Кевин сайтс синдром войны купить

300 руб.

Кевин Сайтс. Синдром войны. О чем говорят солдаты. Отличное состояние. Отправка

Похожие объявления

• 50 руб.

  Джон Кейт «Синдром»

• 300 руб.

  Сэм Кин Синдром Паганини

• 150 руб.

  Микки Спиллейн — Крах Синдиката

• 150 руб.

  Перумов Лукьяненко — Не время для драконов

• 220 руб.

  Роберт С.Элиот — Мы побеждаем стресс

• 150 руб.

  Александр Новиков — Палач. Война с судьбой

• 240 руб.

  Палач Коул Дэниел

• 1 550 руб.

  Хелен Кеннерли- Поведенческая терапия

• 138 руб.

  Вандрий — Все герои у психолога. Комикс

• 450 руб.

  Тайна смерти Наполеона. Бен Вейдер

• 150 руб.

  Алексис Парнис — Мафиози

• 50 руб.

  Фантастика, Броснан, Бова, Коул

• 200 руб.

  Тимоти Снайдер «О тирании»

• 226 руб.

  Оптимисстер — Не герой. Комикс с автографом автора

• 2 000 руб.

  Гамильтон Эдмонд Бреккет Ли Первые звездные войны

• 190 руб.

  Комикс «Доктор Стрэндж. Клятва»

• 200 руб.

  Книга Линдси Фэй «Злые боги Нью-Йорка» (детектив)

• 250 руб.

  Психогенеалогия. Анн Анселин Шутценбергер

• 17 000 руб.

  Роберт Грин. 33 стратегии войны

• 300 руб.

  Комикс Marvel » Доктор Стрэндж Клятва »

Кевин Сайтс

Синдром войны. О чем не говорят солдаты

Переводчик Анна Шураева

Редактор Роза Пискотина

Руководитель проекта И. Серёгина

Корректоры М. Белякова, М. Миловидова

Компьютерная верстка А. Фоминов

Дизайнер обложки О. Сидоренко

Фото на обложке AP Images

© Kevin Sites, 2013

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2013

Издано по лицензии HarperCollins Publishers

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

* * *

Посвящается моей жене Аните и остальным членам нашей пятерки: Тине, Ками и Вей. Спасибо, что подарили мне возможность почувствовать себя нужным.

От автора

Звания, наименования подразделений и операций, упомянутые в книге, соответствовали действительности на момент описываемых событий. Некоторые из моих героев дослужились до более высоких званий и принимали участие в других боевых действиях. Об этом будет упомянуто в конце каждой главы.

Письма, сообщения в социальных сетях и СМС-сообщения приводятся без каких-либо изменений, если не указано иное.

Предисловие

Убийца во мне

Я ЖУРНАЛИСТ, а не солдат, но однажды убил человека на войне. И вот как это произошло: я смотрел в глаза моей жертвы, умолявшей о пощаде. Он лежал передо мной в разорванной рубашке и белом белье, в собственной запекшейся крови. Я пожал плечами, повернулся и ушел. Мое безразличие стало такой же причиной его смерти, как патроны 5,56×45 мм НАТО[1], изрешетившие его спину, когда он пытался спастись, уползти в те самые несколько минут или, может быть, часов после того, как я ушел, оставив его в мечети на юге Эль-Фаллуджи. Я убил его, не имея в руках оружия и не видя его смерти. Что убил его, я узнал лишь три года спустя. Только тогда, читая заметно отредактированный отчет Службы криминальных расследований ВМС об этом инциденте, я узнал, что сделал. В тот момент система моих убеждений развалилась, как шаткая пирамида из поставленных друг на друга картонных коробок, и передо мной, наконец, открылось другое лицо войны. До тех пор я был удачлив в погоне за своим наркотиком – войной и практически не испытывал негативных последствий своей зависимости. Но больше так продолжаться не могло.

