Краткое содержание книги синдром петрушки
Роман Дины Рубиной «Синдром Петрушки» завершает трилогию книг так называемой «двоящейся реальности». Сюда относятся «Почерк Леонардо» и «Белая голубка Кордовы». Все три романа читаются на одном дыхании, но сегодня речь пойдет о последнем из них, который создала замечательная писательница Рубина Дина. Книга «Синдром Петрушки» сама по себе вызывает противоречивые чувства, она неоднозначна по своей сути. Порой нельзя найти двух одинаковых мнений об этом удивительном творении настоящего мастера. История кукольника Петра Уксусова и его любимой девушки Лизы потрясает, завораживает, удивляет, вызывает море эмоций. Одной из самых ярких писателей настоящего времени является Дина Рубина.
«Синдром Петрушки». Краткое содержание. Начало
Первая встреча Петра и Лизы произошла еще в детстве. Восьмилетний мальчуган был просто очарован зрелищем, которое открылось его взору: в коляске сидела прекрасная маленькая девочка, похожая на произведение искусства. Он увидел в ней потрясающую прелестную куколку, которую ему тут же захотелось унести с собой. Так он и поступил: уже через несколько минут бежал со всех ног домой, прижимая к груди маленькое беззащитное существо. Он захотел сделать ее своей собственностью, чтобы никто никогда не смог отнять ее у него.
Петя и Лиза росли вместе. Дети дружно играли, но в этих играх руководил всегда мальчик. Он стал для девочки наставником, советчиком, отцом и матерью. Лиза с детства привыкла воспринимать его как неотъемлемую часть себя, и потому не могла представить своей жизни без него. Ее самостоятельность, индивидуальность были с самого начала отданы во власть этого странного юноши, который не осознавал своей силы и могущества. Какую замечательную историю создала Дина Рубина — «Синдром Петрушки»! Краткое содержание передает основные вехи драматического повествования.
Учеба у Казимира Матвеевича
Петя познакомился с настоящим кукольником в начальных классах школы. Тогда же ему впервые открылась вся красота и прелесть этой работы. Он узнал, что кукла по-настоящему оживает только в руках мастера, а до тех пор остается просто игрушкой, бесполезной вещью. Его завораживал этот необыкновенный мир, в который он был готов погрузиться полностью и без остатка.
Учеба у Казимира Матвеевича не была легкой, но это время маленький Петр запомнил как самое выдающееся в своей жизни. Он учился понимать настроение куклы, ее внутренний мир, характерные особенности. И позже старался все это воспроизводить на своих марионетках. Какую же драматическую книгу написала Дина Рубина — «Синдром Петрушки»! Краткое содержание показывает все этапы взросления настоящего художника.
Танец с Лизой
Самой главной своей куклой Петр считал возлюбленную. Лиза стала его смыслом жизни, и относиться к ней иначе он просто не мог. Его выступление с молодой прекрасной девушкой с огненно-рыжими волосами имело ошеломительный успех. Публика аплодировала и неоднократно просила повторения. Идея пришла к нему неожиданно: он вдруг явственно увидел в своем воображении, как изящество и хрупкость его маленькой супруги могли вписаться в представление. На сцене она отныне играла куклу, совершенно не догадываясь о том, что ею и являлась.
Создание Эллис
Когда Лиза начинает страдать психическими расстройствами, Петр отвозит ее в клинику. Однако ему нужно продолжать выступления, чтобы безбедно существовать и в дальнейшем вместе с женой. И тогда он решает сделать копию Лизы – куклу, которая перед публикой полностью заменит первую.
Создание Эллис стало переломным моментом в их с Лизой отношениях. Тонкую палитру чувств героев смогла передать в своем романе Дина Рубина «Синдром Петрушки». Краткое содержание показывает внутренний мир персонажей. Но лучше, конечно, прочитать приозведение в оригинале. Поистине большим мастером слова является писательница Дина Рубина.
«Синдром Петрушки»: отзывы
Читать эту книгу просто и сложно одновременно. Требуется определенная зрелость души, чтобы суметь пропускать через себя неоднозначные явления и достаточно безоценочно к ним относиться. Отзывы о книге различные: одни в восторге, другим она непонятна.
