим ли мы из них таких людей, какими они сами хотят быть, или попросим их приспособиться к узким социальным понятиям о том, кем им следует быть?
В первый год моего материнства я бросалась на техническую и философскую литературу об инвалидности и в конце концов нашла оборот «социальная конструкция инвалидности». Я поначалу не поняла эту идею. Инвалидность казалась мне простым биологическим признаком. Но по книгам вроде «Жизнь, какой мы ее знаем» Майкла Беруби (это воспоминания отца, воспитывающего сына с синдромом Дауна) я начала осознавать, что инвалидность не так уж неизменна, как я предполагала. Например, многие люди без очков могли бы считаться инвалидами, но общая потребность в улучшении зрения привела к разработке технологии, помогающей людям видеть лучше, даже если их биологическая оболочка не позволяет им этого. Точно так же технология дала людям с протезами конечностей возможность ходить, лазать, бегать и танцевать. А для детей, подобных Пенни, которым трудно изучать математику, проблему можно решить с помощью разных педагогических подходов. То, что большинство типичных людей назвали бы инвалидностью, можно легко назвать отличием, к которому общество не хочет приспосабливаться.
Изменили бы мы личность Пенни, если бы мы дали ей лекарства для изменения ее мозга?
Многие люди с интеллектуальными ограничениями когда-то были так далеко за пределами основного русла развития общества, что они буквально жили отдельно от всех других людей. Еще совсем недавно, в 1970-е годы, детей с синдромом Дауна принято было отсылать в интернат сразу после рождения. Теперь же такие дети участвуют в программах ранней помощи, их лечат и поддерживают дома. Похожим образом закон об образовании людей с интеллектуальными ограничениями, принятый в 1975 году, предписал возможность почти для всех детей с инвалидностью посещать общие школы, а ведь многих до этого не принимали в школу. Хотя все еще нужно многое изменить, все же социальное развитие облегчило значительную долю страданий и изолированности людей с особенностями, подобными синдрому Дауна.
Однако некоторые из таких страданий людей с особенностями не так легко вписываются в социально конструируемую модель. Приведем лишь один прозаический пример: когда Пенни было пять месяцев, мы заметили, что она плохо слышит из-за жидкости в ушках. Она не слышала и поэтому не могла узнать, как общаться; также ей было больно из-за того, что жидкость давила внутри головы. Мы вставили ей ушные трубочки.
Но, если не говорить об отдельных примерах, страдает ли она от интеллектуальной ограниченности? Если да, сможет ли неврологическое вмешательство помочь ей облегчить эти страдания? Или же страдание проистекает не из самих нарушений, а из того факта, что люди исключают возможность, что она мыслит так же, как они? Кроме того, вмешательство в работу мозга недалеко ушло от вмешательства в саму личность. Изменили бы мы личность Пенни, если бы мы предложили ей лекарства для изменения ее мозга?
Когда я обсуждала это с Тариком Хайдаром, доцентом по нейробиологии в Бостонском университете, одним из авторов исследования в «Нейроне», он признал, что я беспокоюсь не напрасно. «Я просто хочу расширить возможности, – объяснил он. – Я хочу развить направление, которое даст семьям и людям с синдромом Дауна возможность самим решить, хотят ли они улучшить состояние для большей независимости». Не могу сказать, что я против того, чтобы иметь выбор. Я просто надеюсь, что выбор будет предоставлен вместе с признанием различных путей, которые уже существуют, для улучшения жизни людей с интеллектуальными ограничениями.
Я не уверена, что Пенни нужны лекарства, чтобы улучшить ее состояние, но я знаю, что ей нужна среда, общество, где бы ее радушно принимали.
На прошлой неделе Пенни пришла из школы с новой книгой. Мы сели на диван и по очереди читали вслух по странице из «Рыбы на дереве» Линды Муллали Хант. Героиня этой истории – шестиклассница Элли, которая всю жизнь старалась научиться читать и при этом терпела издевательства одноклассников. Выяснилось, что у Элли дислексия (одна из распространенных проблем обучения у детей, которая проявляется специфическим расстройством чтения. – Прим. пер.). При помощи внимательного нового учителя и при поддержке новых друзей, которые тоже не вписываются в социальные нормы, она начинает понимать не только то, что ее мозг не работает определенным образом, но и те дары, которые она может дать благодаря своему особому способу видеть мир. В середине этого пути учитель говорит ей: «Если оценивать рыбу по ее умению взбираться на дерево, она проживет всю свою жизнь, думая, что она глупа».