Как многие журналисты, в молодости я любил заигрывать с опасностью. В 1986 году, в возрасте 23 лет, будучи восторженным и неопытным внештатным репортером и фотографом одной альтернативной газеты, я отправился в Никарагуа освещать необъявленную войну США против левого правительства сандинистов. У меня было 150 долларов в кармане, десять катушек пленки в пластиковом пакете и обрывки испанского в голове. Я мечтал поскорее превратиться в бывалого иностранного корреспондента, надеялся оказаться в перестрелках, может быть, получить легкое ранение, но, конечно, совершенно ничего не понимал. Все мое обучение тому, как следует вести себя в зоне боевых действий, сводилось к троекратному просмотру «Сальвадора» Оливера Стоуна. Оказавшись в Никарагуа, я тут же направился в бар La Сita при отеле Intercontinental в Манагуа и потратил все свои наличные на местное пиво Victoria, чтобы угостить моих новых друзей из постояльцев отеля. Рассчитывал, что, если мы выпьем достаточно много, я смогу уговорить их пустить меня переночевать на полу в их номере. Освоившись в городе, я арендовал (к счастью, кредитка у меня осталась) старую потрепанную Toyota Sentra и отправился к северу от Манагуа, на линию фронта. Со мной поехал Хэл, профессор Канадской военной академии, который любезно согласился быть моим переводчиком, сообразив, вероятно, что одному мне вряд ли удастся выжить.

Помню, как в канун Рождества мы тряслись по разбитым горным дорогам, когда двое солдат из армии сандинистов, бредущие по обочине, попросили подвезти их. С полей их зеленых форменных шляп, похожих на ковбойские, капала вода. Они влезли на заставленное вещами заднее сидение, и я стал разглядывать магазины их автоматов Калашникова, изогнутые и напоминавшие бананы. От солдат пахло дымом костра, у которого они пытались согреться в этот холодный и дождливый вечер. «С Рождеством!», – поприветствовали мы друг друга, я переключился на первую скорость, и мы отправились вперед, в туманную мглу. В тот момент мне показалось, что я вышел за пределы той реальности, в которой все еще жил с самого детства в провинциальном городке штата Огайо. Я почувствовал себя частью другого пространства – здесь царили возбуждение и опасность и все зависело от мужчин с автоматами в руках. В тот раз мне не удалось стать свидетелем боевых действий, очевидны были только их последствия: жители деревень хоронили погибших после боя. Но именно тогда я впервые испытал чувство, которое позже превратит для меня войну в своего рода героин. Я хотел почувствовать себя навсегда свободным от банальностей нормальной жизни. Это состояние прекрасно воспроизводит Кэтрин Бигелоу в фильме «Повелитель бури» (Hurt Locker): сапера, первого сержанта Уильяма Джеймса больше беспокоит вид заставленных бакалейных полок в магазине, чем заложенная у дороги мина, собранная из артиллерийских снарядов калибра 155 мм в Ираке.

Следующую свою военную «дозу» я получил десять лет спустя, работая продюсером на NBC News. В этот раз высшей точки я достиг легко и буквально – когда сидел, свесив ноги в открытую дверь, на борту вертолета Seahawk, замершего над эсминцем ВМС США в Персидском заливе (по окончании войны США и союзники создали свободную от полетов зону в Ираке). Я думал: «Кому же это так чертовски везет, что его возят от линкоров к авианосцам и обратно, да еще и платят за это?»

Еще несколько лет спустя я наблюдал в столице Сербии Белграде за началом войны в Косово, снимая на видео запуск с палубы крейсера ВМС США Philippine Sea управляемых ракет Tomahawk стоимостью в миллион долларов. Все убийства, «очевидцем» которых я стал до и во время событий в Косово, на самом деле происходили далеко от меня. Я смотрел, как запускают ракеты, но никогда не видел непосредственного результата их действия. Все изменилось во время военных действий в Афганистане и Ираке.

Убийство переворачивает все с ног на голову. Стать свидетелем убийства людей, особенно знакомых, – такое нельзя стереть из памяти. А совершить убийство или быть в нем замешанным – значит обречь себя на пожизненные попытки разобраться в себе, задаваясь одним и тем же вопросом: «Я на стороне добра или зла?» и медленно сходя с ума от двусмысленного ответа на этот коварный вопрос: «Конечно, да».