Таким образом, «Синдром Петрушки» Дины Рубиной – это больше, чем просто история любви. Произведение настолько многослойное и глубокое, что не сразу удается разгадать все его тайны. Книга захватывает с самого начала и не отпускает до конца.
Источник
Сюжет действа, судя по визгливым выкрикам кукол и ответному смеху в зале, был веселый и назидательный, но Петя видел, что куклы прикидываются и что сами они, их тайная жизнь гораздо значительнее того, что на ширме происходит.
Если что-то не вполне съедобное завернуть в красивую обертку, станет ли оно настоящей конфеткой?
Ладно, усложним задачу, чтобы ответ не казался очевидным. Что если этого несъедобного всего 10 граммов, оно залито сверху толстым слоем качественного швейцарского шоколада и посыпано вкусными орешками, тогда как?
С романом Рубиной у меня именно такая моральная проблема. В нём есть толстый вкусный слой, многое собой прикрывающий и чем-то, безусловно, ценный, но в самой глубине, подо всей аппетитной маскировкой, скрывается абсолютно несъедобный для меня жанр — классическая российская чернуха.
Противоположности, как известно, притягиваются, а если кто-то слишком круто заберет вправо, то рискует оказаться слева — провернётся.
Поэтому последующие вкусности будут в отзыве соседствовать с неаппетитностями. Свет и Тьма, битва Бобра с Козлом и всё такое.
Вкусное номер раз — мир кукол и кукловодов
Главный герой книги, Пётр Уксусов, он же Мартын, он же Петрушка, с детства занимается куклами. Он их мастерит, он их «водит» по сцене во время спектаклей и уличных выступлений, он ими живет. В 8 лет судьба сводит его с увлеченным кукольником, который за несколько лет обучает его основам ремесла. Подробные описания изготовления реквизита и работы с ним (в т.ч. за ширмой провинциального театра) прилагаются.
Похоже, Рубина немало времени потратила на сбор материала — текст изобилует массой интересных деталей, которые простому человеку просто неизвестны. Кукол я люблю, сама когда-то шила и понимаю, что действо это в чём-то действительно почти мистическое, поэтому читать было очень интересно.
Осторожно — неаппетитность! Большое количество узкоспециализированных подробностей наверняка кому-то может показаться скучным.
Кадр из сериала «Синдром Петрушки» (2015). В главной роли — Евгений Миронов
Вкусное номер два — волшебные описания природы и городских ландшафтов
Изобилующее флешбэками действие романа происходит попеременно в Иерусалиме и Праге, на Сахалине и во Львове. Для каждого города Рубина находит потрясающе живые, ароматные слова, рисующие превосходную картинку описываемого ею места. Читая её строки, хочется вскочить с дивана, снять с карточки последние деньги, наскоро покидать в чемодан самое необходимое и, не откладывая, рвануть Туда, бродить по тем самым улочкам, разглядывать те самые здания, искать на стенах те самые изображения и барельефы.
… заваленная снегом, волшебно освещенная гроздьями театральных фонарей Прага — это особый жанр: смесь балета со сновидением в сопровождении стойкого запаха жареных шпикачек.
Осторожно — неаппетитность! Когда автор примерно в том же стиле начинает описывать людей, их речь и события, получается нечто не вполне адекватное реальности (даже особой, кукольной, какую нам тут выстраивают на протяжении всех четырех сотен страниц текста). Более того, в такие моменты Рубина опасно приближается к стилю повествования Макса Фрая, а там уже, простите, не сочная речь, а полнейшее словоблудие.
Кадр из сериала «Синдром Петрушки». В роли Лизы — Чулпан Хаматова
Вкусное номер три — сложные, неоднозначные персонажи
Будущий кукольник Петя в 8 лет утащил из коляски годовалую девочку с огненными волосами, решив, что она будет его главной куклой. Многие годы они с Лизой растворялись друг в друге и мучили(сь) одновременно, неистовствовали и вынужденно разлучались, рожали и хоронили ребенка, любили и ненавидели. Не умели только одного — жить самодостаточно, вне рамок собственного кукольного мира.
