Ипохондрический синдром у кого было

Меня зовут Анна, мне двадцать девять лет, у меня есть муж и шотландский вислоухий кот. Последние лет семь я работаю в сфере маркетинга, но отучилась ещё на графического дизайнера и теперь совмещаю обе профессии. Первые признаки расстройства появились, когда мне было лет десять-двенадцать. Помню, в школе рассказывали о болезнях, и вдруг я стала прислушиваться к своему телу, после чего началась паническая атака: сильный страх, учащённый пульс и дыхание, чувство нереальности происходящего. Я не понимала, что со мной, было очень страшно. Дома рассказала родителям о случившемся, они удивились и попытались меня успокоить. Я не спала пару ночей, но потом благополучно обо всём забыла. Не думаю, что тогда родители знали, что такая особенность психики вообще существует.

До окончания школы ипохондрия проявлялась в лёгком виде — тогда ещё это было выносимо, я думала, что я «просто такой человек», старалась гнать плохие мысли, пыталась отвлечься. К слову, проблем со сверстниками у меня не было. Мне нравилось общаться с людьми, шутить, гулять, ходить на занятия и радоваться жизни. Но приступы случались чаще, и контролировать их было всё сложнее. У меня начали появляться проблемы с восприятием себя, с коммуникацией и с окружающим миром в целом. Постепенно я стала превращаться в забитого невротика, вздрагивающего от малейшего шума, покрывавшегося пятнами при разговоре, боявшегося любого покалывания в теле — которое обязательно произойдёт, если ты постоянно прислушиваться к себе — и трясущейся при мысли о посещении больницы.

Тогда я не знала о существовании ипохондрии: мне говорили, что просто я нервный, неуравновешенный подросток. При этом я могла посещать занятия, делать уроки, встречаться с друзьями, парнями, улыбаться и веселиться — в общем, вести себя как нормальный человек. В те моменты я и была обычным человеком. Но была и другая часть меня — она появлялась, когда я оставалась наедине со своими мыслями. Самым страшным было наступление ночи — вот тогда-то все страхи, которые я так тщательно пыталась вытеснить из сознания, вылезали и заполняли меня целиком. Я плохо спала несколько лет, докатившись до того, что не могла погрузиться в сон без включённого на ноутбуке сериала. Иногда он мог идти всю ночь — мне так было спокойнее.

Я поступила в институт. Мне нравилась специальность и окружающие люди. Но состояние ухудшалось, я по-прежнему не понимала, что происходит, мне стало ещё сложнее общаться, отвечать у доски, а позже просто вставать с кровати и куда-то идти — я стремительно теряла вкус к жизни. Несколько раз я пыталась рассказать о своих страхах, но ни к чему хорошему это не привело: одним всё казалось глупостью из серии «у тебя просто слишком много свободного времени», другие советовали поскорее выйти замуж и родить. Лишь несколько людей поддерживали меня несмотря ни на что, за что я очень благодарна.

Учитывая непрекращающийся стресс и плохой сон, я погрузилась в депрессию. Симптомы болезней стали усиливаться. Никакие валерьянки, пустырники, настойки пиона и прочая чепуха, которую советовали врачи в местной поликлинике, мне не помогали. Впервые предположение, что проблема лежит в области психологии, высказала женщина-хирург из поликлиники при университете. Это был второй или третий курс, я прибежала к ней с распирающей болью в груди, которая преследовала меня на протяжении месяца. Поставив себе очередной смертельный диагноз, я пошла сдаваться. Увидев моё состояние — я покрылась красными пятнами от волнения, — она стала расспрашивать не о физических симптомах, а о моём детстве, отношениях в семье, друзьях. Уже через пару минут общения с ней мешающая жить боль прошла. Врач всё же направила меня к онкологу, и через час страхи вернулись вместе с болью; к счастью, всё обошлось.

Это был замкнутый круг: паническая атака со всеми вытекающими, полное отчаяние, поиск успокоения на форумах или разговоры с близкими, решение пойти к врачу, анализы, кошмар ожидания, опровержение смертельного диагноза, и меня снова отпускает на пару недель. Затем всё заново. Это был мой личный ад. Самое ужасное — ты никогда не знаешь, где и когда тебя настигнет этот кошмар. Но ты точно знаешь, что он обязательно повторится.

Тем временем в мою жизнь плотно вошёл интернет, я постоянно вбивала в поисковик запросы со своими симптомами — и, разумеется, находила подтверждение очередной смертельной болезни. Неприятные ощущения нарастали вместе со страхом, я рыдала, мне хотелось умереть и не мучиться больше — но одновременно было страшно оттого, что я уже умираю. Однажды вместо очередной статьи про рак мне попалась статья про ипохондрию, и начала вырисовываться картина происходящего.

Позже я наткнулась на форум ипохондриков — там мы общались, успокаивали друг друга, это приносило временное облегчение. Там были люди, которые избавились от этой дряни, они приходили и буквально умоляли обратиться всех к психотерапевтам, но почему-то все, в том числе я, пропускали эти сообщения мимо ушей. Есть несколько сайтов для общения на тему ипохондрии, но я не буду их советовать — на мой взгляд, ничем хорошим это не кончится. Да, вы сможете выговориться, даже почувствовать некое единение, но при этом прочитаете о новых симптомах и сразу же найдёте их у себя. Интернет для ипохондрика — злейший враг. Есть сотни тысяч статей, часто не имеющих реального отношения к медицине, где каждый симптом будет обозначать скорейшую кончину (как правило, это рак). Перестать гуглить симптомы очень сложно — это будто наркотик.