Когда кто-то убивает на войне, происходит смена психологических установок. Человеку необходимо найти в своих действиях смысл. Поскольку убийство абсолютно противоречит нашей человеческой сущности, нужно обязательно найти оправдание, иначе наш мозг выберет заданную по умолчанию программу – осуждение убийцы[2].

ГЛАВА 1 УБИЙСТВО ВБЛИЗИ

Я никогда не расскажу ей, что мне приходилось здесь делать. Никому не расскажу.

ПРЕДСТАВЬТЕ, ЧТО ВЫ МОРСКОЙ ПЕХОТИНЕЦ и вам приказано зачистить здание в ходе одного из самых кровавых боев очень жестокой и грязной войны. Вы понятия не имеете, что вас ждет внутри: бомбы, мины-ловушки, козы, женщины, дети… или до зубов вооруженные бойцы вражеской армии. Вам надо за долю секунды решить, нажимать на спусковой крючок или нет. Благодаря использованию современных технологий: беспилотных летательных аппаратов, управляемых крылатых ракет, даже высокоточного стрелкового оружия, — такого рода операции проводятся достаточно редко. Но сегодня как раз такой исключительный случай. Я смотрю на капрала Уильяма Уолда. Он стоит у стены, окружающей мечеть в Эль-Фаллудже. Видно, что адреналин у него зашкаливает и он едва понимает, что происходит. Так бывает, когда лицом к лицу сталкиваешься с врагом. И надо убивать, пока не убили тебя.

Всего минут сорок назад его подразделение захватило мечеть, в которой был опорный пункт повстанцев. В какой-то момент войны руководство Вооруженными силами США приняло решение не атаковать мечети, даже если в них укрывались боевики. Отход от этого принципа и обстрел мусульманской святыни, несомненно, лишь увеличивали число повстанцев. К тому же эта неофициальная политика привела к «парадоксу военной стратегии». Так, военный стратег и историк Эдвард Люттвак называет следующий феномен: какой бы верной ни была ваша стратегия на поле боя, противник в любом случае очень быстро адаптируется и обратит ее против вас. Американцы перестали разрушать мечети — и повстанцы все чаще использовали их как опорные пункты; снайперы даже стреляли с минаретов. Это заставило американских генералов пересмотреть свою стратегию перед масштабной операцией по освобождению Эль-Фаллуджи под названием «Ярость призрака» (Phantom Fury) (1). Больше никаких запретов: если враг оккупировал мечеть, ее придется разрушить.

Мечеть, за которую пришлось сражаться Уилли Уолду, — пример этой новой политики. Когда укрывшиеся в ней повстанцы обстреляли американских морских пехотинцев, в ответ те стали наносить удары из орудий 120 мм танка M1A1 Abrams, пробившие в нескольких местах стены мечети. Затем отделение морской пехоты во главе с младшим капралом Патриком О’Брайеном вошло в мечеть. Там они обнаружили одного погибшего и пятерых раненых, видимо в результате танкового обстрела, повстанцев (об этом упоминалось во введении).

Раненые иракцы сразу же сдались. Обескураженные, в крови, они сидели возле стены в главной комнате мечети. Но была еще вторая комната. О’Брайен приказал Уолду и его группе огневой поддержки из трех человек действовать в стиле SWAT1 (2) и убедиться, что там никого нет.

Уолд исполняет приказ. Они врываются в комнату. Один направляет винтовку влево, другой вправо, Уолт занимает позицию прямо по центру — как полузащитник футбольной команды, которым он был в школе. В комнате никого нет, но они обнаруживают еще одну дверь.