Картина с каждой стороны дополняется несколькими красочными штрихами. У Пети — львовская бабушка, а у Лизы — покончившая с собой мать и невесть с чего пустившаяся в бега тётка. Драчливый инвалид-отец и похотливый мудак, женщины-терпилы и женщины, попытавшиеся взять судьбу в свои руки, семейные тайны и фамильные предания, легенды о Холокосте и еврейских проклятиях, бытовуха израильской психиатрички и российского полунищенского существования — вброшенных авторов в это густое варево ингредиентов хватило бы и на несколько романов.
Осторожно — неаппетитность! По мере чтения, с увеличением числа наворотов семейных трагедий, отлично начинавшаяся история всё больше скатывается в нарочитый, закрученный на потребу публике фарс. Да, «кукольность» (читай — театральность) всего показанного здесь неоднократно подчеркивается, но финал при таком замахе оставляет неприлично много вопросов. Гора родила мышь, а истерзанные души главных героев успокоились как-то уж слишком мелочно и неожиданно.
Кукла Корчмарь играет в сюжете не последнюю роль. Он тоже трикстер
Вкусное номер четыре — всеохватная идея трикстера
Не, не, он не плохой и не хороший. Не ест живы и не ест мартвы! Он такой персонаж… Мораль и честь — это не про него. Понимаешь, он — ТРИКСТЕР! Это такое вечное существо из подземного мира. Он плут, разрушитель… Все ему дозволено: и с неба, и из-под жеми. И ему много тысёнц лят.
Трикстеры тут повсюду — в них играют, ими играют, они играют. Все тут не просто люди-куклы, но и плуты-обманщики. Раздают обещания и тут же их нарушают, ищут себе послушных марионеток и сами с радостью ими же и становятся.
Осторожно — неаппетитность! От градуса экспрессии всей этой братии порой становится неуютно. Даже у самой фарсовой кукольной истории, кажется, должна быть идея и/ или мораль. Здесь финал рушит любые предположения относительно понимания произошедшего. Свести всё к сложным взаимоотношениям двоих псевдовлюбленных людей (настоящей любовью такое назвать, увы, невозможно), повторюсь, выглядит слишком просто. Сладкое и обоюдное схождение с ума? Нет уж, увольте!
Фото взято с сайта ruskino.ru
Вкусное номер пять — камео автора
Когда главный герой отправляется за консультацией к некому профессору Ратту, тот весело сообщает, что «на днях подарил одной писательнице эпиграф для ее нового романа о сумасшедшем кукольнике». Приведенные им слова совпадают с эпиграфом «Синдрома Петрушки».
Профессор гордится собственной находкой, «если, конечно, дама не испаскудит своим романом мой чудесный эпиграф».
Осторожно — неаппетитность! И снова возникает мысль о фарсе. Идея тщательно выстроенного в формате кукольного представления повествования разбивается от столь грубого столкновения с реальным миром. Да, это забавно. Но стоило ли втягивать себя внутрь текста, если это помешало восприятию? Не попахивает ли такое «искусство ради искусства» самолюбованием?
Мне и сейчас при каждой встрече хочется сразу всучить ему в руки какую-нибудь куклу, чтобы вместо отчужденной маски увидеть его настоящее лицо.
Приятного вам шелеста страниц!
Источник
Êíèãà äàâíî äî÷èòàíà, à âñå íå îòïóñêàåò
Ðîìàí äî êðàåâ íàïîëíåí ïñèõîëîãèåé, ñèëüíûìè ýìîöèÿìè è ïåðåæèâàíèÿìè, â íåì òîíåøü ñ ïåðâûõ ñòðàíèö
Íåò, âðó: ïðÿìî ñ ýïèãðàôà.
 îòëè÷èå îò äðóãèõ ðîìàíîâ, äåéñòâèå çäåñü èãðàåò äîñòàòî÷íî áîëüøóþ ðîëü, è çà ðàçâèòèåì ñþæåòà ñëåäèøü ñ âîëíåíèåì, îñîáåííî íà ïîñëåäíèõ ñòðàíèöàõ, êîãäà ñþæåò óæå íåñåòñÿ âñêà÷ü, à òû çà íèì íå ïîñïåâàåøü, è îïàçäûâàåøü ê ôèíàëüíîé ñöåíå âìåñòå ñ ãåðîåì, êîãäà óæå íè÷åãî ñäåëàòü íåëüçÿ
.