История Элли, как и история Пенни, не нивелирует важность этих новых неврологических изысканий или того факта, что медикаменты могут помочь развить познавательные способности некоторых людей с синдромом Дауна. Я не уверена, что Пенни нужны лекарства, чтобы улучшить ее состояние, но я знаю, что ей нужна среда, общество, где бы ее радушно принимали. Я также не знаю, будут ли лекарства для улучшения познавательных способностей доступны, когда Пенни будет подростком, и я не знаю, будем ли мы ей их давать. Зато я знаю, что пока, как родители девочки, которая по-иному видит мир, мы будем продолжать изо всех сил стараться, чтобы расширять свои представления о границах нормы.
Источник
В 1959 году французский генетик установил, что у людей с синдромом Дауна присутствует лишняя хромосома. Сейчас ученые, ведущие исследования в институте изучения синдрома Дауна имени Линды Крник (при медицинском кампусе Аншуц в штате Колорадо, США), выяснили, как именно эта лишняя хромосома влияет на людей с синдромом Дауна.
Фото: westword.com
Исследования показали, что некоторые белки, участвующие в работе иммунной системы, отличаются повышенной активностью у людей с синдромом Дауна. Об этом рассказывает Хоакин Эспиноза, исполнительный директор института имени Л. Крник, ученый, возглавивший это исследование. У людей с синдромом Дауна интерфероновый ответ, который должен быть направлен на борьбу с вирусными инфекциями, постоянно отражает несуществующие атаки.
Это привело команду исследователей к определению синдрома Дауна как нарушения в работе иммунной системы, что является основополагающим открытием, говорит Мишель Си Уиттен, президент и генеральный директор организации «Глобал Даун Синдром Фаундейшн», спонсировавшей исследование.
«Это действительно меняет сам подход ко всем аспектам синдрома Дауна», – признает Эспиноза, также занимающий в университете должность профессора фармакологии. Например, по словам Эспинозы, часто с людьми с синдромом Дауна связывают понятие когнитивных нарушений. С учетом недавнего исследования целесообразно предполагать, что между иммунной системой и когнитивными сбоями потенциально есть взаимосвязь.
Около 15% клеток мозга относятся к иммунной системе, говорит он. Исследования уже показали, что повышенная активность этих клеток, называемых микроглией, может быть «токсичной» для других клеток мозга, таких как нейроны, контролирующие когнитивные способности.
Само исследование, которое проводилось в течение пяти лет на основе наблюдения за 263 людьми, 165 из которых имеют синдром Дауна, было относительно несложным, однако все же внушительным, объясняет Эспиноза – один из одиннадцати ученых, именами которых подписан окончательный опубликованный отчет об исследовании. Ученые старались ответить на вопрос, есть ли у людей с синдромом Дауна значительные отличия в некоторых белках; подразумевалось, что таких белков окажется значительно больше или значительно меньше, чем у людей без синдрома Дауна. Например, схожие исследования у людей с диабетом показали бы различия в уровне инсулина.
«Поняв, что именно отличается, можно начать думать о том, как корректировать какие-то из этих различий, приводя показатели к норме», – говорит Эспиноза.
Результаты исследования, проведенного при помощи технологии, разработанной в компании SomaLogic в Боулдере, показали, что у людей с синдромом Дауна отличается значительное количество белков. Изучив 4000 белков, ученые установили, что статистически достоверные различия наблюдаются в 200-300 видах белков. Из них около половины участвуют в работе иммунной системы. Это привело к открытию повышенной активности в одной из ветвей этой системы.
Напротив, другая часть иммунной системы, ответственная за защиту организма от бактериальных инфекций, – она называется система комплемента, – у людей с синдромом Дауна ослаблена и обеднена.