Первый пехотинец выбивает ее. От неожиданности у него буквально лезут на лоб глаза. Прямо перед ним девять во оруженных повстанцев. Возраст от двадцати до тридцати с небольшим лет; все с бородами; одеты либо в рубашки и брюки, либо в традиционные афганские костюмы, которые американские военные презрительно называют «мужскими платьями». У них в руках автоматы Калашникова и гранатометы, но в первую секунду никто не стреляет. На какое-то мгновение все замерли. У всех только одна мысль: «Черт!» Затем — волна страха, насилие неизбежно. Уолд кричит пехотинцу: «Огонь!», и тот палит в человека напротив. Уолд врывается в комнату и тоже начинает стрелять. Третий пехотинец прикрывает его слева, выпускает очередь за очередью по людям, стоящим почти вплотную к нему. Все повстанцы убиты. Уолд и его команда выпустили больше тридцати патронов. Они переводят дыхание. Пехотинцы понимают, что им самим чудом удалось избежать смерти. Они отбрасывают в сторону оружие повстанцев и проверяют, все ли мертвы, тыкая винтовками или пиная их в пах и другие чувствительные места. Если кто-то еще жив, он не сможет не выдать себя. Пехотинцы поднимают оружие иракцев и складывают его у входа в мечеть.

Затем я наблюдаю, как солдаты неохотно переносят тела в первую комнату, где лежат раненые повстанцы. Я замечаю, что стреляли они очень метко: по голове и торсу, как их учили. Из головы одного убитого вываливается кусочек мозга, и пехотинец какой-то палкой подбрасывает его ближе к владельцу. Некоторые из солдат поздравляют друг друга с победой: хлопают по плечам, обнимаются. Но безжизненные тела мешают ликованию. Одно дело — убивать врагов в бою. И совсем другое — переносить потом их изрешеченные пулями трупы, тащить их за руки, за ноги или пояса. Складывать в кучу тела с неподвижными, распахнутыми глазами, полураскрытыми мертвыми ртами. Запах нестираной одежды смешивается с запахом пороха, все еще ощутимым в воздухе. Пока остальные убирают трупы в черные пластиковые мешки, Уолд бесцельно бродит вокруг, рассматривает дыры в стенах. Он не знает, каких проявлений чувств от него ждут.

 Уолд едва заметно качает головой, когда командир бригады подполковник Уильям Бул фотографирует его: победитель после боя. Пехотинцы продолжают свою неприятную работу, в каждый мешок по два трупа. Раненые иракцы пытаются не смотреть, они боятся разделить участь убитых. В этот день им везет: американские санитары дают им воды и оказывают медицинскую помощь. Я рассматриваю раненых. Одному, с красным платком на голове, лет под шестьдесят; другой — коренастый мужчина в сером традиционном костюме, ему я бы дал лет тридцать пять; еще один — молодой усатый парень, одетый только в белье и рубашку, на вид около тридцати лет, ранен в ногу (это Талеб Салем Нидал, о котором я рассказывал во введении). И последний: лет тридцати с небольшим, с многочисленными ранами на руках, ногах и теле. Он одет в сильно поношенную полицейскую форму, темные брюки и голубую рубашку. Несмотря на раны и грязную оборванную одежду, он красив: волевое мужественное лицо, аккуратно подстриженные усы, твердый подбородок. Из всех раненых он кажется мне самым стойким, его вид не выдает ни страха, ни боли (3).

 Во дворе я встречаю Уолда, и первое, что он говорит, глядя в камеру: «Комната была такая маленькая! Такая чертовски маленькая! — он качает головой. — 35 выстрелов! Черт, как я испугался! Верите, чуть в штаны не наложил!» — громко вздыхает.

«Расскажите, что вы там видели», — прошу я его. Он опять качает головой, сам никак не может поверить в то, что ему пришлось пережить.

«Мне было приказано проверить комнату. Мой первый боец вошел… увидел парня с калашом, и я своему крикнул, чтобы стрелял. Потом я застрелил шестерых слева, а мой другой боец — двух остальных».

 У меня к Уолду миллион вопросов. Мне интересно, где кто стоял, какое у них было выражение на лицах, каково было нажимать на спусковой крючок, когда они были так близко. И что потом — как изменились их лица, их позы? Они просто упали на пол или, как в кино, их отбросило назад, как будто кто-то потянул за невидимую веревку? Столько вопросов, но почему-то ни одного не могу сформулировать. «Расскажите, что вы видели», — автоматически произношу я. Не знаю, что это за чувство, наверное, какое-то болезненное любопытство.