Íåîæèäàííî áëèçêè îêàçàëèñü ïàðàëëåëè êíèãè è ìîÿ ëþáîâü ê àâòîðñêèì êóêëàì, ìîè ñîáñòâåííûå æåíñêèå æèçíåííûå ïåðåæèâàíèÿ
 ýòîì ðîìàíå àâòîðîì ñäåëàíà çàÿâêà íà ãîòè÷åñêèé ðîìàí, è äàæå íà òðèëëåð, íî òîæå òàê, êàê óìååò ýòî òîëüêî Ðóáèíà.
×èòàþ ïî÷òè âñåãäà ïîçäíî íî÷üþ, è èíîãäà ïðîñòî èñïûòûâàëà æåëàíèå ñïðÿòàòüñÿ ïîä ïîäóøêó Ñòðàøíîå ïðîêëÿòèå êîð÷ìàðÿ âèñèò íàä âñåìè ïîòîìêàìè êóêîëüíèêà — ñîáëàçíèòåëÿ åãî äî÷åðè
Âîîáùå, â ðîìàíå êóêëû òàêèå æå æèâûå, äåéñòâóþùèå ïåðñîíàæè, êàê ëþäè. Êóêëà-Êîð÷ìàðü, äîæèäàþùàÿñÿ íàñ â ïîäâàëå, êóêëà-Ýëëèñ ñ ãëàçàìè öâåòà ìåäà, Ïåòðóøêà, Ôàþìî÷êà, Ñêåëåòèê è äàæå Ïèïà Àâñòðàëèéñêàÿ îíè âñå òÿíóò îäåÿëî ñþæåòà íà ñåáÿ.
Íûí÷å Ðóáèíà ùåäðî çíàêîìèò íàñ ñ ïîäðîáíîñòÿìè æèçíè ïîñëåâîåííîãî Ëüâîâà, äà òàê, ÷òî êàæåòñÿ, ñëûøåí çàïàõ êîôå èç ñòàðîé àðìÿíñêîé êàâÿðíû, è çàïàõ ëåòíèõ òîïîëåé
«
Íåò, âñå æå î êàâÿðíå íà Àðìÿíñêîé íàäî ïîäðîáíåå! Íàäî áû íàéòè îñîáåííûå ñëîâà, âåäü â ïðÿíî-îõðèñòîì âîçäóõå ýòîãî íåïðèãëÿäíîãî ïîìåùåíèÿ îñòàëñÿ âèòàòü ëîõìàòûé ïðèçðàê íàøåé þíîñòè, íàøå êîôåéíîå áðàòñòâî.
Íå çíàþ, êåì è êîãäà ðîæäåíà áûëà ëåãåíäà, ÷òî êîôå íà Àðìÿíñêîé ýòî ëó÷øèé êîôå â ìèðå. ×óæèì òàì âïîëíå ìîãëè ïîäàòü ïîðÿäî÷íîå ïîéëî. Ïðîñòî ÷óæèå-òî ïî÷òè è íå çàáðåäàëè íå ñëèøêîì î÷àðîâàòåëüíîå áûëî ìåñòî: ñåñòü ïðàêòè÷åñêè íåãäå, äåñåðòà íèêàêîãî
Äà è ñàìà ýòà óëî÷êà, ñî ñâîèì, çàìå÷àòåëüíûõ, êîíå÷íî, ïðîïîðöèé, íî òàêèì îáëóïëåííûì õðàìîì
Ïî÷åìó æå Àðìÿíñêàÿ ó íàñ êîòèðîâàëàñü âûøå âñåõ ïðî÷èõ ìåñò â ãîðîäå?
Çäåñü ìîæíî áûëî çàñòàòü òîãî, ÷åé àäðåñ è òåëåôîí äàâíî ïîòåðÿë, çäåñü îñòàâëÿëè äðóã äëÿ äðóãà ïåðåäà÷êè, äîêóìåíòû è çàïèñêè. «ß îñòàâëþ äëÿ òåáÿ íà Àðìÿíñêîé», ïðèâû÷íàÿ ôðàçà, îáðîíåííàÿ íà áåãó, âûêðèêíóòàÿ èç îêíà òðàìâàÿ, øåïîòîì ñêàçàííàÿ â «÷èòàëêå» èíñòèòóòà
»
Íå ìåíåå âûïóêëû è îáúåìíû îáîææåííûå ñîëíöåì ïåéçàæè îêðåñòíîñòåé Èåðóñàëèìà.