Конечно, помимо форумов у меня были подруги — оказалось, что одну из них тоже мучает ипохондрия. Для меня это было большим облегчением: мы успокаивали друг друга и поддерживали, было важно осознавать, что близкий человек способен по-настоящему прочувствовать твою боль. Но позже сработал тот же самый механизм, что и с интернетом: слушая про её симптомы, я начинала искать их у себя. Состояние ухудшалось, руки опускались. Порой жить не хотелось вовсе. Своему будущему мужу я не сразу рассказала о проблеме, но, когда мы решили съехаться, было глупо что-то скрывать. Я очень благодарна ему за поддержку — хотя Юре сложно было понять, что именно со мной происходит, он всегда был рядом.

После окончания института я сменила несколько работ. Какое-то время мне нравилось ходить в офис — я видела в этом жизнь и мне становилось легче. Коллегам я старалась ничего не рассказывать, думала, что меня сочтут «ненормальной» или предложат «найти какое-нибудь занятие». К слову, «какие-нибудь занятия» у меня были всегда: танцы, фотошоп, хендмейд, фитнес, бассейн, рисование, стихи и так далее. Я умела радоваться, но и в эти моменты мой личный ад был при мне, просто в спящем режиме. Когда я стала зарабатывать деньги, количество обследований увеличилось. Моя медицинская карта выглядит примерно как у моей бабушки. Врачи реагировали по-разному: в платных клиниках понимающе смотрели и назначали кучу анализов, в бесплатных — прописывали глицин и отправляли к психологам. Был момент, когда у меня болело буквально всё: горло, спина, колени, руки, грудь, голова, кости и мышцы.

Однажды на работе я остро осознала, как бессмысленно проходит моя жизнь. Тогда мне было лет двадцать шесть. По восемь-десять часов я находилась в офисе, у меня был хронический недосып, постоянная усталость, а ипохондрия только набирала обороты. Я подумала: «А жить-то когда?» Мне стало очень страшно, и я решила всё изменить: ушла из офиса, нашла удалёнку, начала учиться и занялась поисками психолога.

В течение года я сходила к двум врачам, но ни с одним не сложилось. Первый принимал в платной клинике общего профиля; расспросив меня о проблеме, стал что-то монотонно зачитывать с ноутбука и не вызвал доверия. Со вторым я общалась по скайпу, но после пары сеансов отказалась от его услуг — поняла, что нужен приём в кабинете. В итоге благодаря фейсбуку звёзды сошлись — уже полгода я прохожу психотерапию. Лариса, мой врач, выслушав всю жизненную историю, жалобы на ипохондрию, постоянную тревогу, появившуюся агрессию, неприятие себя и всего вокруг, на первом же приёме сказала: «Аня, это всё не ты». Эта мысль меня очень обрадовала — это и правда была не я. Позже мы расковыряли старые психологические травмы. С каждым приёмом мир переворачивался и светлое будущее казалось всё более реальным.

За последние полгода я многое поняла об ипохондрии: это не набор симптомов — это и есть симптом, следствие психологических травм. Тревожный сигнал из глубины сознания о том, что в какой-то момент что-то пошло не так. Психотравма может возникнуть по разным причинам: строгие родители, отношения с абьюзером, просто люди, которые неадекватно себя вели по отношению к вам (учителя, врачи, коллеги, друзья). Это важно понимать, так как часто у людей с понятием травмы ассоциируется что-то уж совсем невероятное вроде нападения маньяка.

Я пришла с запросом излечиться от ипохондрии и разобраться в своей жизни, но получила гораздо больше — настоящую себя. В моём случае механизм работал следующим образом: травмы спровоцировали постоянную тревожность, значительно усилили страх смерти и исказили картину мира до неузнаваемости. Всё это сопровождалось ипохондрией, плохим самочувствием и изменением поведения. Приступы стали случаться реже уже после пары месяцев терапии; позже мне пришлось столкнуться лицом к лицу со своими страхами, которых избегала много лет, и поработать с ними. Пришлось вывернуть себя наизнанку, но благодаря этому я собрала себя по кускам обратно в целостного человека.

Заканчивая эту историю, я бы хотела повторить фразу моего психотерапевта: «Пройдёт время, и эти события будут восприниматься будто плохой фильм, который ты когда-то давно посмотрела. И пересматривать его больше не нужно». Так и случилось. Сейчас от меня постепенно уходят воспоминания о том, каково это, быть ипохондриком сотого левела — но я знаю точно, что таких людей много. Я знаю, что из-за этой проблемы распадаются семьи, а люди могут находиться на грани самоубийства. С одной стороны, проблема в непонимании и неприятии со стороны окружающих. С другой — отсутствие осознания самими ипохондриками того, что это лишь тревожный сигнал, что они ни в чём не виноваты и нуждаются в психологической помощи.