Это открытие потенциально может объяснить феномены, обычно сопутствующие синдрому Дауна, и указать на новые возможности для лечения и раннего вмешательства.
«Когда я говорю вам, что синдром Дауна – это нарушение интеллекта, это ничего не говорит о механизме нарушения, – объясняет Эспиноза. – Если вы трактуете синдром Дауна как иммунное нарушение, это на самом глубоком уровне меняет весь подход».
Фото: westword.com
Результаты исследования могут объяснить отклонения, сопутствующие синдрому Дауна. Так, у людей с синдромом Дауна чаще развиваются аутоиммунные заболевания, такие как диабет 1 типа, алопеция или целиакия. При этом у них реже выявляются обширные опухоли, как говорит Эспиноза, поскольку их иммунные системы беспрерывно работают, но чаще возникают заболевания вроде лейкемии, приводящие к росту белых кровяных клеток (лейкоцитов). Почти у ста процентов людей с синдромом Дауна к сорока годам развивается болезнь Альцгеймера, и это тоже можно объяснить повышенной активностью [этих белков].
«Теперь нам надо поработать над тем, чтобы обосновать эти взаимосвязи и найти возможные пути лечения», – говорит Эспиноза. Исследователи уже начали изучать влияние лекарств, известных как ингибиторы янус-киназы, или JAK-ингибиторы, на воспалительные белки у людей с синдромом Дауна. Они нашли людей, уже принимающих такие лекарства по другим показаниям, и должны получить результаты через несколько недель, по словам Эспинозы. Также они изучают лечебный эффект препаратов на лабораторных мышах с лишней хромосомой и планируют получить результаты этих экспериментов через год.
Окончательная цель – провести клинические испытания, добавляет он, для проверки безопасности и эффективности лекарств.
«Если мы изменим взгляд на синдром Дауна и станем относиться к нему как к иммунному нарушению, мы найдем много способов улучшить качество жизни людей с синдромом Дауна при помощи терапии, – говорит Эспиноза, – поскольку на рынке уже присутствуют лекарства, чтобы контролировать повышенную активность [белков]. Вопрос заключается в том, окажут ли эти лекарства благотворный эффект на людей с синдромом Дауна? В чем будет проявляться польза?»
Хотя понятно, что лекарства могут помочь в лечении некоторых аутоиммунных нарушений, для чего они и были разработаны, требуется продолжать исследования, чтобы определить, например, могут ли они уменьшить воспалительные процессы в мозгу и улучшить когнитивные функции или изменить предрасположенность [людей с синдромом Дауна] к лейкемии.
Читайте также: Таблетка от синдрома Дауна
Предсказать сроки клинических испытаний труднее, отмечает Эспиноза; он был бы рад, если бы удалось закончить исследования в течение пяти лет.
Также остро стоит вопрос финансирования. Недавние исследования спонсировал фонд «Глобал Даун Синдром Фаундейшн», некоммерческая организация из Денвера, поддерживающая институт им. Л. Крник, единственный центр в США, в котором ведутся исследования исключительно в области синдрома Дауна.
«Мы хотели бы это изменить, – говорит Эспиноза. – Мы бы хотели, чтобы Национальные институты здравоохранения больше были вовлечены в исследования проблем, связанных с синдромом Дауна».
Средств на исследования было недостаточно, но Эспиноза полон надежды, что подобные исследования привлекут больший интерес. По его мнению, многие думали, что синдром Дауна исчезнет после введения в повсеместную практику скринингов во время беременности или что синдром Дауна «не поддается лечению», но оба этих убеждения оказались ложными.
Организация «Глобал Даун Синдром Фаундейшн» была основана для сбора средств на исследования синдрома Дауна, говорится в заявлении Уиттен. С момента своего основания в 2009 году эта некоммерческая организация каждый год собирает от 1 до 3 миллионов долларов для финансирования исследований института Крник.
Хотя ученым института удалось сделать значительные открытия при помощи благотворительных пожертвований, Уиттен говорит, что работа по изучению синдрома Дауна «теперь нуждается в существенных финансовых вливаниях со стороны Национальных институтов здравоохранения, чтобы перевести ее на новый уровень».