À ïîòîì ìû âìåñòå ñ àâòîðîì ïîïàäàåì â ðîæäåñòâåíñêóþ Ïðàãó è ìîæíî ëè ïðèäóìàòü äåêîðàöèè ëó÷øå äëÿ ñòðàøíîãî êóêîëüíîãî ñïåêòàêëÿ, êîòîðûé íàì ïîêàçûâàåò àâòîð, è êîòîðûé òàê ñòðàøíî çàêàí÷èâàåòñÿ?..
« È óãîäèë ïðÿìî â äåêîðàöèè ê «Ùåëêóí÷èêó».
Ìíîãî ðàç áûâàë â ýòîì ãîðîäå, íåïëîõî åãî çíàþ, ëþáëþ
Ëþáëþ îãðîìíûå ôîíàðè íà ïëîùàäè Ðåñïóáëèêè, ïðåïîÿñàííûå öâåòî÷íûìè êîðîìûñëàìè, ñ áàäüÿìè, ïîëíûìè ãåðàíè; ëþáëþ ðîññûïü ìàíñàðäíûõ îêîíåö, êîòîðûå, ñëîâíî ïî÷êè âåñíîé, âñïàðûâàþò êîðó ÷åðåïè÷íûõ êðûø; ëþáëþ ìåëêîå òðÿñêîå öîêàíüå êîïûò ïî áðóñ÷àòêå è çàïðÿæåííûõ â ïðîëåòêè íàðÿäíûõ ëîøàäåé: ãîëóáàÿ óïðÿæü, ãîëóáûå øîðû, ãîëóáûå êîëïà÷êè íà ñòîðîæêèõ óøàõ
Íî çàâàëåííàÿ ñíåãîì, âîëøåáíî îñâåùåííàÿ ãðîçäüÿìè òåàòðàëüíûõ ôîíàðåé Ïðàãà ýòî îñîáûé æàíð: ñìåñü áàëåòà ñî ñíîâèäåíèåì â ñîïðîâîæäåíèè ñòîéêîãî çàïàõà æàðåíûõ øïèêà÷åê.
Íàä Ñòàðîìåñòñêîé ïëîùàäüþ ñòîëáîì ñòîÿëî ÿðìàðî÷íîå âåñåëüå «Âàíî÷íûõ òðõîâ», ìåñòíûõ ðîæäåñòâåíñêèõ áàçàðîâ ñàìîå íàðîäíîå, ñàìîå áåñòîëêîâîå è ñàìîå àïïåòèòíîå èç âñåõ âèäîâ âåñåëüÿ.
 öåíòðå áûë óñòàíîâëåí îãðîìíûé, óêðàøåííûé ãèðëÿíäàìè èç åëîâûõ âåòâåé äåðåâÿííûé ïîìîñò ñ ýêðàíîì, è â ñíåæíóþ çàìÿòü íåáà óíîñèëàñü èñêðèñòàÿ åëü, âîêðóã êîòîðîé òåñíûì õîðîâîäîì ñòîÿëè «ñòàíêè» ðîæäåñòâåíñêèå èçáóøêè ñî âñÿêîé âêóñíîòèùåé. Âñå ïðîäàâàëîñü, âñå ãîòîâèëîñü, òî÷èëîñü, êîâàëîñü, êðóòèëîñü, æàðèëîñü òóò æå, íà ãëàçàõ ó ïîêóïàòåëåé.  òåðåìêå, ãäå âûïåêàëèñü ïûøóùèå òðäåëíèêè êðóãëûå áðàñëåòû èç òåñòà, ïîñûïàííûå êîðèöåé è ñàõàðîì, ëåòàëè áåëûå ðóêè ðàçãîðÿ÷åííîé, òàêîé æå ïûùóùåé îò æàðà ïå÷è ðàáîòíèöû, ëàäíî êàòàþùåé ïðÿìûìè ëàäîíÿìè áåñêîíå÷íûå çìåéêè èç òåñòà.
È áëàãîóõàíèå æàðåíûõ øïèêà÷åê òÿíóëîñü çà òîáîé äëèííûì øëåéôîì, çàïóòûâàÿñü â âîëîñàõ, ùåêî÷à óñû, ïðîíèêàÿ çà ïàçóõó è îñåäàÿ â êàðìàíàõ òàê ÷òî ïîòîì, äîìà, èì ìîæíî áûëî ïîóæèíàòü
»
 öåíòðå ñþæåòà âçàèìîîòíîøåíèÿ êóêîëüíèêà è åãî ëþáèìîé æåíùèíû. Ìîæíî, êîíå÷íî, ðàññìàòðèâàòü ýòó êíèãó êàê èñòîðèþ ëþáâè ìàëü÷èêà Ïåòè è äåâî÷êè Ëèçû, íî âåäü âñå íå òàê ïðîñòî. Õîòÿ, êîíå÷íî, ëþáîâü åñòü ÿðêàÿ, òðàãè÷åñêàÿ, îìðà÷åííàÿ áåçóìèåì ëþáèìîé æåíùèíû
Êóêîëüíèê ïðèâûê âîäèòü ñâîèõ êóêîë çà ðóêó, èíîãäà ìíå êàæåòñÿ, ÷òî îí è ñ Ëèçîé õîòåë áû òàê ïîñòóïèòü. Ìíå ïîêàçàëîñü, ÷òî ýòî ðîìàí î òîì, ÷òî â îòíîøåíèÿõ ñ ëþäüìè ìû èíîãäà âûñòóïàåì êàê âåäóùèå, èíîãäà êàê âåäîìûå òî åñòü, ïî ñóòè, ïðèìåðÿåì ðîëü êóêëû èëè êóêëîâîäà íà ñåáÿ. Êóêëîâîä — ýòî ñòðàøíàÿ îòâåòñòâåííîñòü. Ëþáÿ ÷åëîâåêà ïî-íàñòîÿùåìó, íèêîãäà íå çíàåøü, íå ïåðåñòóïèë ëè òû ãðàíü, è íå ïîäìåíèë åãî âîëþ ñâîåé.
Ëèçà ñìîãëà âûáðàòüñÿ èç ïàóòèíû áåçóìèÿ òîëüêî öåíîé æèçíè Ýëëèñ.
Ïîäðóãà, íà÷èíàÿ ÷èòàòü «Ñèíäðîì Ïåòðóøêè», ìåíÿ ñïðîñèëà ñ òðåâîãîé, õîðîøî ëè çàêàí÷èâàåòñÿ êíèãà. ß ÷åñòíî îòâåòèëà: óæàñíî. Íî õîðîøî!..
Источник
Дина Рубина совершила невозможное – соединила три разных жанра: увлекательный и одновременно почти готический роман о куклах и кукольниках, стягивающий воедино полюса истории и искусства; семейный детектив и психологическую драму, прослеженную от ярких детских и юношеских воспоминаний до зрелых седых волос.Страсти и здесь «рвут» героев. Человек и кукла, кукольник и взбунтовавшаяся кукла, человек как кукла – в руках судьбы, в руках Творца, в подчинении семейной наследственности, – эта глубокая и многомерная метафора повернута автором самыми разными гранями, не снисходя до прямолинейных аналогий.Мастерство же литературной «живописи» Рубиной, пейзажной и портретной, как всегда, на высоте: словно ешь ломтями душистый вкусный воздух и задыхаешься от наслаждения.
Дина Рубина
Синдром Петрушки
«Однажды, силою своей превращая воздух в воду, а воду в кровь и уплотняя в плоть, создал я человеческое существо – мальчика, тем самым сотворив нечто более возвышенное, чем изделие Создателя. Ибо тот создал человека из земли, а я – из воздуха, что много труднее…»
Тут мы поняли, что он (Симон Волхв) говорил о мальчике, которого убил, а душу его взял к себе на службу.
Псевдоклементины (II век н. э.)
Часть первая
Глава первая
«…И будь ты проклят со всем своим балаганом! Надеюсь, никогда больше тебя не увижу. Довольно, я полжизни провела за ширмой кукольника. И если когда-нибудь, пусть даже случайно, ты возникнешь передо мной…»
Возникну, возникну… Часиков через пять как раз и возникну, моя радость.