Эспиноза стал одним из четырех человек, выступивших перед Конгрессом США с докладом о состоянии исследований в области синдрома Дауна в октябре 2017 года, и, по его мнению, сейчас подходящий момент, чтобы обратиться за финансированием. «Направляя средства на исследования синдрома Дауна, вы помогаете не только людям с синдромом Дауна, вы также получаете возможность помочь гораздо большему количеству обычных людей», – говорит он.
Мадлен Сент-Амур
Перевод: Ольга Лисенкова, оригинал: westword.com
Материал подготовлен сайтом nest.moscow
Источник
Блокирование РНК-активируемой протеинкиназы улучшило когнитивные функции у модельных мышей для изучения синдрома Дауна.
Синдром Дауна может оказаться частично излечимым / © Everyday Health
Ученым удалось исправить дефицит памяти и способности к обучению, связанные с синдромом Дауна, у модельных мышей для изучения этого заболевания. Статью о результатах работы исследователи опубликовали в журнале Nature.
Синдром Дауна, также называемый трисомией по 21-й хромосоме, — геномная патология, при которой генотип человека вместо нормальных 46 хромосом состоит из 47. Это не такая уж редкая аномалия: в среднем наблюдается один случай синдрома Дауна на 700 беременностей. Такая патология сопровождается тяжелой умственной отсталостью, однако 80% детей с этим заболеванием вполне обучаемы.
Команда исследователей из Калифорнийского университета в Сан-Франциско и Медицинского колледжа Бейлора установила, что некоторые интеллектуальные нарушения при синдроме Дауна могут быть связаны с изменением синтеза белка в гиппокампе — части лимбической системы мозга, критически важной для формирования памяти и обучения. Кроме того, ученым удалось исправить эти нарушения у мышей линии Ts65Dn — одной из самых популярных на сегодня моделей для изучения этой патологии.
«Подавляющее большинство специалистов сфокусировались на отдельных генах 21-й хромосомы, чтобы выяснить, какие из них причинно связаны с синдромом Дауна и его проявлениями, — говорит Питер Уолтер, один из соавторов исследования. — Наш подход был другим. Мы пытались раскрыть связь между синдромом Дауна и нарушениями протеостаза (баланс процессов синтеза и распада белков. — Прим. ред.)». Используя полисомное профилирование (методику, которая позволяет визуализировать синтез белка в клетке), ученые выяснили, что в гиппокампе мышей линии Ts65Dn синтезируется на 39% меньше белка. Это вызывает вопрос: почему дополнительные копии генов снижают синтез протеинов?
Оказалось, клетки гиппокампа модельных мышей способны активировать интегрированную стрессовую реакцию, когда что-то идет не так — например, количество хромосом не соответствует нормальному. Такая реакция среди прочего включает активацию механизмов подавления белковой экспрессии. «Синтез белка необходим для более высоких когнитивных функций, поэтому, когда уровень экспрессии снижается, возникает патология формирования памяти», — объясняет Питер Уолтер.
Интегрированная стрессовая реакция может активироваться одним из четырех ферментов, но лишь один из них, РНК-активируемая протеинкиназа (PKR), была задействована при инициации стрессовой реакции в клетках гиппокампа. Блокируя PKR, ученые добились не только подавления реакции и повышения синтеза белка, но и улучшения когнитивных функций у мышей.
Мыши линии Ts65Dn, которым удаляли ген PKR или давали препараты для подавления активности протеинкиназы, показали значительное улучшение синаптических функций. Фактически после того, как стрессовая реакция была блокирована, мозг грызунов передавал меньше ингибирующих сигналов, которые затрудняют процессы обучения и формирования новых долговременных воспоминаний.
Результаты исследования стали важным первым шагом к поиску методов лечения синдрома Дауна — состояния, которое раньше считалось полностью неизлечимым. «Никто не думал, что можно что-то сделать. Но мы, возможно, наткнулись на золотую жилу», — оптимистично говорит Уолтер.
В более ранних исследованиях ученые выяснили, как появляются гидроцефалы и как короткий сон влияет на обучение детей с синдромом Дауна.
Нашли опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl + Enter.
Источник