Он аккуратно сложил листок, на котором слово «кукольник» преломлялось и уже махрилось на сгибе, сунул его во внутренний карман куртки и удовлетворенно улыбнулся: все хорошо. Все, можно сказать, превосходно, она выздоравливает…
Взглядом он обвел отсек Пражского аэропорта, где в ожидании посадки едва шевелили плавниками ночные пассажиры, зато горячо вздыхал кофейный змей-горыныч за стойкой бара, с шипением изрыгая в чашки молочную пену, и вновь принялся рассматривать двоих: бабушку и внучку-егозу лет пяти.
Несмотря на предрассветное время, девочка была полна отчаянной энергии, чего не скажешь о замордованной ею бабке. Она скакала то на правой, то на левой ноге, взлетала на кресло коленками, опять соскальзывала на пол и, обежав большой круг, устремлялась к старухе с очередным воплем: «Ба! А чем самолет какает, бензином?!»
Та измученно вскрикивала:
– Номи! Номи! Иди же, посиди спокойно рядом, хотя б минутку, о-с-с-с-поди!
Наконец старуха сомлела. Глаза ее затуманились, голова медленно отвалилась на спинку кресла, подбородок безвольно и мягко опустился, рот поехал в зевке да так и застопорился. Едва слышно, потом все громче в нем запузырился клекот.
Девочка остановилась против бабки. Минуты две неподвижно хищно следила за развитием увертюры: по мере того как голова старухи запрокидывалась все дальше, рот открывался все шире, в контрапункте храпа заплескались подголоски, трели, форшлаги, и вскоре торжествующий этот хорал, даже в ровном гуле аэропорта, обрел поистине полифоническую мощь.
Пружиня и пришаркивая, девочка подкралась ближе, ближе… взобралась на соседнее сиденье и, навалившись животом на ручку кресла, медленно приблизила лицо к источнику храпа. Ее остренькая безжалостная мордашка излучала исследовательский интерес. Заглянув бабке прямо в открытый рот, она застыла в благоговейно-отчужденном ужасе: так дикарь заглядывает в жерло рокочущего вулкана…
– Но-ми-и-и! Не безззобразззь… Броссссь ш-ш-ша-лить-сссссь… Дай бабуш-шшш-ке сссс-покойно похрапеть-ссссь…
Девочка отпрянула. Голос – шипящий свист – раздавался не из бабкиного рта, а откуда-то… Она в панике оглянулась. За ее спиной сидел странный дяденька, похожий на индейца: впалые щеки, орлиный нос, вытянутый подбородок, косичка на воротнике куртки. Самыми странными были глаза: цвета густого тумана. Плотно сжав тонкие губы, он с отсутствующим видом изучал табло над стойкой, машинально постукивая пальцами левой руки по ручке кресла. А там, где должна была быть его правая рука… – ужас!!! – шевелилась, извивалась и поднималась на хвосте змея!
И она шипела человечьим голосом!!!
Змея медленно вырастала из правого, засученного по локоть рукава его куртки, покачивая плоской головой, мигая глазом и выбрасывая жало…
«Он сделал ее из руки!» – поняла девочка, взвизгнула, подпрыгнула и окаменела, не сводя глаз с этой резиново-гибкой, бескостной руки… В окошке, свернутом из указательного и большого пальцев, трепетал мизинец, становясь то моргающим глазом, то мелькающим жалом. А главное, змея говорила сама, сама – дядька молчал, чесслово, молчал! – и рот у него был сжат, как у сурового индейца из американских фильмов.
– Ищо! – хрипло приказала девочка, не сводя глаз со змеи.
Тогда змея опала, стряхнулась с руки, раскрылась большая ладонь с длинными пальцами, мгновенно и неуловимо сложившись в кролика.
– Номи, задира! – пропищал кролик, шевеля ушами и прыгая по острому колену перекинутой дядькиной ноги. – Ты не одна умеешь так скакать!
На этот раз девочка впилась глазами в сжатый рот индейца. Плевать на кролика, но откуда голос идет? Разве так бывает?!
– Ищо! – умоляюще вскрикнула она.
Дядька сбросил кролика под сиденье кресла, раскатал рукав куртки и проговорил нормальным глуховатым голосом:
– Хорош… будь с тебя. Вон уже рейс объявили, растолкай бабку.
И пока пассажиры протискивались мимо бело-синих приталенных стюардесс, запихивали сумки в багажные ящики и пристегивали ремни в своих креслах, девочка все тянула шею, пытаясь глазами отыскать чуднóго индейца с косичкой и такой восхитительной волшебной рукой, умеющей говорить на разные голоса…
А он уселся у окна, завернулся в тонкий плед и мгновенно уснул, еще до того, как самолет разогнался и взмыл, – он всегда засыпал в полете. Эпизод со змеей и кроликом был всего лишь возможностью проверить на свежем зрителе некую идею.
Он никогда не заискивал перед детьми и вообще мало обращал на них внимания. В своей жизни он любил только одного ребенка – ту, уже взрослую девочку, что выздоравливала сейчас в иерусалимской клинике. Именно в состоянии начальной ремиссии она имела обыкновение строчить ему гневные окончательные письма.
* * *
Привычно минуя гулкую толкотню зала прибытия, он выбрался наружу, в царство шершавого белого камня, все обнявшего – все, кроме разве что неба, вокруг обставшего: стены, ступени, тротуары, бордюры вкруг волосато-лакированных стволов могучих пальм – в шумливую теплынь приморской полосы.
Всегда неожиданным – особенно после сирых европейских небес – был именно этот горячий свет, эти синие ломти слепящего неба меж бетонными перекрытиями огромного нового терминала.
Водитель первой из вереницы маршруток на Иерусалим что-то крикнул ему, кивнув туда, где, оттопырив фалды задних дверец, стоял белый мини-автобус в ожидании багажа пассажиров. Но он лишь молча поднял ладонь: не сейчас, друг.
Выйдя на открытое пространство, откуда просматривались хвосты самолетов, гривки взъерошенных пальм и дельфиньи взмывы автострад, он достал из кармана куртки мобильный телефон, футляр с очками и клочок важнейшей бумаги. Нацепив на орлиный нос круглую металлическую оправу, что сразу придало его облику нарочитое сходство с каким-то кукольным персонажем, он ребром ногтя натыкал на клавиатуре номер с бумажки и замер с припаянным к уху мобильником, хищно вытянув подбородок, устремив бледно-серые, неизвестно кого и о чем умоляющие глаза в неразличимую отсюда инстанцию…
…где возникли и томительно поплыли гудки…
Теперь надо внимательно читать записанные русскими буквами смешные слова, не споткнуться бы. Ага: вот кудрявый женский голосок, служебное сочетание безразличия с предупредительностью.
– Бокер тов! – старательно прочитал он по бумажке, щурясь. – Левакеш доктор Горелик, бвакаша[1]…
Голос приветливо обронил картавое словцо и отпал. Ну и язык: бок в каше, рыгал Кеша, ква-ква…
Что ж он там телепается-то, господи!.. Наконец трубку взяли.
– Борька, я тут… – глухо проговорил он: мобильник у виска, локоть отставлен – банкрот в ожидании последней вести, после которой спускают курок. И – горло захлестнуло, закашлялся…
Тот молчал, выжидая. Ну да, недоволен доктор Горелик, недоволен. И предупреждал… А иди ты к черту!
– Рановато, – буркнул знакомый до печенок голос.
– Не могу больше, – отозвался он. – Нет сил.
Оба умолкли. Доктор вздохнул и повторил, словно бы размышляя:
– Ранова-а-то… – и спохватился: – Ладно. Чего уж сейчас-то… Поезжай ко мне, ключ – где обычно. Пошуруй насчет жратвы, а я вернусь ближе к вечеру, и мы все обмозгу…
– Нет! – раздраженно перебил тот. – Я сейчас же еду за ней!
Сердце спотыкалось каждые два-три шага, словно бы нащупывая, куда ступить, и тяжело, с оттяжкой било в оба виска.
– Подготовь ее к выписке, пожалуйста.
…Маршрутка на крутом повороте слегка накренилась, на две-три секунды пугающе замешкалась над кипарисовыми пиками лесистого ущелья и стала взбираться все выше, в Иерусалимские горы. День сегодня выходил мглисто-солнечным, голубым, акварельным. На дальних холмах разлилось кисельное опаловое озеро, в беспокойном движении которого то обнажался каскад черепичных крыш, то, бликуя окнами, выныривала кукольно-белая группка домов на хвойном темени горы, то разверзалась меж двух туманных склонов извилисто-синяя рана глубокой долины, торопливо затягиваясь таким же длинным жемчужным облаком…
Источник